Глаза урагана. Том I. Другая музыка - Demi Urtch

к особняку.

Разглядывать людей ужасно скучно. Почему он вообще решил, что это развлечёт его?

На глаза падает русая чёлка. Фирмин раздражённо сдувает её.

Он идёт быстро, чтоб скорей добраться куда-нибудь, где не будет печь солнце. А ещё никто не будет плакать и искать утешений.

Но вскоре приходится сбавить шаг, а затем вовсе остановиться. Не потому, что запыхался, конечно, а только из-за собравшейся у парадных дверей очереди.

Если попытаться пройти тут, Фирмина, наверное, примут за такого же посетителя, как все, и отправят в конец. Кто поверит, что он живёт здесь, если всем прекрасно известно, что пансионеры разъезжаются по домам летом?

Фирмин в лёгком замешательстве трёт переносицу.

Наверное, стоит сделать крюк и зайти с заднего входа. Главное, чтоб следом никто не увязался.

Фирмин снова поджимает губы. Неуверенно разворачивается.

Кто-то в очереди наигрывает на флейте, репетируя, и безбожно фальшивит. Фирмин, не удержавшись, болезненно морщится.

Случайно сталкивается взглядом с каким-то мальчишкой, стоящим чуть поодаль от других и разглядывающим его, кажется, с интересом. Фирмин тоже позволяет себе невежливое любопытство. Темноволосый, с чуть раскосыми чёрными глазами и уже сейчас острыми чертами лица, мальчик выглядит слишком непохожим на всех вокруг. Если поступит — тоже будет белой вороной… Какая неуместная мысль.

— Привет, — неуверенно говорит мальчишка, когда Фирмин уже собирается пойти прочь.

У него довольно приятный голос. Может, мог бы быть хорошим хористом, пока этот голос не сломается, конечно. Но до того ещё далеко — мальчишка, наверное, даже на пару лет младше Фирмина.

— Привет, — неохотно отвечает он.

— Ты тоже… поступаешь, да? — поспешно спрашивает мальчик, видимо, чувствуя, что Фирмин вот-вот уйдёт.

Это звучит забавно. Слышится, как он торопится, но при этом заставляет себя говорить медленнее и чётче. Наверное, из-за акцента.

— Нет, — помедлив, честно признается Фирмин. — Я уже давно здесь.

Мальчишка чуть приподнимает брови, и без того посаженные довольно высоко.

— Мой… дядя тут работает, — зачем-то неловко поясняет Фирмин.

Называть учителя дядей неожиданно непривычно.

— А… — тянет мальчик.

По его лицу Фирмин не очень уверен, что тот понял. Иностранец, наверное. И вот та темноволосая женщина, разговаривающая с кем-то в очереди — должно быть, его мать.

— А ты не можешь мне… — мальчишка поводит в воздухе руками и сводит брови, мучительно вспоминая слово, — подсказать… как начинается «Соннерийская баллада»?

Фирмин скептически приподнимает бровь, как делает порой учитель.

Мальчик, видимо, решает, что его потуги в темпетский не удались, и выглядит на мгновение почти несчастным. Фирмин даже чувствует укол стыда.

— Наиграть… напеть… — всё больше смущаясь, перебирает иностранец. — «Соннерийскую балладу». Я… волнуюсь и… забыл начало.

Фирмин вздыхает. У него, в отличие от собеседника, нет ни музыкального голоса, ни инструмента с собой.

Но от этого лица хоть самому плачь.

— На чём ты играешь? — хмуро спрашивает Фирмин.

— На цитре, — обречённо отвечает мальчик.

Поведит в воздухе пальцами, словно перебирает струны.

Фирмин вновь приподнимает бровь. Он не слышал о таком инструменте. Может, просто чужое название?

— Покажи.

Мальчик покорно тянется к мешку за спиной. С большой осторожностью достаёт инструмент и неуверенно протягивает. Фирмин с минуту разглядывает плоский деревянный корпус неправильной формы, через который тянутся два-три десятка струн, словно поделённых на две группы.

Фирмин снова потирает переносицу.

— Знаешь, что… — задумчиво начинает он.

Мальчишка смотрит с надеждой.

Мысль приходит внезапно, случайным воспоминанием, и Фирмин облегчённо выдыхает.

— А ты только «Соннерийскую балладу» знаешь? — осторожно уточняет он.

Иностранец качает головой.

— Ещё «Балладу о коронованном шуте», «О Гибели героев»… «Песнь о Пяти несущих дар Его»… — он морщится, вспоминая. — Ещё… застольные…

— Застольные не надо, — тут же отмахивается Фирмин. — И «Соннерийскую» лучше не надо. Её граф не любит.

— Почему? Мне сказали, её тут любят все.

— Ну да, она популярная. — Фирмин вздыхает. — Только она про бабку графа, говорят. Ну, ты понимаешь…

Мальчик качает головой. Убирает цитру, видимо, поняв, что Фирмин с ней не сладит.

— Ты её со словами-то слышал?

— Нет.

— Ну, в общем, там есть, за что не любить, — уклончиво заверяет Фирмин.

— А другие?

На лице мальчишки явственно читается интерес.

— Другие можно, — пожимает плечами Фирмин. — Первые две, что ты назвал — это ж просто сказочки.

Ни о каких коронованных шутах, по крайней мере, он точно не читал и не слышал. Разве только в Сол могло быть что-то такое — у них там всё странное. А учитывая, что шут по песне вроде как выходил женщиной — то ли вправду, то ли от огрехов перевода — это вполне сошло б за восшествие на престол их нынешней династии, ха.

Фирмин невольно чуть усмехается. Вспоминает о всё ещё стоящем рядом мальчике и неловко переминается с ноги на ногу.

— У других-то начало помнишь? — спрашивает чуть снисходительно.

Тут же ругает себя: что, если нет? Петь ему?

— Начало помню… — задумчиво отвечает иностранец.

Отводит взгляд и прикусывает губу. Последнее он часто делает, судя по виду.

— Спасибо! — спохватившись, выдаёт мальчишка.

Точнее, он какое-то незнакомое слово говорит, но по звучанию вроде похоже на «спасибо».

И улыбается открыто и совсем без насмешки.

Фирмин снова пожимает плечами — неловко — и всё-таки идёт прочь.

Из очереди опять слышны всхлипы.

Фирмин ускоряет шаг.

Отойдя подальше от скопления людей, сворачивает с главной дорожки. Кто-то из пришлых всё-таки окликает его, но Фирмин решает не обращать внимания и никому ничего больше не объяснять.

Вскоре голоса затихают.

Отсюда ещё видно людей — сад почти пуст и хорошо просматривается. Раньше, когда это место ещё было усадьбой, так было модно. А сейчас просто удобно: всё на ладони, проще следить за пансионерами. Хотя укромные уголки всё равно есть. Фирмин уже всё здесь облазил и точно знает.

Каждый год летом он остаётся единственным ребёнком в этом месте. Поэтому старый особняк открывает ему больше тайн, чем другим. В такое время Фирмину нравится представлять себя не каким-то там временным учеником, а исконным обитателем этого дома. Маленьким аристократом, которому всё это ещё не принадлежит, но скоро будет.

Всего лишь глупые, бессмысленные фантазии, конечно.

Пройдёт несколько лет, и ему, как и другим, предстоит покинуть это место. Но на смену придёт другое, гораздо лучше. То, о котором рассказывал учитель. С огромными бальными залами в благородных тонах темпетского флага — глубокого синего, белого и серебристо-серого. С блюдами от лучших поваров страны и с людьми, чья похвала может считаться высшей оценкой. Выше только Творец, но он редко снисходит даже до самых талантливых своих чад.

Фирмин останавливается, представляя себя в этих залах и среди этих людей. Воображая, как все они будут