Миазмы. Трактат о сопротивлении материалов - Флавиус Арделян

собирались, возникали редко, и всякий горожанин мог вспомнить едва ли пару таких случаев за всю свою жизнь. К примеру, предыдущее общее собрание состоялось больше двадцати лет назад, когда пылкие ораторы из Медии призывали к сносу платформ (впустую). Аламбик заметил, что самый верхний ряд балконов, отведенных для представителей Инфими, выдвинули над центральным пространством, и это, как все знали, было необычно.

Когда пришел аптекарь, балконы уже переполнились, мужчины и женщины сидели и стояли, детей среди них не было. Детей в зал Анелиды не допускали, они обычно ждали вердиктов в окрестностях деревянного здания, в ближайших дворах и забравшись на деревья, надеясь хоть мельком что-нибудь увидеть сквозь узкие и высокие окна. В зале стоял гул, плотный и медлительный, сотканный из десятков и сотен шепотков; он сильнее всего ощущался подле балконов, словно там колыхалось скопище эфемерной мошкары. Аламбик не стал утруждаться и рыскать взглядом по трибунам в поисках друзей, он был одиночкой, живущим среди склянок и банок со своей толстой и ленивой таксой, и никто из собравшихся не пришел сюда ради него. Но странное дело, аптекарю вдруг померещилось, что все на него смотрят, от сидевших на самых высоких местах до тех, кто расположился у края сцены.

Аптекарь осознанно вышел на нее, чтобы несколько раз поклониться, приветствуя сперва Совет старейшин, после – Городской совет, обозначив свое положение и посрамив Альгора Кунрата, успевшего чуть раньше поклониться сперва Городскому совету, после – старейшинам. Аламбик приветствовал публику, словно актер придворной труппы, и завершил выступление кивком, адресованным Хальберу Круму и Альгору Кунрату, закрыв глаза и сомкнув губы. Им троим надлежало стоять на сцене, вокруг стола, на котором – как предположил Аламбик – лежало тело Ариетты Хасмерек, живое или мертвое.

Мало-помалу гул утих, словно сотканная из голосов эфемерная мошкара скрылась под балконами; лишь там-сям еще звучали чьи-то неугомонные шепоты. За исключением нескольких ветхих старейшин, никто никогда не видел зал Анелиды таким полным, и даже эти древние советники, с их мегалитическими развалинами воспоминаний и тел, ни разу в жизни не присутствовали на публичном вскрытии. Кто-то дважды хлопнул в ладоши, и все умолкли. Со своего места Аламбик слышал тяжелое дыхание Ариетты под простыней. Значит, не умерла. Что же теперь? Ему хотелось кричать, но он молчал. Что же теперь? Кричал беззвучно, не размыкая губ, напоминая самому себе, что ужасно одинок. На мгновение его мысли устремились к одиночеству отца в монастыре в лесу.

Поднялся самый пожилой из старейшин, которому помогли две пары более сильных рук. Оперся на трость, откашлялся. Затем, втянув воздух сквозь деревянный зубной протез, заговорил.

– Уважаемые сограждане… из Прими… Медии и… Инфими. С той поры, как ожила мэтрэгуна… (на балконах, где сидели жители отдаленных районов Альрауны, забормотали) наши жизни… нередко… подвергались… тяжким испытаниям… Те, кто знают историю города… знают и о треволнениях народа… а тем, кто не знает… было бы хорошо… это все изучить… чтобы избежать ошибок предшественников… и защитить наших потомков… Ибо мы о защите… говорим сегодня… здесь… самая главная наша ценность… мэтрэгунцы… те, кто из Прими… из Инфими… дар, полученный от славного и отважного… святого Тауша… (вновь послышался гул) который уберег Мандрагору от Великой Лярвы и… изгнал зло… в подземную темницу… Сегодня… пришло время отказаться от всех… недопониманий… и объединиться, чтобы защитить… в свой черед… тех, кто придет после нас… Но… чтобы кто-то пришел после нас… мы должны защитить наших девиц… наших дщерей… они, как видите… пали жертвой недуга, который… никто… не… по… ни… ма… ет…

Старец остановился и перевел дух. Кто-то подошел к нему и что-то прошептал на ухо. Он кивнул и поднял правую руку.

– Нач… нем… – сказал он и опять сел с помощью все тех же помощников.

С другой стороны сцены из теней, отбрасываемых балконом жителей Прими, вышел на свет Первый советник, пузатый и краснощекий, порождение чужеродной геометрии, совокупность кругов среди ломаных линий. Он заговорил.

– От имени Городского совета приветствую весь город, представленный ныне в зале Анелиды. Также от имени Совета решительно заявляю, что предложение мастера Альгора Кунрата, вызвало волнение в наших душах, и мы очень долго обдумывали свое решение. Оно далось нам весьма нелегко. Известно, что мы не располагаем избытком времени, на помощь извне надеяться не можем, каждый город сам по себе, а Двор, как вы знаете, занят военными вопросами из-за угрозы с того берега Слез Тапала. Но есть у нас ценные граждане, которые наряду с нашими Вспоминаниями делают все возможное для исцеления спящих девиц. Хороший друг Городского совета и первоклассный medicus Альгор Кунрат, коего у постели всякой пациентки сопровождает мастер Хальбер Крум. Сегодня Совет выражает безграничную благодарность за их неустанный труд. Другие… (все взгляды обратились к Аламбику) сделали меньше. Разумеется, кто на что учился. Очевидно, что медицинские познания Городского совета ограничены, и все же мы поняли необходимость открытого диспута, о которой заявил присутствующий здесь medicus Кунрат. Мы это оценили. Однако мастер понял, что простой диспут не сможет исцелить спящих, что требуются радикальные меры. Мы и это поняли, одобрили. Итак… само по себе предложение доктора Кунрата о проведении вскрытия было нелегко понять и принять, но мы верим, что его действия отвечают интересам наших дочерей. Также Городской совет желает сообщить всем присутствующим и всем обитателям Альрауны, что сегодняшнее вскрытие проводится с полным одобрением и благословением всех медицинских и церковных кругов Академии Двора.

На сцену вышел юноша и встал рядом с Крумом, Кунратом и Аламбиком, держа в каждой руке по документу, на котором можно было различить подписи – по-видимому, принадлежащие светилам Академии.

– Итак… семье Хасмерек не разрешили сегодня быть среди нас. Мы настаиваем, чтобы те, кто не способен вынести подобное зрелище, покинули зал. Не допустим осквернения столь торжественного и важного для города момента. Не потерпим. Те, кто останется, сделают это из любви к городу, его чадам и его будущему.

Мужчина вскинул правую руку и провозгласил:

– Начинайте!

Затем он сел в тени. Вновь тишина пала на головы горожан, просочилась под дверьми и проникла на улицы и переулки, заставила сомкнуть уста даже тех, кто находился снаружи, распространилась по дворам и домам, так что в конце концов замер даже ветер. Не колыхалась в воздухе пыль, не скрипели платформы под чьим-то весом. Кунрат откашлялся, повернулся к Круму и пожал ему руку, потом сделал то же самое с Аламбиком. Философ подумал, что Альгор Кунрат лучше смотрится на сцене, чем любой актер из Дома Кальб в