Сильванские луны - Натанариэль Лиат

и видел, как тот впился в девушку своими светлыми, отчаянными глазами. Почему? Почему он не пускает в ход своё волшебство? Боится за судьбу заложницы?..

Наконец переставшая биться, обмякшая у Рада в руках, царевна тихо проговорила:

– Но я люблю его.

Рад глубоко вздохнул.

– Хорошо, – сказал он спокойно. – Тогда я сейчас вас к нему отпущу.

Лексия словно ударили по затылку чем-то тупым и тяжёлым.

– Нет, – резко вмешался он. – Ты этого не сделаешь.

– Пожалуйста, не говори за меня.

Когда Рад начинал говорить таким тоном, Лексий сразу понимал, что спорить бесполезно. Он мог хоть захлебнуться своей злостью – ни одной косе было не одолеть этот камень.

– Мы должны вернуть её отцу, – напомнил он, стараясь не терять рассудок. – Ты понимаешь, что если мы этого не сделаем, то развяжем войну? Да, я знаю, Регина этого хочет, но ты! Неужели и ты тоже?!

Амалия переводила затравленный взгляд с одного горе-спасителя на другого. Сказать по правде, вся эта сцена с самого начала пошла как-то не так…

– Алексей, – произнёс Рад ровно и твёрдо, – ты ведь понимаешь, что, если большие люди хотят войны, война будет. В любом случае. Если есть причины, то повод всегда найдётся. Мы всё равно на вас нападём. От того, останется эта девушка тут или будет силой водворена домой, ровным счётом ничего не изменится – не считая того, что она будет несчастна. Лично я не вижу смысла её мучить. Ты ведь читал Достоевского, правда? Если высшую гармонию нельзя построить на одной-единственной слезинке ребёнка, то я тем более не хочу пытаться строить её на чьей-то сломанной жизни. Ты сам поступай как знаешь, но, правильное или нет, это моё решение.

Он посмотрел в глаза Амалии и обратился к ней:

– Только пообещайте мне взамен одну вещь. Всего одну, но твёрдо, ладно? Ваш отец очень о вас тревожится. Дайте слово, что вы лично свяжетесь с ним и всё ему объясните.

Глаза царевны вновь обратились к её возлюбленному; тот ответил ей коротким кивком.

– Обещаю, – сказала она.

Рад удовлетворённо кивнул.

– Хорошо.

Айду! Он же это не серьёзно! Он не может-!..

Лексий набрал в грудь воздуха, чтобы сообщить другу, что тот сумасшедший, но не успел: Рад выпустил Амалию из объятий.

Лексий ещё мог бы схватить её. У него было мгновение, которого хватило бы на то, чтобы произнести заклинание – или дотянуться до неё просто так. Он даже протянул руки, чтобы перехватить беглянку…

Но они вдруг отдёрнулись сами. Так пальцы безотчётно отдёргиваются от горячего чайника – ещё до того, как ты поймёшь, что обжёгся.

Лексию вдруг стало очень ясно, что если он попытается удержать её по пути к тому человеку, она взорвётся. Что заклинание, о котором им говорили, сработает – прямо сейчас, стоит ему только схватить её за руку. Это знание было таким же простым и верным, как знание о том, что человеку нужно дышать.

Царевна ветром в шуршащем платье пробежала через гостиную и бросилась к незнакомцу в объятия. Тот обнял её так крепко, словно больше не прожил бы без неё ни минуты. Амалия спрятала лицо у возлюбленного на груди, а тот поднял голову, и Лексий увидел, как изменилось выражение этих глаз: теперь в них серой сталью блестела угроза.

– Уходите, – глухо произнёс мужчина, и что-то в его голосе говорило, что теперь этот человек не будет просто стоять и смотреть.

Лексий мгновенно приготовился защищаться, но Рад сказал:

– Да, мы сейчас уйдём.

Его непоколебимое спокойствие обезоруживало, оглушало, лишало всякого шанса на сопротивление. Когда Радомир в самом деле развернулся и направился к дверям, Лексию не оставалось ничего иного, кроме как совершенно машинально пойти за ним следом. Если честно, в тот момент он на минуту перестал ясно понимать, что он делает. Доля абсурдности происходящего явно в разы превышала допустимую норму.

Когда Рад уже переступал порог, мужчина вдруг окликнул его:

– Подожди!

Рад обернулся.

Незнакомый волшебник смотрел на него, плотно сжав губы, и, кажется, напряжённо размышлял.

– Что мне для тебя сделать? – наконец спросил он дрогнувшим голосом. – Я могу колдовать… больше, чем другие. Я должен тебя отблагодарить.

Лексий чувствовал, что этот человек не блефует. Если на то пошло, при таком раскладе дать им уйти живыми уже само по себе сойдёт за благодарность… Лексий решительно не мог понять мотивов этого чудака: если он такой великий волшебник, то что мешало ему магией вырвать свою драгоценную Амалию из вражеских лап? Разве что…

Разве что он колдует за счёт её сил. У девицы ведь их немерено, им говорили, а он… Что, если без неё он просто-напросто не способен на волшебство? Чёрт! Почему самые нужные и важные догадки всегда приходят, когда уже поздно?!

Какое-то время Рад молчал. Когда тебе предлагают желание, всего одно, но любое, выбирать, наверное, непросто…

– Если сможешь, – наконец сказал Рад, – останови эту проклятую мельницу.

Человек одарил его внимательным взглядом и молча кивнул.

Тогда Рад развернулся и вышел.

Лексию ничего не оставалось, кроме как последовать за ним. Он понимал, что он побеждён. У них был шанс, они его упустили, и пытаться что-то исправить было бы самоубийством.

Ему дали задание, и он бездарно его провалил.

Незваным гостям дали беспрепятственно покинуть дом. По пути их провожали безразличные кошачьи взгляды. На крыльце дневной свет ударил Лексию по глазам и вернул его в реальность. Обогнав Рада, он резко остановился прямо перед ним, заставляя друга оказаться с ним лицом к лицу.

– Зачем? – с трудом выдохнул Лексий. – Чёрт тебя побери, зачем ты это сделал?

Рад без труда выдержал взгляд друга; ни один мускул у него на лице не дрогнул. Лексий ещё со школы знал, как любой гнев и любая обида разбиваются об его спокойную холодную броню.

– Я, кажется, уже объяснил, – бесстрастно сказал Рад.

Лексий устало опустил плечи и провёл ладонью по лицу.

– Ты хоть понимаешь, что́ это значит? Ты хоть понимаешь, что ты-…

И тут до него дошло: а ведь Рад не понимает. Он не знает самого главного. Не знает, что оставил в руках у неизвестно чего добивающегося колдуна не просто влюблённую в него дурёху, а существо, у которого больше волшебной силы, чем у кого бы то ни было из ныне живущих.

Лексий хотел было раскрыть Радомиру глаза на истинный смысл его поступка – но потом передумал. Человек перед тобой, несомненно, благородный и прекрасный, как показала жизнь, даже чуть более благородный и прекрасный, чем хотелось бы… Но он не только твой друг.