Литературные вечера. 7-11 классы - Надежда Пестрякова

Гроссман беспощаден в изображении ужасов войны. Сцена казни евреев в газовой камере одного из фашистских лагерей описана автором с шокирующей достоверностью.

Седьмой чтец :

… Все плотнее становилась толпа в камере, все медленнее стали движения, все короче шажки людей. <…>И голый мальчик делал крошечные бессмысленные шажки. Кривая движения его легкого маленького тела перестала совпадать с кривой движения большого и тяжелого тела Софьи Осиповны, и вот они разделились. Не за руку надо было держать его, а вот так, как эти две женщины – мать и девушка, – судорожно, с угрюмым упорством любви, прижаться щека к щеке, грудь к груди, стать одним неразделимым телом.

Людей становилось все больше, и молекулярное движение по мере сгущения и уплотнения отступало от закономерности Авогадро. Потеряв руку Софьи Осиповны, мальчик закричал. Но тут же Софья Осиповна сдвинулась в прошлое. Существовало только сейчас и теперь. <…> И вдруг снова, по-новому возникшее движение произошло рядом с Давидом.

Шум тоже был новый, отличавшийся от шороха и бормотаний.

– Пустите с дороги! – и сквозь единую массу тел пробивался человек с могучим, напряженными руками, толстой шеей, наклоненной головой. Он хотел вырваться из гипнотического бетонного ритма, его тело бунтовалось, как рыбье тело на кухонном столе, слепо, без мысли. Он вскоре затих, задохнулся и стал семенить ногами, совершать то, что совершали все.

От нарушения, которое произвел он, изменились кривые движения, и Давид оказался рядом с Софьей Осиповной. Она прижала мальчика к себе с той силой, которую открыли и измерили рабочие в лагерях уничтожения, – разгружая камеру, они никогда не пытались отделять тела обнявшихся близких людей.

<…>

… Движение ребенка наполняло ее жалостью. Ее чувство к мальчику было так просто – слова и глаза не стали ей нужны. Полумертвый мальчик дышал, но воздух, данный ему, не продлевал жизнь, а угонял ее. Голова его поворачивалась, ему все еще хотелось смотреть. Он видел тех, кто оседал на землю, видел открытые беззубые рты, рты с белыми и золотыми зубам, видел тоненькую струйку крови, бежавшую из ноздри…

Все время сильные, горячие руки обнимали Давида, мальчик не понял, что стало темно в глазах, гулко, пустынно в сердце, скучно, слепо в мозгу. Его убили, и он перестал быть.

Софья Осиповна Левингтон ощутила, как осело в ее руках тело мальчика. Она опять отстала от него.

В подземных выработках с отравленным воздухом и индикаторы газа – птицы и мыши – погибают сразу, у них маленькие тела; и мальчик с маленьким, птичьим телом ушел раньше, чем она…

А в ее сердце еще была жизнь: оно сжималось. Болело, жалело вас, живых и мертвых людей…

Третий ведущий :

Несправедливой и жестокой критике подверглись и те произведения, в которых говорилось о трагедии семьи в военные годы. Официальная пропаганда очень неодобрительно относилась к изображению в художественной литературе личной трагедии человека. Так, неоцененными стали поэма А. Твардовского «Дом у дороги» и рассказ А. Платонова «Возвращение». Суровой критике была подвергнута повесть Эм. Казакевича «Двое в степи». Та же судьба постигла и стихотворение М. Исаковского «Враги сожгли родную хату», герой которого, вернувшись домой с войны, нашел лишь пепелище:

Восьмой чтец :

Враги сожгли родную хату,

Сгубили всю его семью.

Куда ж теперь идти солдату,

Кому нести печаль свою?

Пошел солдат в глубоком горе

На перекресток двух дорог,

Нашел солдат в широком поле

Травой заросший бугорок.

Стоит солдат – и словно комья

Застряли в горле у него.

Сказал солдат: «Встречай, Прасковья,

Героя-мужа своего.

Готовь для гостя угощенье,

Накрой в избе широкий стол, —

Свой день, свой праздник возвращенья

К тебе я праздновать пришел…»

Никто солдату не ответил,

Никто его не повстречал,

И только теплый летний ветер

Траву могильную качал.

<…>

Хмелел солдат, слеза катилась,

Слеза несбывшихся надежд,

И на груди его светилась

Медаль за город Будапешт.

Четвертый ведущий :

С каждым годом все меньше остается живых свидетелей Великой Отечественной войны. Как истинные патриоты, мы должны знать героическое прошлое нашей родины. И неоценимую помощь в этом наряду с документальными свидетельствами нам оказывает именно художественная литература. <…>Сегодня мы имеем возможность ознакомиться с разными точками зрения, авторскими позициями в литературе о войне, увидеть войну под различными углами освещения проблемы. Ведь наша святая обязанность – чтить память тех, кто защищал нашу Родину, тех, кто навеки остался молодым в этой войне, тех, кто ценой собственной жизни приближал желанный миг победы.

Девятый чтец (Марк Соболь «От имени ровесников»):

«Как грустно перебирать старые фотографии!

Лучше не прикасаться к ним. Пусть когда-нибудь мой правнук откроет их и увидит веселого, с буйной шевелюрой и чуть шалыми глазами девятнадцатилетнего прадеда. Пусть я останусь для него таким, а не сегодняшним, со сверкающей лысиной, в параллелях и меридианах морщин.

И все-таки есть захватывающая власть воспоминаний. И не оторвешься от старых фотографий, возвращающих на миг в навсегда утраченную молодость. Наверное, потому что рядом были удивительной надежности друзья, юность щедра на дружбу, как бы распахнута навстречу ей. Вот они, будто на проверке. Петя Скоромников, Вилька Валентинов, Мишка Кальваров, Люся Канторович…

У них есть горькое преимущество передо мной – они остались навсегда молодыми, им не довелось постареть.

<…>

Сколько я слышал разговоров, догадок, сказочно завлекательных вымыслов о том, какая будет жизнь после Победы! Дожить бы только, скорей доконать врага! В этом был смысл всего нашего военного бытия со всеми его невзгодами. Мы готовы были все перетерпеть, лишь бы на планете наступило удивительное время всеобщего братства. Только, наверное, мы были тогда наивными, потому что верили, не могли не верить, что эта война – последняя на планете. <…> Не судите строго, – ставшие очень взрослыми, мы пришли к Победе все-таки двадцатилетними или в двадцать с чем-то.

Всеобщий мир так и не наступил…»

26. «Это было во мне всегда» (Литературная композиция по книге И. Шмелева «Лето Господне») (11 класс)

ЦЕЛИ:

1) расширение знаний учащихся об особенностях автобиографической прозы И. Шмелева;

2) приобщение учащихся к народной культуре, к богатствам русского языка.

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА:

1) первый ведущий;

2) второй ведущий;

3) третий ведущий;

4) четвертый ведущий;

5) пятый ведущий;

6) шестой ведущий;

7) седьмой ведущий;

8) Шмелев;

9) Горкин;

10) хозяйка;

11) ряженые.

ХОД ВЕЧЕРА

Первый ведущий :

Мы, умиленные, читаем,

И праздник в праздник – хоровод,

Мы с декабрем, мы с мартом, с маем,

Мы обнимаем – круглый год.

И в каждом празднике с тобою

Хранитель наших детских снов,

Душа с тоскою голубою

К земле приникнувший Шмелев.

Второй ведущий :

«Лето Господне» (1927–1948 гг.) И. С. Шмелева, «книга трепетная, молитвенная, поющая и благоухающая», занимает особое место в русской автобиографической прозе ХХ в. Шмелев вошел в литературу как прозаик, мастерски владеющий богатствами народной речи. «Шмелев… последний… из русских писателей, у которых еще можно учиться богатству, мощи и свободе русского языка», – отмечал Куприн.

Первый ведущий :

Золотая пора детства. Золотая… Лучшая, самая светлая. И чем дальше уходит это время, тем более чудесным, золотым, розовым светом окрашивается оно. В памяти остаются только самые яркие памятные мгновения. Тихие семейные радости, любимые праздники, подарки. Для Ивана Шмелева источником радости, добра и вдохновения была Россия его детства, Россия, которую мы только начинаем постигать.

Третий ведущий :

В воспоминаниях Шмелева возникает та истинная, православная Русь, которой уже не было, когда он писал «Лето Господне». Страна пережила ужас братоубийственной войны, время всеобщей жестокости. И только в слове писателя расцвела, заиграла многоцветием красок, звуков, образов Россия его детства, Россия православная.

Второй ведущий :

«Лето Господне» строится как объединение ряда рассказов, посвященных детству писателя, и состоит из трех частей: «Праздники», «Радости», «Скорби». Впервые в истории русской литературы художественное время произведения строится на основе церковного календаря: оно циклично и воплощает идею вечного возвращения; в тексте повести следуют друг за другом описания великих и двунадесятых праздников, праздников в честь святых и праздников, связанных с чтимыми иконами.

Первый ведущий :

Два солнца ходят по нашему небу: солнце планетное, давшее нам бурную весну, каленое лето, прощальную красавицу осень и строго-грозную, но прекрасную и благодатную зиму; и другое солнце, духовно-православное, давшее нам весною праздник светлого очистительного Христова Воскресенья, летом и осенью – праздники жизненного и природного благословения, зимою, в стужу – обетованное Рождество и духовно бодрящее Крещение. Название повести приобретает дополнительный смысл – «благоприятный» период жизни православной Руси, сохранявший, с точки зрения автора, веру, дух любви, мудрое терпение и красоту патриархального уклада, период, совпадающий с детством повествователя.