Искры на воде (сборник) - Архипов Вячеслав

Стойбище стояло на месте. Только людей возле чумов было мало. Путники подошли к костру, здороваясь с Эликаном и Хамышгаем, его младшим сыном, с которым он жил.

—

Здравствуй, Эликан. Где люди? Спят в чумах? — пошутил Лаврен.

—

Пошли искать оленей, за лето далеко ушли, уже неделю нету.

—

Не пропадут?

—

Нет, не пропадут, в тайге, кроме вас, никого чужих не было, не пропадут.

—

Вот, я обещал. — Лаврен снял с плеча берданку и протянул старику.

Решил, что лучше сразу отдать и не испытывать карагаса. Так и дальше разговаривать проще. Наверняка старик не раз уже передумал многое, уж больно часто их обманывают.

—

Вот ещё патроны, здесь десятка три, больше нету. В следующий раз привезём ещё.

Эликан бережно держал в руках ружьё.

—

Улуской, найди мне Оробака, — попросил старик маленького внука.

Тот, смешно ковыляя кривыми ножками, побежал к реке. Запнулся, упал, но вскочил и побежал дальше. Все засмеялись. Вскоре они уже шли назад с Оробаком. Они двигались медленно и степенно, как два солидных старика, чем опять вызвали смех.

—

Вот, Оробак, это тебе. — Старик протянул юноше берданку.

Оробак принял ружьё и прижал его к себе. О таком счастье он даже

и не мечтал. Хороший лук, который у него есть, ему купили на последнем суглане за хорошую цену, а здесь — ружьё.

—

Теперь ты главный добытчик в стойбище, — сказал старик. — Вот и патроны.

Пока разбирали вещи, пили чай, отдыхали, Оробак принёс мясо косули, но стрелять из ружья не стал, по привычке быстро выхватил стрелу, и только хлопнула тетива. Стрела насквозь пронзила животное.

—

Почему из ружья не стрелял? — спросил Маркел. — Не сумел?

—

Ружьё надо, когда длинная рука нужна, а здесь рядом было.

Эликан качнул головой, радуясь разумному ответу молодого охотника.

Длинная долблёнка с наращенными бортами была нагружена полностью, места хватило всем. На ней золотоискатели собирались плыть до Благодатской, а там уже на лошадях отправляться дальше.

Вечером у костра Эликан говорил Лаврену:

—

Ты хороший русский, правильно торгуешь, слово твоё, как камень, приезжай ещё, привози ещё ружьё, я ещё покажу, где есть жёлтый камень, только плохих людей не приводи.

Старик растрогался до слёз, хотя ему, как старшему рода не положено показывать слабость. Даже Тому бек — и тот смягчился, а Оробак был просто счастлив, потому что был молод, ещё не встречался с обманом и подлостью.

Утром провожать хороших русских вышло всё стойбище. Вернулись те, кто ходил искать оленей.

—

В лодке мало-мало тихо надо, лодка тяжёлая, опрокинуться может, — предупредил Эликан.

—

У нас специалистов много. — Лаврен показал на Маркела и на Кирьяна Лисицина. — Они умеют управляться с лодкой и реку понимают, где и как пройти. Спасибо всем. В следующий раз ещё ружьё привезём, — пообещал Лаврен, но не сказал, что этот раз у него был последний, и если случится ехать ещё, то обойдутся без него.

Лодка отчалила от песчаного берега и беззвучно заскользила по прозрачной холодной глади. Галечное дно было как-на ладони, и казалось, что вот-вот, и лодка сядет на мель, но лодка плыла и плыла. Только всхлипывали тальники, плескаясь ветвями в струях, да шумела вода на мелких перекатах, нарушая тишину.

Путники останавливались ночевать на галечных косах, где было поменьше гнуса. Пока готовились к ночёвке, ставили балаган да таскали дрова, Евсей успевал пробежаться по лесу и подстрелить пару-другую рябчиков или глухарей. Лаврен молчал, и было видно, что для него эта поездка была очень тяжёлой. Всем хватило лиха, но Лаврен приболел уже в самом конце экспедиции, и сейчас, сидя в лодке, потерянным взглядом смотрел куда-то вдаль. Всем командовал Евсей, хотя никому ничего не надо было говорить, каждый знал своё дело.

После ночёвок на берегу Лаврену стало ещё хуже, в последние дни он уже лежал на носу лодки и тяжело вздыхал. Когда к вечеру прибыли в Благодатское, он сам слез с лодки и пошёл к дому Никодима Нестерова, присел на бревно у дома, служившее скамейкой, закашлялся.

—

Да ты, брат, приболел, — засуетился Никодим. — Пойдём, пойдём, сейчас баньку сообразим, прогреем тебя, травок попить дадим, глядишь, и отпустит хворь.

— Эй, Чирей, быстро баньку приготовь! — крикнул он своему работнику, высокому медлительному парню.

Путники выгрузили всю поклажу на берег, оттащили подальше от воды и перевернули лодку. Вскоре все сидели у дома Никодима. Сил уже не осталось ни у кого, но была радость от хорошо сделанной работы. Каждый из них втайне вынашивал планы, куда и на что потратит свою долю. И осталось совсем немного до дома, каждый мечтал выспаться в первую очередь. Молодым хотелось завести семью, но при этом привести невесту не в родительский дом, а в свой.

Чем ближе был дом, тем больше одолевали тайные мысли Маркела Дронова. Никак не выходила из головы Настасья Малышева, уж больно резанула она своим насмешливым взглядом. Так и стояла перед глазами насмешка этой глазастой озорницы. Маркел представил себе, как он купит себе новые сапоги да шаровары, да косоворотку с поясом — вот тогда и посмотрим, что она скажет.

Все пятеро молодых парней сидели на бревне и молчали. Хорошее это дело — помечтать, когда вся жизнь ещё впереди.

Никодим повёл Лаврена в баню сам, захватил с собой пару берёзовых веников и пихтовый и ещё пучок каких-то трав. Прогревал Никодим больного осторожно, понемногу поливая настоем из травы каменку. По бане разносились приятные ароматы, после которых становилось легче дышать. Долго колдовал Никодим, и Лаврен почувствовал себя немного лучше.

После бани Никодим поставил перед больным кружку с заваренной травой и сказал:

—

Хоть и горькая, а выпей. Не враз, потихоньку, помаленьку, тогда и встанешь завтра. Скажи своим, пусть идут мыться, а то зарастут паршой.

—

Евсей, — позвал Лаврен тихим голосом, — скажи мужикам, пусть идут мыться в баню, а ты погоди, потом пойдёшь. Мне с тобой переговорить надо.

Когда все ушли, Лаврен сказал:

—

Не главное — золото добыть, главное — довезти его. Балует народ здесь. Ты приглядывай за работником Никодима, недобрый взгляд у него, пусть народ моется, а ты присмотри за вещами. Потом сходишь.

Утром Лаврену полегчало. А ещё раньше, ночью, пошёл снег. Повалил сплошной стеной, заваливая всё вокруг. Морозов ещё не было, но снега насыпало так много, что он уже не таял, просто ложился тяжёлым белым покрывалом на траву, на деревья, ломая слабые, хрупкие сучья.

8

—

Родя, ты сделаешь мне горку? — спросила Лиза, разглядывая снежинки у себя на рукавичках.

—

Сделаю, — улыбнулся Родион.

Он давно не виделся с девочкой и сегодня, встретив её на крыльце лавки, понял, что немного соскучился по ней.

—

Ты где был? — поинтересовалась девочка.

—

Здесь был, — ответил мальчик.

—

А я тебя не видела.

—

Много спишь, наверное.

—

Наверное, — согласилась Лиза.

Закончив свою работу на дворе, Родион взял лопату и спросил:

—

Где будем делать горку?

Уже через некоторое время Лиза весело смеялась, скатываясь с горки на деревянных резных санках.

Илья Саввич стоял на крыльце и смотрел на дочь. Он никак не мог понять, почему его Лизавета так тянется к этому мальчику. Вроде бы ничего особенного, не сюсюкается он с ней, как некоторые из работников, держится даже независимо. Почему она с ним может сидеть за печкой и есть хлеб, когда за столом не заставить кушать пряники. К старшему брату вообще не подходит.

—

Нестор, поди сюда, — позвал он сына.

За это лето сын раздобрел за прилавком. Высокомерие и хамство так и лезло из него, особенно когда он разговаривал с работниками отца. Несколько раз Илья Саввич хотел поговорить с сыном, наставить на путь истинный, да всё как-то не находилось лишней минутки, а потом забывалось.