Глаза урагана. Том I. Другая музыка - Demi Urtch

зовёт его. Энис оборачивается, но улица позади пуста. Наверное, показалось. А может, это мама?

Энис представляет, как она стоит на пороге и, вглядываясь в темноту, кричит и кричит его имя, всё меньше веря, что он отзовётся. Или бегает по улицам, но как же она угадает, где и куда Энис повернул? И мама тоже одна…

Может, он всё-таки зря убежал?

Энис сглатывает. Неуверенно делает шаг туда, откуда почудился звук.

Кураж и уверенность совсем стираются под давлением темноты и промозглого ветра.

— Эй! — раздаётся неподалёку хриплый голос.

Энис едва не срывается с места с перепугу, но заставляет себя сперва обернуться. Из-за приоткрытой двери лавки, которую он счёл запертой, выглядывает мужчина — наверное, сторож. Он выглядит почти стариком, но Энис не уверен, что дело не в неверном свете фонаря. Какой смысл ставить старика охранять что-то?

— Ты что здесь делаешь? Потерялся? — спрашивает мужчина и тут же сварливо продолжает, будто Энис уже ответил: — Каждый год понавезут мелюзги, а потом бегают по городу, ищут. А некоторые и не ищут. А некоторые и не находят.

Энис передёргивает плечами и на всякий случай отходит на пару шагов.

— Я… я не потерялся. У меня тут, рядом… мама с папой.

— Ну так и иди к ним тогда. — Старик взмахивает рукой. — Нечего тут шастать.

Он собирается прикрыть дверь.

— По… подождите! Я… Там драка, стражу надо позвать!

— Какое тебе дело до драки? К своим иди, не суйся куда не надо!

— Там и есть мои, — угрюмо отвечает Энис. — Там папа мой.

— И зачем тебе стража? Хочешь, чтоб папку за драку прикрыли? — Кажется, старик усмехается. — Пока в городе граф да куча заезжих, всех без разбору гребут — выслуживаются.

Энис снова передёргивает плечами и понуро опускает голову. Закусывает губу.

Он не подумал об этом.

— Почему тогда ни одного патруля не найти? — уныло, скорее уже просто так спрашивает Энис. — Если выслуживаются.

Старик молчит пару мгновений — кажется, пожимает плечами.

— Не повезло тебе, наверное. А может, наоборот, повезло. Всё, иди давай, если не потерялся. — Он тянет на себя дверь, но напоследок всё-таки добавляет, словно желая утешить: — Раз папка в драку ввязался, то поди сам как-нибудь за себя постоит, без стражи. Не маленький. Так что не разводи зря суеты.

Энис сжимает зубы. Хотелось бы, чтоб всё было так! Сейчас он как никогда понимает маму, ругающую папу за пустой гонор.

Бессильно сжав кулаки, Энис разворачивается и, поколебавшись, действительно бежит обратно.

Что ругать папу, если он и сам хорош? Выходит, совсем зря убежал! А что, что надо было сделать?

Может, ничего не надо было… Может, стоило просто позволить маме увести его. Может, всё как-нибудь само, без него решилось! Кто-нибудь встрял, разнял… кто-то из работников.

А может, им только в радость, что бьют райсорийца, может, никто не вмешался, может, папа там…

Стоит всё-таки привести стражу? Несмотря ни на что.

Если верить в лучшее, это только усугубит дело.

А если в худшее? Лучше пусть папу запрут, чем закопают.

Бежать трудно из-за сбитого глупыми всхлипами дыхания. Энис на ходу раздражённо вытирает слёзы.

Хорош спаситель…

Он ведь отсюда прибежал? Или вон тот поворот? А ведь был уверен, что вспомнит дорогу.

Хочется выместить на чём-нибудь внезапную злость, но взгляд не находит ничего подходящего, и Энис снова закусывает губу. Во рту противно солоновато. Мама всегда ругается, что он так делает, но Энис даже не специально, просто само как-то.

Кто-то выходит из-за угла, и Энис невольно вздрагивает.

Что за невезение! Теперь-то ему уже и не нужна стража — и вот.

Или всё-таки нужна?

— О! Это ещё что за малец? Беспризорник?

Энис поспешно мотает головой. Стоит вести их к постоялому двору или не стоит? В любом случае, не позволять же себя в приют уволочь, или куда там девают ничейных детей?

— Я… я… потерялся. — Энис нарочно громко шмыгает носом и трёт рукой глаз. — Я-а-а…

— А ну не реви! — резко обрывает стражник.

В свете фонаря Энис видит, как он морщится. Лицо при этом кривится как будто неровно — мешает шрам на щеке.

— Он из этих, которых в пансион привозят, наверное, — вставляет другой, с крупным носом. — Ты погляди, какие волосы тёмные. Я у нас в городе таких не видел.

— Наверное, ублюдок послевоенный, — ничуть не смутившись, пожимает плечами первый. — Родители где? Как потерялся?

Вести или не вести? Сказать про драку? Или нет?

— И-играл с мальчишками… — тянет Энис, лихорадочно соображая. — В догонялки… Отбежали далеко… Они по домам разошлись, а я не знаю, куда-а-а…

Он снова громко всхлипывает.

В любом случае, не будет ничего плохого, если он чутка приврёт. Что, если так: он попросит отвести его, а там, если всё вправду решилось само, никто и не поймёт, что что-то было. А если нет — то стража будет всё же кстати.

Словно взяв себя в руки, Энис выдавливает название постоялого двора, который якобы упоминали в разговоре мама с папой.

— А, тот клоповник… — хмыкает носатый.

— А ты думал? Будто прежде пансионные через одного в роскошных апартаментах жили, — замечает другой, со шрамом. — Да и взгляни на пацана… Ладно, парень, пойдём. Если правильно помнишь, может, правда кого найдём. Хотя я б на их месте сам по городу бегал и искал, а не ждал на постоялом дворе.

Энис позволяет взять себя за руку. Отмечает попутно, что поворот всё же был верным.

Стоит усилий не ускорять шаг, торопя «провожатых».

Как же влетит, если всё это зря… да в любом случае, наверное, влетит, но если зря — обиднее.

Нет, всё равно. Главное, чтоб с папой всё было в порядке.

Да почему, во имя Творца, эти двое идут так медленно?

Энису снова слышится, как кто-то зовёт его. Нет, похоже, не ему одному, а значит — не показалось.

— Кто это там орёт? — спрашивает «шрам». — Не твои, часом?

— На… наверное, мои. — Энис напряжённо вслушивается.

Снова! Это мама, точно!

— Мам!

Не выдержав, Энис выдёргивает ладонь из руки стражника и бежит на звук.

— Мама!

Он натыкается на неё, завернув за угол — просто врезается и тут же оказывается обхвачен родными руками. Мама крепко прижимает к себе, бормочет имя, гладит по голове. За шиворот что-то капает и бежит по коже неуютным холодным ручейком. Энис неловко переступает с ноги на ногу и теребит край рубахи, чувствуя, как рдеют щеки.

Он должен извиниться. Но любая его фраза сейчас пробьёт плотину, выпустит безостановочный поток упрёков и причитаний. А значит,