Глаза урагана. Том I. Другая музыка - Demi Urtch

приблизиться к образу Творца. Они пытались открыть в людях скрытый потенциал, охватить больше способностей… А результатом стало кладбище безымянных жертв и публичные казни.

Фирмин морщится и поводит плечами, отгоняя неуместные ассоциации. Уж лучше сосредоточиться на технике игры, а не на странных ощущениях.

По звучанию кажется, что мальчишка играет на двух инструментах сразу. Может быть, на арфе и гитаре. Фирмин тянет шею, чтоб получше разглядеть. Но сел он, пожалуй, уж слишком далеко для этого. Не больно-то хорошее зрение не позволяет рассмотреть как следует, да и спины мешают.

Иностранцу удаётся без проблем одолеть почти половину мелодии, однако затем пальцы подводят его. Наверняка он понимает это — и тут же сбивается ещё дважды, скорей всего, от волнения. Дальше мальчишке удаётся выровняться.

Его игра весьма приятна — уж точно лучше предыдущего юного музыканта.

Вдруг возникает пауза, короткая, но совсем, совсем не уместная. Должно быть, он всё-таки снова что-то забыл. Мальчик поспешно возобновляет игру, больше импровизируя, но выходит не в лад. К тому же, он начинает ощутимо торопиться. Всё-таки вспоминает верные ноты, но почти сразу ошибается вновь.

Мельком глянув на его лицо, Фирмин видит лихорадочный румянец поверх бледности.

Волнение совсем не играет иностранцу на руку. Остаток мелодии он практически вымучивает.

Нет, всё-таки, едва ли его возьмут. Слишком много желающих получить свой шанс вырваться в свет, слишком мало мест, слишком строгий отбор. Граф не разменивается попусту, его интересуют вправду талантливые.

Фирмин разочарованно поджимает губы. К чему только этот мальчишка вообще взялся играть «Песнь»? Из того, что он перечислил, здесь мелодия самая сложная. Как ни погляди — дурацкий выбор.

Впрочем, какое дело?

Наверное, можно уже и уйти, не то учитель всё же разозлится.

— …хороший потенциал… райсориец — большая редкость… — чудом долетают до Фирмина обрывки фраз, когда он уже поднимается с места.

Райсориец? Точно, у мальчишки чёрные глаза. Но при чём здесь это?

Фирмин удивлённо оборачивается к таинственному мужчине, имени которого учитель не хочет называть. Но тот уже снова молчит. Да и вообще, кажется, разговор идёт о другом.

Ах, наверное, он имел в виду диковинный инструмент. Действительно, если он райсорийский, это может быть редкостью.

Значит ли это, что мальчишку всё-таки возьмут?

Подслушивать обсуждение дальше Фирмин не решается и уходит.

Даже больше недовольства учителя он почему-то подспудно боится, что человек-без-имени снова обратит на него внимание.

Глава 4. Разные игры

Мимо двери озорно топочут чьи-то ноги. Энис осторожно выглядывает в коридор.

Четвёрка мальчишек его возраста или чуть старше играет в салки. Подоконник — крепость. Спрятавшиеся в ней дразнят воду, задорно сверкая пятками.

Энис переминается с ноги на ногу. Возьмут его в игру?

Он всё ещё не понимает половину слов — те, что нечасто в быту говорят. И сам не всегда может сказать, что хочет, и акцент у него, наверное, ужасный, а тот русый мальчишка с экзамена так зыркнул, когда Энис заговорил…

Кто-то из ребят наконец решается выбраться из укрытия, хоть вода слишком близко. Рыбкой соскальзывает с подоконника и припускает к следующему, подальше. Водящий едва не хватает его за рукав, но не успевает. Он пухлый, совсем как тот, с экзамена, и уже запыхался. Даром что другие дают передохнуть, пока сидят по верхам.

Пользуясь случаем, слетает на пол ещё один мальчишка, бросается в другой конец, мимо замершего в дверях Эниса. Этого воде точно не нагнать, но он всё равно пытается. Будто случайно забирает вправо, к стене. Энис успевает поймать его взгляд — лукавый и светлый — прежде чем водящий с размаху хлопает его по плечу.

— Теперь ты водишь!

И торопится обратно к окну, пока Энис не опомнился.

Он растерянно моргает. Затем всё-таки выходит из комнаты. Губы сами собой растягиваются в улыбке.

Все четверо притаились пока. Пухлый пользуется передышкой, явно не собирается спускать ноги на пол ближайшее время. Тот, что рядом с ним, подслеповато щурится и неуверенно оглядывается. Наверняка из осторожных, которые и не играют толком — всё ждут удачного момента.

Шустрый и смелый, спрыгнувший первым, смотрит на Эниса настороженно. Нет… нехорошо смотрит, колюче. Исподлобья, сквозь падающие на лицо светлые вихры.

Энис чуть заметно пожимает плечами, отводя взгляд.

Последний мальчишка, конопатый и бледный, улыбается — и снова спрыгивает. До конца коридора ещё одно окно. Интересно, а дальше бежать можно?

Вряд ли Энис успеет, но всё равно пускается следом. В ногах так и пружинит жажда движения, бездумного, шального бега.

Половицы скрипят от неосторожных скачков — впрочем, не так сильно, как под предыдущим водящим.

Конопатый устраивается в новом убежище и поддразнивает: перебирается на край подоконника, ёрзает, якобы собираясь вскочить. Но он не похож на того, кто играет нагло. Разве только никто больше не тронется с места, и ему наскучит. А они тронутся — Энис далеко. Бегает быстро, но не настолько же. Надёжней к ним вообще не бежать, а ждать, пока конопатый затоскует. Но так ведь никакого веселья. Можно подумать, кто-то играет в салки, чтоб караулить и высиживать.

Они меняются ещё несколько раз: пухлый, конопатый — подставился глупо, — Энис, снова пухлый. Близорукий с подоконника слезает редко и только наверняка — скучный. Кудрявый с колючим взглядом слишком быстрый и вёрткий. Пухлый кружит по коридору впустую. Запыхался и, кажется, немного злится. Энис случайно пересекается взглядом с конопатым. Тот медлит мгновение, затем подмигивает и едва заметно кивает на воду, стоящего к нему спиной и совсем близко к Энису. Приподнимает брови, словно спрашивая что-то.

Энис не уверен, что верно понял, но если подумать — в прошлый раз всё тоже затягивалось, а конопатый попался так просто…

Вода слишком близко, но Энис всё равно спрыгивает — даже скорее соскальзывает, будто ёрзал и не удержался. Пухлый радостно бросается к нему. Ещё можно увернуться, вообще-то, — Энис худой, мелкий, проскочить вот там… Он словно случайно мешкает, совсем чуть, но этого хватает.

Пухлый сгоряча шлёпает по руке хлёстко, больно, Энис морщится. Не удержавшись, бросает взгляд на конопатого — тот улыбается одобрительно. Пухлый переводит дух, опершись спиной о раму; щёки раскраснелись.

Снова беготня.

Энис так давно не играл ни с кем в салки, что теперь не хочется обращать внимание ни на ноющие ноги, ни на грохочущее в ушах сердце.

Кудрявый проносится мимо внаглую. Энис выбрасывает вбок руку. Удаётся ухватить краешек грубой рубахи. Но кудрявый резко подаётся в сторону, вырывая ткань из пальцев, и вновь взлетает на подоконник.

— Я осалил! — досадливо бросает