Великая иллюзия - Татьяна Юрьевна Степанова

костюмерша и гримерша Великой – считалась кем-то вроде прислуги. Она спала в переделанной кладовке, там же ночевала и мать Риги, бухгалтер, когда ей было поздно возвращаться в Новогиреево, – у них с Ригой имелась лишь комната в коммуналке… А у нас особняк – хрустальные люстры, как в Большом театре. Полный холодильник деликатесов из «Березки».

– Так, значит, ваша бабушка-экстрасенс утверждала, что прикончила Сталина, – подал голос Полосатик-Блистанов. – Я бы ей за одно это памятник поставил на Арбате как Герою Труда. А других она не пыталась отправить на тот свет, а?

– Таким способом, что описан в досье, кажется, нет. – Четвергов покачал головой. – Она в ту мартовскую ночь сама едва не умерла. Нам мать Мармеладки тихонько рассказывала, она в то время за ней ухаживала долго. Видимо, такие вещи не проходят бесследно для организма, Четвертый сам может погибнуть. Но другие случаи… я лично видел… Меня они и пугали, и вызывали восторг. Я был глупый жестокий мальчишка. Я не понимал, что все это не игра.

– Мармеладова нам сказала, что из всех вас только Регина располагала сильным гипнотическим даром и могла причинить им вред, – заметила Катя. – Факты, с которыми мы столкнулись – случай с ее невестой и сыном, – подтверждают это или же…

– Только не Даниил, нет! – воскликнул Четвергов. – Рига никогда бы… нет, нет! Мальчика своего она обожала, она бы и волосу не позволила упасть с его головы. А что вам еще наплела наша бедная Соня Мармеладка?

– Что вы изнасиловали Регину не в страсти, – ответила Катя, – а чтобы впечатлить Великую, что у вас есть дар подчинять, внушать чувства, даже когда вас отвергают.

– А, понятно… Сонечка в своем праве… Она, между прочим, старалась впечатлить Великую тем, что регулярно общается с Аделаидой как медиум. Прикидывалась проводником мертвецов. Знаете, она ведь долгие годы потом зарабатывала себе на жизнь именно таким способом. К ней приходили разные психопаты и просили вызвать с того света мужей, любовников, детей. Даже покойных компаньонов – спросить, где, в каких банках и офшорах те спрятали деньги. Полицейские тоже к ней обращались – кого-то там разыскать… Сейчас народ другой стал, ее бизнес накрылся медным тазом.

– А вы сами пытались впечатлить свою бабку, наряжаясь в костюм кабаре ее берлинской молодости? Андрогин-Четвертый – единство противоположностей? – Гектор кивнул на портрет Четвергова на стене.

– Мы старались каждый как мог. В моем случае налицо эпатаж. Возможно, на ваш взгляд, мы жили необычно… плохо, но мы были счастливы, хотя и страдали, соперничали… А потом счастье разрушилось. Когда ты взрослеешь и понимаешь, что ты никакой не Четвертый, а просто обычный среднестатистический парень… девчонка… Что ты как все… А то грандиозное, невероятное, но возможное, о чем ты мечтал с детства, к чему стремился, – только иллюзия… Это не ментальная ущербность, нет… Но, увы, такое разочарование… Почти крах. Я сумел выкарабкаться из-под тех обломков. Я нашел себе замечательное ученое хобби – палеоботанику. Девочки нет. Регина продолжала себя уверять, что она и есть истинный факир, и с этим жила. Мармеладка на подобном просто свихнулась.

– А маленькая Вера-Шмыга? – спросила Катя.

– Она нас всех ненавидела. А Великую еще и боготворила, и боялась. Только она не хотела самой себе в этом признаться. И протестовала. Она бунтарка по натуре. А пошла работать в тюрьму – сначала простой надзирательницей. Это ли не парадокс? Не потому ли, что там… в тюрьме ей проще было издеваться… нет, проявлять свои скрытые садистские наклонности в отношении заключенных?

– Если не вы убили Регину, кого вы подозреваете в ее смерти? – спросил Гектор. – Только не отвечайте, как в прошлый раз, враньем. Вы обещали нам всю правду после досье.

– Из нас четверых в юности пострадала лишь Соня Мармеладова, – ответил Четвергов после паузы. – Ее внешность… ее самооценка… ее разум.

– Нам сказали, что таким жутким способом, используя гипноз, Регина пыталась доказать Великой, что обладает исключительными способностями, – заметила Катя.

– Версия в воздухе витала, мы же были не слепые и не глухие, мы понимали, – на лицо Четвергова легла мрачная тень, делая его опять похожим на «гангстера» из старого фильма. – Но Регина клялась и Мармеладке, и ее матери, что она ни при чем. А принять версию, что это Великая так наказала свою маленькую ящерку, мы тоже были не в силах. И Мармеладка отказывалась верить. Как жить с таким? Сошлись, скрепя сердце, на том, что она сама себя изуродовала в истерическом припадке, так врачи решили в больнице… Долгие годы жизни Мармеладка уверяла в этом сама себя. Но вдруг произошли события в семье Риги – любовница Данилы отрезала себе пальцы. А потом и мальчик покончил с собой. И все случившееся напомнило Мармеладке о ее собственных увечьях, о ее судьбе, подняв такую бурю в ее безумном сердце… И жажду крови.

– Вы обвиняете Мармеладову в убийстве подруги?

– Я бы никогда вам такого не сказал. – Четвергов тяжко вздохнул. – Но я консультировался с юристами – ни одна психиатрическая экспертиза не признает Соню полностью вменяемой. В любом случае ей грозит не срок в тюрьме, а психиатрическая клиника. А она туда и так непременно попадет через несколько лет из-за ухудшения своего здоровья.

Глава 36. То, что скрыто

В Полосатовском отделе полиции, куда они приехали из Жаворонков уже поздним вечером, надо было спешно разбираться с текущими делами. Поэтому обсуждение услышанного отложили.

По нулевым результатам обыска Аллу Тюльпанову, вернувшуюся из больницы, следовало отпустить. И капитан Блистанов так и поступил. Ее сестру Веру Резинову предстояло тоже отпустить, основания для задержания имелись лишь в отношении ее мужа, которого оставили в тюремной больнице. Пока капитан Блистанов оформлял все документы, Катя спросила Веру Резинову:

– Это правда, что вы, когда гостили в доме на Арбате, делили одну детскую со Стасом Четверговым?

– Кто вам сказал? – Толстая кубышка, бывшая тюремная надзирательница Вера внезапно вспыхнула как маков цвет.

– Сам Четвергов, – ответила Катя.

– Помнит, значит, пацан… Да, правда. Великая привела меня в детскую в первый раз – мы только из Сочи вернулись, и объявила – будете здесь обитать вместе, он в роли старшего брата станет заботиться о тебе.

– И Стас о вас заботился?

– Нет. Он меня в упор