Дети города-героя - Ю. Бродицкая

моторов, от человеческих голосов…

…Когда именно это произошло — летом или ранней осенью, не так, в общем, важно. Да и вспомнить точные даты теперь трудно. Но только Василий Васильич ходил уже тогда в бригадирах и отвечал не только за себя, за свою работу, но и за всю свою многоголосую, шумную мальчишескую команду.

Голодать к тому времени ленинградцы перестали. И подростки не выглядели больше такими страшными призраками, какими были в первую пору блокады. Они и теперь оставались рабочими, на плечи которых легла вся ответственность за снабжение фронта оружием. Но рабочие эти снова становились похожими на мальчишек, у которых серьезное легко сочеталось с ребячьим.

В ясный солнечный день недалеко от завода милиционер, стоявший на посту, увидел невысокого парнишку на роликовом самокате.

Так приятно было снова увидеть в Ленинграде мальчишку, который в состоянии не только ходить, но и кататься на самокате, что зрелище это вызвало на лице постового радостную улыбку. Но раскатывать на самокатах по мостовой было все-таки нарушением порядка. Постовой свистнул и снова улыбнулся. Подумать только, все совсем как когда-то, до войны. Парнишка нехотя остановился. Приготовился выслушать скучную нотацию. Но в это время мальчишку окликнули.

Высокий человек подошел к нему. Сказал озабоченно:

— Вон ты где, Василий Васильич. А на заводе тебя ждут. Корреспондент из газеты пришел. Хочет с тобой говорить.

Постовой глянул на парнишку удивленно и вдруг козырнул уважительно. Да ведь это тот паренек с плаката…

Пока шли к заводу, Василий Васильич попросил угрюмо:

— Только никому ничего не говорите. Ладно?

Мастер обещал. Но все-таки кому-то сказал «по секрету». Так, «по секрету», об этом узнали все на заводе. А чуть позже история с самокатом докатилась и до газет. Ленинградцы посмеивались. Подумайте только: Василий Васильич — и вдруг на самокате… Но посмеивались добродушно. Всем было радостно, что мальчишки снова становятся мальчишками.

Впрочем, самому Василию Васильичу было уже не до этой истории. Его бригада оставалась на прежней работе. Подучились теперь ребята, без него на участке справятся, а он… Ему поручили другое важное задание. Пулемету нужно было дать, как объяснял он сам, хорошую прицельность. Стрелять пулемет стреляет. Этого уже добились. Но важно было еще, чтобы попадали из него точно в цель. Василию Васильичу поручили выверку прицельной линии. Это была кропотливая и ответственная работа. Теперь за Василием Васильичем оставалось, что называется, решающее слово. Ведь его операция последняя. После нее нужно было сделать только отстрел по мишени.

Когда первый пулемет повезли показать в Штаб обороны города, с завода не уходил никто. Все волновались. Каким-то он окажется, их первенец? Первенец оказался удачным и обратно на завод вернулся из Смольного полноправным гражданином. Не только с именем, но и с фамилией. До сих пор его называли в цехах просто «максимом». Теперь он стал «максимом-ленинградским».

…В машине холодно. Дует резкий ветер. Василий Васильич зябко кутается в теплый ватник и с опаской поглядывает туда, где стоит «максим-ленинградский». Снять бы ватник и закутать в него «максимку». Но мальчишеская боязнь показать свои чувства удерживает его.

«Максим-ленинградский»! Сколько раз, бывало, сутками не уходил он из цеха, чтобы побольше появилось на свет заводских «максимов». Мастер не однажды уговаривал его пойти отдохнуть: «Нельзя ведь так, без передышки». Но Василий Васильич упрямо мотал головой: «Мне нельзя. А им можно?..»

Тогда мастер молча отходил в сторону. Он понимал: «им» — означало тем, кто сражался на фронте.

И вот теперь делегация с завода едет «к ним», на фронт, на передовую. Едет не с пустыми руками. В подарок своим подшефным делегаты везут два станковых пулемета.

Воинская часть, в которую они везли своих «максимов» занимала позиции у Пулковских высот. Но, уже не доезжая «Электросилы», у делегатов стали проверять документы. За виадуком «тыл» кончался. Начиналась линия фронта. Теперь Петроградская сторона и впрямь показалась Василию Васильичу глубоким тылом. Ну, а то что и на Петроградской падали бомбы и рвались снаряды, так ведь на то и война.

Делегатов встречали на второй линии обороны. Здесь им пришлось задержаться до темноты. Позже, когда стемнело, они не на машине, — на телеге стали пробираться к переднему краю.

Увидев запряженную в телегу лошадь, Василий Васильич замер от волнения. Подумать только, как давно это было, когда он в последний раз ездил на лошади. Правда, та лошадь, дома, в деревне, была совсем не такой, какую увидел он здесь, но все-таки это была настоящая лошадь.

— Блокадница! — с грустью сказал о ней кто-то.

— Живая лошадь! — с восторгом произнес другой.

И хотя лошадь была невероятно худа и стара, все поняли, какой смысл был вложен в два этих слова — живая лошадь! Лошадь, которую не съели той самой, голодной зимой. Это было удивление перед чудом.

Отвлекло от лошади неприятное событие. В дороге обнаружили, что в штабе подшефной части забыли вписать в пропуск Костю Никитина. Телегу остановили. Как быть? Всем вернуться обратно? Но на передовой их уже ждут. Отправить обратно одного только Костю?..

Забыв о достоинстве делегата, Костя ревел белугой. Еще бы! Добраться до самого фронта — и не побывать на передовой… Время от времени он утирал слезы и говорил упрямо:

— Высадите — все равно побегу за вами.

Руководитель делегации Макаров, партийный секретарь завода, отлично понимал, что слова эти были не пустой угрозой. Кто-кто, а уж он-то успел узнать, на что способны его мальчишки. Да и как его отпустишь, одного, в двух шагах от передовой…

Выход предложил Василий Васильич:

— Не диверсанта везем. Своего. Зароем в сено поглубже. Проскочит.

Макаров поморщился, но согласился.

Зарыли Костю в сено, поехали дальше. И просчитались. Ближайший часовой штыком нащупал в сене что-то мягкое. Мягким оказался, правда, не сам Костя, а ватные штаны, в которые он облачился. Но вылезать из-под сена пришлось.

Часовой был поначалу строг и неприступен. Потом, узнав, что «нарушитель» везет на передовую два «максима», помягчел. Связался с начальством. Пропустил делегацию. Только сказал на прощанье сурово:

— Прятаться вот не к чему было. Если совесть чиста, зачем человеку таиться?

Макаров поддержал часового:

— Насчет пряток сглупили, конечно. — Потом добавил: — Так ведь верно говорят: с кем поведешься, от того наберешься. Ребятишки еще, ну и поиграли…

Пока ехали до переднего края, совсем стемнело. В воздух то и дело взлетали ракеты. Слышались орудийные выстрелы. Но все это было слишком хорошо знакомо делегатам и не пугало их. А потом… Потом началось самое главное — гостям предложили пострелять из пулемета. Из пулемета! На фронте! Мечта сбывалась.

Первым Макаров