Литературные вечера. 7-11 классы - Надежда Пестрякова

(Ведущие уходят. На сцену выходят две девушки, читающие отрывки из поэмы А. Ахматовой «Реквием»)

Первая девушка («Посвящение»):

Перед этим горем гнутся горы,

Не течет великая река,

Но крепки тюремные затворы,

А за ними «каторжные норы»,

И смертельная тоска.

Вторая девушка :

Для кого-то веет ветер свежий,

Для кого-то нежится закат —

Мы не знаем, мы повсюду те же,

Слышим лишь ключей постылый скрежет

Да шаги тяжелые солдат.

Подымались как к обедне ранней,

По столице одичалой шли,

Там встречались, мертвых бездыханней,

Солнце ниже и Нева туманней,

А надежда все поет внутри.

Первая девушка :

Приговор… И сразу слезы хлынут,

Ото всех уже отделена,

Словно с болью жизнь из сердца вынут,

Словно грубо навзничь опрокинут,

Но идет… Шатается… Одна.

Вторая девушка :

Где теперь невольные подруги

Двух моих осатанелых лет?

Что им чудится в сибирской вьюге,

Что мерещится им в лунном круге?

Им я шлю прощальный мой привет.

Первая девушка («Вступление»):

Это было, когда улыбался

Только мертвый, спокойствию рад.

И ненужным привеском болтался

Возле тюрем своих Ленинград.

И когда, обезумев от муки,

Шли уже осужденных полки,

И короткую песню разлуки

Паровозные пели гудки,

Звезды смерти стояли над нами,

И безвинная корчилась Русь

Под кровавыми сапогами

И под шинами черных «Марусь».

Вторая девушка :

Уводили тебя на рассвете,

За тобой, как на выносе, шла,

В темной горнице плакали дети,

У божницы свеча оплыла.

На губах твоих холод иконки,

Смертный пот на челе… Не забыть!

Буду я, как стрелецкие женки,

Под кремлевскими башнями выть.

Первая девушка :

Тихо льется тихий Дон,

Желтый месяц входит в дом.

Входит в шапке набекрень

Видит желтый месяц тень

Эта женщина больна,

Эта женщина одна.

Вторая девушка :

Муж в могиле, сын в тюрьме,

Помолитесь обо мне.

Первая девушка :

Показать бы тебе, насмешнице

И любимице всех друзей,

Царскосельской веселой грешнице,

Что случится в жизни твоей —

Как трехсотая, с передачею,

Под Крестами будешь стоять

И своею слезой горячею

Новогодний лед прожигать.

<…>

Вторая девушка («Приговор»):

И упало каменное слово

На мою еще живую грудь.

Ничего, ведь я была готова,

Справлюсь с этим как-нибудь.

У меня сегодня много дела:

Надо память до конца убить,

Надо, чтоб душа окаменела

Надо снова научиться жить.

Первый ведущий («Эпилог»):

Узнала я, как опадают лица.

Как из-под век выглядывает страх,

Как клинописи жестокие страницы

Страдание выводят на щеках.

Как локоны из пепельных и черных

Серебряными делаются вдруг,

Улыбка вянет на губах покорных,

И в сухоньком смешке дрожит испуг.

И я молюсь не о себе одной,

А обо всех, кто там стоял со мною.

И в лютых холод, и в июльский зной

Под красною, ослепшею стеною.

Второй ведущий :

Опять поминальный приблизится час

Я вижу, я слышу, я чувствую вас.

И ту, что едва до окна довели,

И ту, что родимой не топчет земли,

И ту, что красивой тряхнув головой,

Сказала: «Сюда прихожу, как домой».

Хотелось бы всех поименно назвать,

Да отняли список, и негде узнать.

Для них соткала я широкий покров

Из бедных, у них же подслушанных слов.

О них вспоминаю всегда и везде,

О них не забуду и в новой беде,

И если зажмут мой измученный рот,

Которым кричит стомильонный народ,

Пусть так же они поминают меня

В конце моего поминального дня.

А если когда-нибудь в этой стране

Воздвигнуть задумают памятник мне,

Согласье на это даю с торжеством,

Но только с условьем – не ставить его

Ни около моря, где я родилась:

Последняя с морем разорвана связь,

Ни в царском саду у заветного пня,

Где тень безутешная ищет меня

А здесь, где стояла я триста часов

И где для меня не открыли засов.

Затем, что и в смерти блаженной боюсь

Забыть громыхание черных «Марусь»,

Забыть, как постылая хлопала дверь

И выла старуха, как раненый зверь.

<…>.

Первый ведущий :

«Реквием» передает боль личную и общенародную, переживания людей за судьбы своих близких. Однако для заключенных тюрьма – лишь начало ужасающего пути, дальше их ожидают приговоры, казни, ссылки, лагеря. О кошмарной жизни в сталинских лагерях мы, читатели, узнаем из так называемой лагерной прозы и в первую очередь благодаря творчеству А. И. Солженицына.

Второй ведущий :

Имя А. И. Солженицына появилось в художественной литературе в 1960-е гг., годы «хрущевской оттепели». Его повесть «Один день Ивана Денисовича» потрясла читателей откровением о лагерной жизни при Сталине.

Александр Исаевич Солженицын родился в 1918 г. в обеспеченной и образованной крестьянской семье. <…>Детские воспоминания будущего писателя включали и посещения с матерью церкви и длинные очереди женщин к тюрьмам НКВД в Ростове-на-Дону, где жила семья Солженицыных.

<…>В <…>1942 г. после окончания офицерского училища он отправляется на фронт. <…>Он имеет боевые награды: орден Отечественной войны 2-й степени и орден Красной Звезды. А в феврале 1945 г. Солженицын в звании капитана был арестован из-за прослеженной в переписке критики Сталина и осужден на 8 лет, из которых <…> 4 самых трудных провел на общих работах в политическом Особлагере. Судьбе было угодно, чтобы он увидел все круги тюремного ада, а также стал свидетелем восстания заключенных в Экибастузе в 1952 г.

Солженицын был сослан на вечное поселение в Казахстан, где вскоре узнал о том, что болен раком и жить ему осталось недолго. Но происходит чудо – болезнь отступает. А в 1957 г. он был реабилитирован. После появления в 1962 г. повести «Один день Ивана Денисовича» писатель был принят в Союз писателей. Но уже следующие работы Солженицын был вынужден отдавать в «Самиздат» или печатать в зарубежье.

Затем последовало исключение из Союза писателей в 1969 г., а в 1970 г. Солженицын удостаивается Нобелевской премии по литературе. В 1974 г. в связи с выходом первого тома «Архипелага ГУЛАГа» насильственно был изгнан на Запад. Окончательно писатель обосновался в американском штате Вермонт, природою напоминающем среднерусскую полосу.

Солженицын стал изгоем, пробив брешь в «железном занавесе». Его книги были изъяты из библиотек. Ко времени насильственного выдворения из страны им были написаны «Раковый корпус», «Архипелаг ГУЛАГ», «В круге первом». Сейчас современники по заслугам оценили творчество писателя. А его повесть «Один день Ивана Денисовича» мы изучаем в курсе школьной программы.

Третий ведущий :

Предлагаем вам участие в литературной викторине по повести А. И. Солженицына «Один день Ивана Денисовича».

ВОПРОСЫ ВИКТОРИНЫ

:

1.  Как первоначально называлась повесть «Один день Ивана Денисовича»?

2. «Одна радость в … бывает, что горяча, но Шухову досталась теперь совсем холодная. Однако он стал есть ее так же медленно, вдумчиво. Уж тут хоть крыша гори – спешить не надо. Не считая сна, лагерник живет для себя только утром десять минут за завтраком, да за обедом пять, да пять за ужином.

… не менялась ото дня ко дню, зависело – какой овощ на зиму заготовят. В летошнем году заготовили одну соленую морковку – так и прошла … на чистой моркошке с сентября до июня. А нонче – капуста черная. Самое сытное время лагернику – июнь: всякий овощ кончается, и заменяют крупой. Самое худое время – июль: крапиву в котел секут».

О каком блюде идет речь? Какое блюдо обычно подавали на второе?

3. «Из дому Шухов ушел двадцать третьего июня сорок первого года. В воскресенье народ из Поломни пришел от обедни и говорит: война. <…>

Писать теперь – что в омут дремучий камешки кидать. Что упало, что кануло – тому отзыва нет. <…>Сейчас с Кильдигсом, латышом, больше об чем говоришь, чем с домашними.

Да и они два раза в год напишут – жизни их не поймешь. Председатель колхоза де новый – так он каждый год новый, их больше года не держат. <…> Ну, еще кто нормы трудодней не выполняет – огороды поджали до пятнадцати соток, а кому и под самый дом обрезали. Еще писала когда-то баба, был закон за норму ту судить и кто не выполнит – в тюрьму сажать, но как-то тот закон не вступил.

Чему Шухову никак не внять, это пишет жена, с войны с самой ни одна живая душа в колхоз не добавилась: парни все и девки все, кто как ухитрился, но уходят повально или в город на завод, или на торфоразработки. <…>Тянут же колхоз те бабы, каких еще с тридцатого года загнали, а как они свалятся – и колхоз сдохнет.