Пристанище пилигримов - Эдуард Ханифович Саяпов

обреталась над куполами старого разрушенного храма на противоположном берегу. Это был храм Александра Невского — постройка восемнадцатого века. Рванные купола без позолоты и крестов. Тёмные глазницы пустых окон. Выщербленные стены. Обвалившаяся ограда. Вид у него был довольно зловещий. Храм стоял на возвышенности, и его было видно со всех сторон. Большевики сделали из него склад, а потом — отхожее место. Это был позор нашего города. Будучи ребёнком, даже я понимал это.

И вот грянула буря. На нас обрушилась такая запредельная мощь ветра и воды, какую я отродясь не видел. Отец держал меня за руку, второй я накрепко вцепился в ограждение борта. Перед глазами стояла сплошная стена воды. Берега исчезли, как будто их и не было. Паром вздымался на волнах, и его кидало во все стороны как скорлупку. Это был настоящий шторм.

И вдруг я увидел, как расплескалась эта водяная стена и нам навстречу выдвинулась огромная тень, а через три секунды последовал удар и страшный скрежет. Нас развернуло — в воду посыпались люди. Придя в себя, я понял, что это был другой паром. Он ходил между Гальянкой и центром города.

— В таких делах всегда бывает кровь, — сказал я отцу Александру, — и она была в тот день. В воду упала женщина, и её затянуло между двумя бортами.

После того как столкнулись два парома, ливень прекратился, как будто небесный сантехник перекрыл кран. Я отчётливо помню эту картину: пар над водой и кровавые круги на её поверхности. С бортиков прыгнули мужчины и долго ныряли в тёмной кипящей воде; искали эту женщину. Когда её доставали, отец ладонью прикрыл мои глаза, но я помню, что она была похожа на сломанную куклу в розовом платье.

А потом мы шли домой с пристани и отец нёс меня на руках, потому что город буквально тонул в бурлящей реке. Родителям было выше колена, а мне — по пояс. «Москвичи» и «жигули» медленно плыли по проезжей части, словно гондолы в Венеции. Разгоняя огромные волны, мимо проносились трамваи и автобусы. Зрелище было необычное, но самое страшное меня ждало впереди.

Постепенно вода ушла и «река» обмелела. Сквозь серые войлочные облака прорвались солнечные лучи и веером обрушились на город. Мир стал невыносимо ярким: листья на деревьях сверкали изумрудными россыпями, мокрый асфальт отливал глянцем, с крыш сыпалась алмазная крошка, и окна светились, словно облитые ртутью.

Отец устал меня нести на руках и опустил на землю. Уставший и потрясённый я плёлся за родителями, а они уходили всё дальше и дальше. Папа держал маму за талию, что-то ей увлечённо рассказывал, а она смеялась и постоянно кивала головой. Мне казалось, что им нет до меня никакого дела и что крушение парома их тоже не особо волнует. А ещё мне казалось, что они не идут по асфальту, а парят над ним в каком-то золотистом тумане.

Мы шли через весь город на Красный камень, и я старался не отставать от своих родителей, — и мама иногда оглядывалась, и папа иногда поглядывал в мою сторону, а я чувствовал такую неимоверную усталость, что готов был уснуть прямо на обочине. И вдруг на меня упала тень — солнце спряталось за домами, — и подул прохладный ветер. Я зябко поёжился и хотел припустить бегом, но в этот момент я встретился с её взглядом…

Простая бабулька сидела на железном отбойнике, отделяющем тротуар от дороги. Она сидела, как курица на насесте. Она была в чёрном платье и в чёрном платке, и глаза у неё были тёмные как омут.

Теперь я понимаю, что она ждала именно меня и оказалась там неслучайно. После того как мы встретились, я провалился в какое-то странное состояние. Это было как сон во сне: я не мог даже шелохнуться, а она смотрела мне прямо в глаза и словно тянула из меня что-то. Я видел, как родители уходят всё дальше и дальше. Я никогда не забуду тот сверхъестественный страх, разорвавший моё детское сердце, — это было осознание моего космического одиночества… И я закричал, — дети обычно зовут маму, — но я во всю глотку заорал: «О-т-е-е-е-е-ц!!!»

Он резко обернулся, каким-то чудом услышав мой тихий, сдавленный от ужаса крик.

— Ты чё там застрял?! Чё орёшь-то?! — строго спросил он.

Я бросился к нему с рёвом:

— Проклятая старуха! Она хотела меня забрать!

— Где? Какая старуха?

Я осторожно оглянулся назад: там шли какие-то люди, прыгали по лужам детишки, улица светилась в лучах заходящего солнца всеми оттенками пурпурного, глянцевито сверкали окна домов, но старухи не было, словно её не было никогда. От этого мне стало ещё страшней.

— Она просто растворилась в воздухе, — сказал я отцу Александру. — Я видел её своими собственными глазами. Клянусь. Но получается, что её видел только я. Родители мне так и не поверили… И до сих пор не верят.

Он задумчиво смотрел вдаль, словно искал ответ на вопрос, который загнал его в тупик.

— Это была ведьма, сын мой, — сказал он после некоторых размышлений. — Только я понять не могу, откуда принесло эту чёртову курицу. У всего должна быть причина. Такие события не происходят случайно.

— Мне кажется, батюшка, что эта история имела далеко идущие последствия, — заметил я, — и что она до сих пор ещё не закончилась.

— В этом нет никаких сомнений, но меня интересует, с чего она началась.

Отец Александр смотрел через меня, и взгляд его был невыносим, — казалось, он использует меня в качестве призмы и заглядывает через меня в прошлое. В это мгновение я чувствовал поток «тёплой» энергии, исходящий от него и проникающий в самую мою сущность.

— Неужели кто-то из твоих… — начал он какую-то мысль, но запнулся на середине и взгляд его потускнел — меня отпустило.

— Продолжай, сын мой, — молвил он после некоторой паузы. — Продолжай… Что там было дальше?

— Мы пришли домой, поужинали и легли спать, — продолжил я свой рассказ. — В ту ночь я плохо спал. Только я закрывал глаза, как тут же передо мной появлялась эта чёрная старуха. Она поднимала свой кривой костлявый палец и тыкала им в меня, словно указывая: «Вот он, вот он, рвите его!» — я пытался от неё