Православная монархия. Национальная монархия в России. Утопия, или Политическая реальность - Владимир Ларионов

Лишь на последнем, уже тайном совещании 15 августа 1918 года участники Поместного Собора смогли четко определить те границы, в которых Церковь готовилась существовать в условиях богоборческой власти, после зверского ритуального убиения Царской семьи. Эта Истина должна была стать путеводной нитью для всех, кто готов в труднейших условиях внешней тьмы держаться верной Православной стези.

Архимандрит Константин Зайцев писал в Русском Зарубежье: «…Два положения, определяющих сознание Русского Православия, получили ясную формулировку. Во-первых, Церковь отказывается от каких-либо суждений о своем будущем, почему в силе полной остается только вопрос о верности Церкви в ее исходной преемственности. Во-вторых, не имеет Церковь суждения применительно к современности и о гражданском сознании русского человека, и требует Церковь от каждого русского человека только одного: не действовать во вред истинной Церкви. Другими словами, Церковь, оставаясь в своей исходной преемственной подлинности, отчуждает себя от вновь возникающего мира, а от русского человека, таковым желающим остаться, требуется только одно: осознания себя верности Церкви именно этой, исходной, в своей преемственности сохранившейся и принципиально отчуждившейся от современного мира. Перед нами идеология катакомбная!»

Конечно, и такой уход от мира не спас катакомбную Церковь от жесточайших преследований извне и от еретических крайностей внутри. Но тем не менее именно принципиальная сокрытость истинной Церкви в священных водах Светлояра призывает нас не кочевать по плотским и зримым юрисдикциям, а быть верными прихожанами истинного Храма, православной общиной града Китежа.

Однако что же было делать всем тем благородным русским людям и верным пастырям, которые силою обстоятельств стали клириками и прихожанами Московской Патриархии, находящейся под Советами, или иной юрисдикции, когда литургическая практика их свидетельствовала об отступлении от монархического предания исконной Греко-российской Церкви?

Для очень многих «метания духа» были излечены словами архимандрита Константина Зайцева, писавшего: «…вопрос этот был очень острый — я знал, что, оставаясь со своей паствой, что было по прямому завету Христа в Евангелии, я тем самым фактически переходил из общения с Зарубежной Церковью ко прямому и непосредственному общению с Русской Церковью Патриаршей, с Московской Патриархией. И когда для себя я этот вопрос решил, то я понял, что это был принципиальный вопрос — о том, что Божественная благодать Евхаристии, то есть Причастия, выше церковных юрисдикций, то есть подчинения тому или иному Синоду, Собору или епископу. Уже встав на этот путь, я с него не сходил и никогда не сошел, потому что Церковь была для меня выше, чем земные пути. Божественная природа Церкви, выражающаяся в иерархии и в таинствах, была для меня выше, чем человеческая природа Церкви, которая может иногда ошибаться… я сказал открыто и прямо владыке Иоанну (святой Иоанн Шанхайский. — Авт.), что я не могу по совести своей бросать камнем, как это делали многие в Зарубежье, в Русскую Православную Церковь, ее Патриарха и ее иерархов. Знаете, что он мне сказал? Он мне сказал: «Я каждый день на проскомидии поминаю патриарха Алексия. Он патриарх. И наша молитва все-таки остается. В силу обстоятельств мы оказались отрезаны, но литургически мы едины. Русская Церковь, как и вся Православная Церковь, соединена евхаристически, и мы с ней и в ней. А административно нам приходится, ради нашей паствы и ради известных принципов, идти этим путем, но это нисколько не нарушает нашего таинственного единства всей Церкви».

Давайте же и мы не нарушать таинственного единства Церкви, помня, однако, что она началась в Вечности и в ней же имеет свое продолжение. И видя, как современные иерархи, пренебрегая большинством нашей Церкви, взирающим на нас из Вечности, рвут нити таинственного единства, бесстыдно разоряя каноны и предавая забвению священные предания, мы имеем полное право если не бросить камень, то уже поднять его с земли и пригрозить. Если же сомнительная догматическая верность «патриаршей» воле и навязанная «социальными доктринами» дисциплинированность паствы для нас важнее преданий церковных, то мы что угодно, но не Православные Христиане.

Сегодня, как никогда раньше, мы видим реальную возможность осуществления того, о чем говорил православный американец Серафим (Роуз): «Все церковные организации в конце концов поклонятся антихристу». Растолковывая эти слова, он говорил, что «Церкви, в силу того, что являются организациями (не как мистическое Тело Христово!), вынуждены будут подчиниться единому мiровому руководителю, чтобы быть «признанными им для продолжения своего существования». Тем самым, по словам о. Константина Зайцева, «верность Христу принимает формы уже исповеднические», и «подвиг Русскости», орденский по своей сути, т. к. по силам лишь избранным, становится подвигом рыцарской верности Вере отцов, «готовой обратиться в мученичество».

Но вернемся к историческим истокам тяжкой болезни нашего церковного нестроения. Предательство Государя фактически всей иерархией Русской Церкви в марте 1917 года, юридически закрепленное формулой умолчания о свершенном преступлении на Поместном Соборе, имело трагические последствия для духовного здоровья всего русского народа. История становления Московской Патриархии тяжелым грузом лежит на совести всех православных людей, прихожан «патриархийных» храмов, к которым принадлежит и автор данной книги, и требует от нас сугубой метанойи.

Вначале будущие первые лица «патриаршей иерархии» дружно отпали в ересь обновленчества. Увидев, что обновленцы пользуются поддержкой советской власти, их тотчас же признали. Таковыми отступниками оказались митрополит Владимирский и Шуйский Сергий (Страгородский), архиепископ Евдоким (Мещерский) и епископ Костромской и Галический Серафим (Мещеряков). 16 мая 1922 г. ими был опубликован «Меморандум трех», где выражалось полное признание обновленческого ВЦУ как единственной канонически законной Верховной Церковной Власти, все распоряжения которой законны и обязательны. К этой группе примкнул и епископ Ямбургский Алексий (Симанский) — будущий советский Патриарх. Следующим этапом отпадения от Церкви явилась знаменитая декларация 1927 года митрополита Сергия (Страгородского), которую часто рассматривают в отрыве от обновленческой ереси вышеуказанных апостатов, что в корне неверно. Декларацию о верности большевикам-христоборцам, кроме митрополита Сергия, подписали члены созданного совместно с НКВД (и без согласия епископата, т. е. незаконным путем) «Синода» Патриархии: митрополит Тверской Серафим (Александров), известный как прямой агент НКВД; архиепископ Вологодский Сильвестр (Братановский) — «бывший обновленец»; архиепископ Хутынский Алексий (Симанский) — тоже, как Сергий и Сильвестр, присягнувший обновленцам и вновь пришедший к Патриархии, естественно, через «покаяние»; архиепископ Самарский Анатолий; архиепископ Звенигородский Павел — управляющий Псковской епархией, пришедший из старообрядческой секты «беглопоповцев»; епископ Сумской Константин — управляющий Харьковской епархией; епископ Серпуховской Сергий. Всего — девять человек. Против «Декларации» и такого «Синода» выступило подавляющее большинство (многие десятки) архиереев, находившихся в России: в тюрьмах, лагерях и ссылках, откуда почти никто из них не вернулся.

Если «Декларация» Сергия и спасла чьи-нибудь жизни, то только его самого и узкого круга приближенных к нему лиц. Репрессии против духовенства продолжались после «Декларации» с невиданной силой.

В 1935 году из тюрьмы вышел законный местоблюститель патриаршего престола митрополит Петр, которому Сергий обязан был передать все церковное управление.

По свидетельству о. Льва Лебедева, Сергий пишет письмо в НКВД, где предупреждает чекистов, что в случае перехода власти к Петру «рухнет здание сотрудничества» Церкви и советской богоборческой власти. Через несколько дней митрополита Петра опять арестовали и в 1937 году расстреляли.

Всякому честному человеку понятно, что от подлинной и законной церковной власти Московской Патриархии, какой она была сразу после смерти патриарха Тихона, откололась группа во главе с Сергием. Многие из группы Страгородского затем еще горько пожалеют о своем легкомысленном конкордате с Советами, который, логикой вещей, заставлял их уступать одну позицию за другой, часто идя на крайне сомнительные сделки с собственной совестью.

В 1927 году епископ Ижевский Виктор (Островидов) писал по поводу «Декларации» (Послания) Сергия так: «…От начала до конца оно исполнено тяжелой неправды и есть возмущающее душу верующих глумление над Святой Православной Церковью и над нашим исповедничеством за истину Божию. А через предательство Церкви Христовой на поругание «внешним» оно есть прискорбное отречение от Самого Господа Спасителя. Сей же грех, как свидетельствует слово Божие, не меньший всякой ереси и раскола, а несравненно больший, ибо повергает человека непосредственно в бездну погибели…»