Фрейд - Питер Гай

Мэтр был доволен, что анализ маленького Ганса не имел сомнительных преимуществ гипотезы. Клиническая картина оказалась осмысленной, а пациент соглашался с толкованием только тогда, когда оно подходило. Кроме того, Ганс преодолел свою тревогу и фобию. В коротком постскриптуме, добавленном 13 лет спустя, в 1922-м, Фрейд торжествующе рассказывает о встрече с повзрослевшим маленьким Гансом, который теперь был статным 19-летним юношей. Впоследствии Герберт Граф, вошедший в историю психоанализа под псевдонимом маленький Ганс, стал известным оперным продюсером и режиссером. Фрейд не мог не злорадствовать: мрачные прогнозы его критиков не сбылись. Они предсказывали, что психоанализ лишит мальчика невинности и разрушит его будущее. Теперь основатель движения мог всем сказать, что они ошиблись. Родители Герберта развелись, и каждый затем снова вступил в брак, но их сын выдержал это тяжелое испытание, а также без проблем пережил пубертатный период. Но особое внимание Фрейда привлекло замечание юноши, что, когда он читал свою историю болезни, ему казалось, что речь идет о другом, абсолютно незнакомом человеке. Точно так же Мартин Фрейд не мог вспомнить, что именно говорил ему отец, чтобы восстановить его самоуважение после унизительной сцены на катке. Замечание Герберта напомнило мэтру, что самый успешный психоанализ тот, о котором пациент забывает после окончания сеансов.

У Доры была истерия, у маленького Ганса фобия, а у «человека с крысами», еще одного классического пациента Зигмунда Фрейда, – невроз навязчивого состояния. Таким образом, он оказался подходящим объектом для включения в число опубликованных историй болезни пациентов основателя психоанализа. Нам известно, что Фрейд считал случай «человека с крысами» очень поучительным – точно так же, как и историю болезни Доры. Но этот пациент нравился ему намного больше: именно Фрейд неформально, с определенной долей приязни часто называл своего ставшего знаменитым пациента Rattenmann, что в дословном переводе означает «человек-крыса». Лечение началось 1 октября 1907-го и длилось меньше года – скорость, которую психоаналитики следующих поколений считали скорее захватывающей, чем умеренной. Фрейд же утверждал, что ее было достаточно, чтобы ослабить симптомы, от которых страдал «человек с крысами». Но против истории мэтр был бессилен. В примечании, добавленном в 1923 году, он с печалью заметил, вспоминая о грандиозной бойне Первой мировой войны: «Пациент, которому приведенный анализ вернул психическое здоровье, как и многие другие ценные и полные надежд молодые люди, погиб в Великой войне»[133].

В данном случае все обстоятельства были на стороне Фрейда. Эрнст Ланцер, 29-летний юрист, с самого начала произвел на основателя психоанализа впечатление проницательного человека с ясным умом. Ланцер рассказывал своему психоаналитику занимательные истории и привел уместную цитату из Ницше о победе гордости над памятью – Фрейд сам не раз с удовольствием цитировал эти слова. Симптомы навязчивого состояния у Ланцера были назойливыми и странными. По опыту Фрейд знал, что страдающие неврозом навязчивости могут быть чрезвычайно интересными личностями, с внутренними противоречиями и извращенной логикой. Они одновременно рациональны и суеверны. У них проявляются симптомы, которые скрывают и в то же время раскрывают свое происхождение. Их одолевают сводящие с ума сомнения. У «человека с крысами» эти признаки проявлялись ярче, чем у других: по мере того как шел процесс лечения, от рассказов пациента к толкованиям психоаналитика, от болезни взрослого человека к детским фантазиям, неудовлетворенным сексуальным потребностям и агрессивным желаниям, этот случай становился образцом трактовки неврозов навязчивых состояний, как их понимал мэтр.

Практика настоятельно требовала подобного образца. Как отметил сам Фрейд во введении к этой истории болезни, страдающих неврозом навязчивости лечить гораздо труднее, чем истериков: сопротивление, которое они оказывают в клинических условиях, бывает чрезвычайно изобретательным. Хотя «язык невроза навязчивости» зачастую лишен загадочных симптомов переноса, он, если можно так выразиться, «похож на диалект языка истерии». Усложняет задачу и тот факт, что страдающие неврозом навязчивости диссимулируют свое состояние, пока это возможно, и обращаются за помощью к психоаналитику только на далеко зашедших, запущенных стадиях болезни. Все эти обстоятельства, а также необходимость соблюдения врачебной тайны не позволили Фрейду полностью изложить историю болезни. Он мог предложить лишь «кусочки знания», которые сам считал не вполне удовлетворительными, хотя «к ним может присоединиться работа других исследователей». Фрейд написал это в 1909 году, но в наше время появились те самые другие исследователи, на которых он рассчитывал.

Если не считать нескольких любопытных отклонений, опубликованная Фрейдом история болезни представляет собой изложение заметок, которые он делал каждый вечер. При первом знакомстве пациент представился и изложил свои жалобы: страхи, что с его отцом и молодой женщиной, которую он любит, может произойти нечто ужасное, преступные импульсы, вроде желания убивать людей, и стремление покарать себя, например перерезать бритвой горло, а также навязчивое беспокойство, нередко по смехотворным мелочам, таким как уплата незначительного долга. Затем Ланцер согласился рассказать о своей сексуальной жизни. Когда Фрейд спросил, что может побудить его к разговору на данную тему, Rattenmann сказал, что, по его мнению, это соответствует теориям мэтра, о которых он, правда, практически ничего не знает.

На следующий день Фрейд объяснил «человеку с крысами» единственное условие психоанализа: пациент должен говорить все, что приходит в голову, даже если это кажется неприличным или бессмысленным. Соответственно, молодой человек начал рассказывать о друге, чьи советы он высоко ценит, особенно когда его мучают мысли о самоубийстве, а затем – как бы невзначай, по выражению Фрейда, перешел на сексуальную жизнь в детстве. Подобно многим первым сеансам психоанализа, такой выбор первоначальной темы – друг-мужчина и желание женщин – указывает на то, что будет постепенно открываться в результате анализа. Темы, которые затронул «человек с крысами», указывали на эпизодическое появление сильных гомосексуальных импульсов в детстве и подростковом возрасте, а также на еще более сильные, преждевременно развившиеся гетеросексуальные желания.

Вскоре стало очевидно, что сексуальная жизнь «человека с крысами» началась необычно рано. Он вспоминал красивую молодую гувернантку, которую увидел в легком, соблазнительном одеянии, а затем в мечтах ласкал ее. К сестрам он тоже испытывал сильный сексуальный интерес. Подглядывая за ними и играя с ними, он словно совершал инцест. Но вскоре маленький Эрнст заметил, что его сексуальное любопытство, в том числе непреодолимое желание видеть обнаженных женщин, ослаблялось «зловещим чувством», что подобные мысли необходимо пресекать, иначе произойдет нечто плохое, например, умрет его отец. Таким образом, уже на первой стадии лечения Rattenmann перекинул мостик от прошлого к будущему: его отец скончался несколько лет назад, но страх за него сохранился. В этом неприятном чувстве, впервые испытанном в шестилетнем возрасте и по-прежнему сильно беспокоившем «человека с крысами», он усматривал начало своей болезни.

Впрочем, основатель психоанализа поставил другой диагноз: событие, которое пациент пережил в возрасте шести или семи лет, является не только, как он думает, началом болезни, но уже и самой болезнью. Чтобы понять условия сложной организации нынешнего заболевания, полагал Фрейд, необходимо признать, что шестилетний мальчик, этот юный сладострастник, уже страдал «полновесным неврозом навязчивости, где налицо все существенные элементы», и вместе с тем оно есть ядро и прототип последующего недуга.

Это было многообещающее начало. Rattenmann продолжал свой рассказ, не сбавляя оборотов. Он поведал Фрейду о сильном переживании, которое заставило его обратиться за помощью к психоанализу. Во время военных учений он услышал, как капитан рассказывал об ужасном наказании, практиковавшемся на Востоке. В этот момент пациент вскочил с кушетки и попросил Фрейда избавить его от необходимости описывать подробности. Однако мэтр вместо этого преподнес ему краткий урок по технике психоанализа. Отвергнув обвинения в жестокости, он сказал, что не может дать то, чем не распоряжается. «Преодоление сопротивлений – это требование лечения». Единственное, что он может сделать, – догадаться о том, на что намекает пациент: приговоренного к наказанию связывали, а его ягодицы закрывали перевернутым ведром с крысами, и крысы – в этом месте пациент опять в ужасе вскочил – прогрызались… «В задний проход», – закончил за него Фрейд[134].