Дети города-героя - Ю. Бродицкая

может, на фронт собрались? Так там и без вас жарко.

— Нет, дяденька, мы не на фронт, — сказал Женька. — Мы правда домой.

— А где вы были?

— А мы к маме ходили, она у нас на казарменном, — вдохновенно продолжал Вася Женькино вранье.

— А с кем же вы живете?

— С бабушкой.

— Ну смотрите, шкеты. Без глупостей.

И милиционер пошел дальше.

— Первый пост проскочили, — еле выдохнул Вася.

— А много их, постов этих? — спросил Женька.

— Я почем знаю. Чем ближе к фронту, тем, наверно, больше. Ничего, проскочим. Ты только не трусь, Женька.

— Я не буду трусить, Вася, не буду. Только знаешь, я замерз совсем. Давай сегодня не до самого конца доходить. Давай еще немножечко пройдем и будем лестницу искать, а, Вася?

— Ну ладно, пошли искать какой-нибудь дом.

Дом искали недолго. Было уже совсем темно.

Толкнулись в какую-то дверь, поднялись на четвертый этаж.

Внизу послышались шаги. Кто-то поднимался вверх. Вот он прошел второй этаж, третий.

Вася потянул Женьку за рукав.

А тот, нижний, прошел четвертый этаж и все продолжал подниматься.

Вдруг он остановился.

Чиркнул спичкой.

Ребята замерли…

Через несколько часов Вася с Женькой, накормленные и отогревшиеся, уже спали в своих кроватях.

Маечка Евтихеева

У нее глаза взрослого… Трое суток девочка просидела запертая в комнате с умершей матерью, у которой под подушкой был ключ от двери. Маечка боялась его взять.

— Собирайся, девочка, пойдем, — сказали ей люди, взломавшие дверь.

— Куда?

— В другой дом, там тебе будет хорошо.

— А сюда я вернусь?

— Вернешься, но не скоро. Возьми, что тебе нужно.

Маечка достала из шкафа простыню и стала в нее складывать вещи. Платьице, летняя шляпка, кукла, несколько книжек.

Сложив и увязав узел, девочка села на стул и задумалась.

Потом подняла узел, подержала его некоторое время, положила на место и стала развязывать. Развязала. Вынула из него все. Потом подошла к книжному шкафу, достала четыре пухлые папки.

— А это что? — спросили у Маечки.

— Папина диссертация. Он просил ее сохранить. Он писал ее три года, нельзя, чтобы она пропала. Мама все книжки сожгла, а диссертацию все время откладывала. Вы не думайте, я донесу, я возьму санки и на санках довезу.

— Хорошо, девочка, возьми санки.

Когда выходили из квартиры, один из взрослых хотел помочь Маечке и взял узел с диссертацией.

— Не надо, я сама, — сказала девочка. С большим трудом она спустилась с третьего этажа.

Внизу, во дворе, Маечка положила узел на санки. Но санки она смогла дотащить только до улицы.

Не смогла Маечка и сама идти. Ее посадили на санки, узел положили на колени. Всю дорогу до приемника она крепко обнимала его. Там было самое важное, самое дорогое, что у нее оставалось. На это у нее еще хватало силы.

Из жизни малышей

Была у нас в приемнике своя концертная бригада. Ездили ребята в госпитали, на заводы, в воинские части.

Везде их хорошо принимали, везде им с восторгом аплодировали.

И, конечно, везде кормили.

Две дошкольницы, Муся и Люся (фамилии их уже не помню) — непременные участницы всех концертов.

Малыши прелестно танцевали.

И вот как-то перед очередным концертом провожаю бригаду и шучу:

— Снять их с питания, все равно в госпитале накормят.

Малыши восприняли всерьез. Когда вернулись из госпиталя, пришли ко мне в кабинет. Вошли, стоят у двери, мнутся.

— Что вы, девочки?

— А если не будет в другой день выступления, кто же нас тогда будет кормить?

Установили хороший обычай: отмечать день рождения ребят. Новорожденный накануне заказывал себе на завтра меню, а группа готовила ему какой-нибудь вкусный подарок.

Обхожу вечером спальни. Слышу какие-то всхлипывания. Подхожу — пятилетний Миша Шурховский лежит, плачет.

— Что с тобой, Мишенька?

— Да, Татьяна Александровна не разрешает мне завтра опять быть именинником!

Старшие помогали малышам. Готовили с ними уроки, ходили на прогулки. Но особенно их помощь нужна была по утрам: одевали малышей, умывали, девочкам заплетали косы.

Перед летом врачи решили остричь всем малышам волосы. Все-таки воды и в городе в достаточном количестве не было, а тут предстояло выезжать на дачу.

И вот вваливается в кабинет делегация старших девочек. Впрочем, какие там они старшие, это у нас они старшими были, просто девчонки двенадцати-тринадцати лет. И — с места в карьер!

— Не надо стричь косички малышам!

Прямо категорически требуют.

— Это еще почему?

— Как же тогда шефскую работу выполнять?..

— ★ —

Спортплощадка школы № 317

Силами школьников

Еще недавно эта площадка представляла собой настоящую свалку: битый кирпич, стекло, ржавое железо.

Ревностно взялись за очистку площадки учащиеся 317-й мужской школы. Участвуя вчера в воскреснике, мальчики 5-го и 6-го классов расчистили площадку для крокета и прилегающую к нему большую территорию — под другие игры.

Особенно старательно работали Коля Барашков, Толя Шмарыго и другие…

(«Смена» № 96, 15 мая 1944 г.)

А. Крестинский

Дневник Харри Эзопа

Этот дневник читать трудно. Еле разбираешь стершиеся от времени карандашные записи. Да и карандаш-то жесткий — рвал бумагу, а не писал.

Вот записи постепенно слабеют, сливаются с белой бумагой… А дальше, страница за страницей, — одни голубые линейки, и к ним никогда уже не прикоснется ничье перо.

Харри Эзоп умер от истощения 25 марта 1942 года.

Он жил в центре Ленинграда, неподалеку от Литейного моста. Хороший товарищ, заботливый сын — об этом говорит его дневник. Очень любил рисовать. Сочинял стихи.

Это была семья с крепкими революционными традициями. Мать Харри когда-то была связной выдающегося эстонского революционера Виктора Кингисеппа. Дед и бабушка работали в большевистском подполье буржуазной Эстонии.

Тяжело, больно читать дневник Харри. И все-таки дочитайте его до конца. Это дневник мужественного человека. Читая его, понимаешь: город, обреченный фашистами на медленную смерть, выстоял не случайно.

* * *

…Не забуду, не забудем, не забывайте всего того, что мы пережили, переживаем.

1942 год! Наступил Новый год! Можно надеяться, что этот год будет лучше, чем прошедший год. Теперь все идет к лучшему, хлеба уже прибавили, получаем уже двести граммов в день, надеемся, что скоро еще прибавят. Трамваи, троллейбусы не ходят, нету электричества, вчера ходил на завод мамашин за карточками, пешком на Выборгскую сторону, помучился порядочно, пока добрался, получил и домой пришел. Мать тяжело больна (грипп, бронхит), лежит уже почти месяц. Тяжело, но ничего не поделаешь. Переживем! Перетерпим!

Уже темнеет. Шесть часов вечера, а я уже раздеваюсь, ложусь (раньше в одиннадцать