Православная монархия. Национальная монархия в России. Утопия, или Политическая реальность - Владимир Ларионов

В свете перечисленных фактов для думающего человека нет ничего поразительного в том, что Московская Патриархия столь долго не желала канонизировать Царственных мучеников. Увы, но грех цареотступничества — и это глупо скрывать — в наибольшей степени разъел именно эту, бывшую под тотальным прессингом властей, «юрисдикцию», что заставляет еще раз с горестью вздохнуть о многих замечательных батюшках и монахах, волею земных судеб вынужденных пребывать в церковной организации Московского Патриархата, находившегося в болезненном советском и постсоветском состоянии.

Для более точного диагноза того состояния, в котором сейчас пребывает Русская Православная Церковь всех без исключения юрисдикций, мы должны вернуться к кровавым событиям 1917 года. Вследствие политического заговора не только от государственной, но и от церковной жизни был устранен, а затем и ритуально убит Православный Царь. Поместный Собор Русской Православной Церкви, проходивший под государственной защитой заговорщиков из Временного правительства, фактически молчаливо оправдал злодеев. Избрание патриарха Тихона автоматически обращало на его главу церковную анафему и Соборную клятву 1613 года, данную русским народом на верность до скончания времен царям из рода Романовых как Помазанникам Господним, священным Возглавителям и хранителям Церкви и народа Божия. Патриарх искупил этот грех своей мученической кончиной, но на всех нас лежит тяжким бременем клятвопреступление наших дедов и отцов, всего Поместного Собора!

Современный мыслитель, укрытый под псевдонимом Николай Козлов, пишет: «Цареотступничество духовенства и монашества положило начало клерикальной революции, приведшей к устранению из церковно-канонической практики всего царского чина в лице Царя, назначаемой им синодальной оберпрокуратуры и носителей проистекающего из царской воли ктиторского ставропигиального права, к уничижению достоинства народа Божия как «царского священия», «царей и иереев Богу» (Ап. 1, 6). Древние права избрания и назначения священников и епископов, созыва церковных соборов, церковного суда и приношения жертвы, принадлежавшие в Церкви совокупно народу Божию и реализовывающиеся исключительно Священной особой Православного Государя, были революционно узурпированы клиром. С октября 1917 года произошла вторичная узурпация. С того момента Совет по делам религии большевистской власти решал все канонические вопросы церковного строительства и жизни — смещение и назначение епископов и священников, регламент и порядок уставных богослужений. Традиции большевистского «синода» живы и поныне. В церквях Московской Патриархии из уставных богослужебных текстов вымарываются любые напоминания о священном праве Царей возглавлять и направлять церковную иерархию. «Лишенная каноничного иерархического чиноположения в Церкви по царскому чину, имеющему свою каноническую иерархию, возглавляемую и утверждаемую Священной Особой Православного Государя, благочестивый мирянин, сын Церковный и государев богомолец оказался бесправным субъектом церковно-канонических отношений, утратив принадлежащее ему каноническое достоинство ревнителя веры и благочестия, защитника и хранителя Святой Церкви…» Симфония царской и священнической власти в управлении Церковью Христовой, народом Божиим, составлявшее каноническую основу церковной жизни, оказалась разрушенной», — справедливо определяет нынешнее трагическое положение Русской Церкви Н. Козлов. Отделение Церкви от государства на практике вылилось в «профанирование» и революционную ломку всех канонов, упразднение государева чина из церковно-канонических отношений, имевшее началом и концом вероотступничество духовенства, выразившееся в умалении, а затем и в полном отрицании экклезиологического и канонического значения власти помазанника Божия, Православного Царя.

Автор этих строк был свидетелем того, как несколько лет назад в Белоруссии, при освящении храма в городке Крайске в честь св. Николая Мирликийского и св. Царя Николая и его семьи, митрополит Владимир, Экзарх Белой Руси, в слове на освящение храма сказал, что актом прославления Царя в сонме святых Московская Патриархия «отнюдь не реабилитирует монархию». Митрополит Крутицкий и Коломенский Ювеналий, бывший председателем Комиссии по канонизации святых и председателем комиссии по наследию о. А. Меня, заявил накануне прославления Царственных мучеников, что канонизация Царской семьи не означает канонизацию монархии. Эти два указанных иерарха, Бог им Судия, даже и не подозревают о том, что монархия не нуждается в какой-либо реабилитации. А вот многие из высшего священноначалия в духовной реабилитации нуждаются остро.

Впрочем, это наследственная болезнь и грех нашей церковной иерархии, корнем своим имеющая февральское предательство законного Царя. Тогда члены Св. Синода, ни один из которых не был в прошлом революционером, а все как один якобы стояли на страже Веры, в столь трудный для России час единодушно утверждали, что изменения, сделанные ими в богородничне в начале утрени, определены тем, что Временному масонскому правительству повелела править… Сама Пресвятая Богородица!

Необходимо вспомнить и внесенные по инициативе этих иерархов правки в дореволюционные печатные богослужебные книги, которые сохранились в храмах, не закрытых богоборцами. «Справщики» старательно вымарывали слово «Царь», причем и применительно к Царю Небесному, и делали это отнюдь не большевики или скрытые чекисты.

Для сомневающихся напомним, что на языке Священного Писания Царь называется помазанником или Христом Господним соответственно одному из трех священных достоинств Иисуса Христа как архиерея, пророка и царя, прообразом или живым изображением которого является в Ветхом и Новом Заветах ветхозаветный или Православный Царь. Учение Церкви о священном достоинстве и особом месте и значении в деле Божественного Домостроительства Православного Царя закреплено в церковных канонах и анафематизме, читаемой в неделю Православия: «Помышляющим, яко Православнии Государи возводятся на Престол не по особливому о них Божию благоволению и при помазании дарования Святаго Духа к происхождению великого сего звания в них не изливаются, и тако дерзающим противу их на бунт и измену: анафема, анафема, анафема».

Без какого-либо соборного определения отказавшись от молитвенного возношения имени свергнутого Государя, сначала пореволюционный Синод, а затем и Поместный Собор 1917–1918 гг. оказались вне канонического общения в его мистической полноте с Русской Православной Церковью, исстари анафематствовавшей изменников Священной Монархии. Этот страшный грех лег тяжким грузом не только на «сергианствующий» Московский Патриархат, но и на Зарубежную Церковь, хотя, конечно, в несколько меньшей мере. В этом корень того парадоксального явления, когда все епископы Зарубежной Церкви, так или иначе оказавшиеся после Второй мировой войны в пределах СССР, были лояльны советской власти. Ни один «зарубежный» епископ, попав в зону влияния оной власти, не отличился исповедничеством, которое они же требовали от простого священства Московской Патриархии, как неоднократно указывал на этот прискорбный факт Никита Струве.

В учет ими не принималось даже и то, что каноническая незаконченность (если не всецелая незаконность современной структуры Московской Патриархии во главе с Патриархом) заключается, между прочим, и в том, что канонические симфонические отношения между царской и священнической властью в управлении Церковью нуждаются во взаимном утверждении их легитимности. Царь назначает патриарха, которого рукополагают епископы, а патриарх миропомазует на царство законного Царя, который сам в присутствии народа и синклита собственноручно возлагает на свою главу царский венец в знак божественной инвеституры царской власти, которая не передается, а только утверждается молитвами первосвященника. «Священное достоинство царского чина имеет начало в боговенчанном Царе как в своем плотоносном священноначальнике, передаваясь от самого Царя царскому синклиту и иерархически до последних государевых людей и подтверждается молитвами Церкви», — пишет Н. Козлов.

Лишь на последнем, уже тайном совещании 15 августа 1918 года участники Поместного Собора смогли четко определить те границы, в которых Церковь готовилась существовать в условиях богоборческой власти, после зверского ритуального убиения Царской семьи. Эта Истина должна была стать путеводной нитью для всех, кто готов в труднейших условиях внешней тьмы держаться верной Православной стези.

Архимандрит Константин Зайцев писал в Русском Зарубежье: «…Два положения, определяющих сознание Русского Православия, получили ясную формулировку. Во-первых, Церковь отказывается от каких-либо суждений о своем будущем, почему в силе полной остается только вопрос о верности Церкви в ее исходной преемственности. Во-вторых, не имеет Церковь суждения применительно к современности и о гражданском сознании русского человека, и требует Церковь от каждого русского человека только одного: не действовать во вред истинной Церкви. Другими словами, Церковь, оставаясь в своей исходной преемственной подлинности, отчуждает себя от вновь возникающего мира, а от русского человека, таковым желающим остаться, требуется только одно: осознания себя верности Церкви именно этой, исходной, в своей преемственности сохранившейся и принципиально отчуждившейся от современного мира. Перед нами идеология катакомбная!»