Соседи (СИ) - Коруд

он три дня назад с трудом поверил. Да и вообще — кожу щедро «украшали» рассыпанные тут и там синячки и синячищи. Значит, всё-таки правда, Стриж тут и впрямь ни при чем. Если верить глазам своим — а поверить придётся, ничего тут не поделать, — то на ней вообще живого места не должно было к этому моменту остаться. И ничего, осталось. Даже вон — вертится себе вниз головой, как ни в чем не бывало. Все медленнее и медленнее, правда. Медленнее и медленнее, явно о чем-то задумалась. С фигурой повезло. А шпане той надо было все же накостылять, вдруг не дошло? Медленно вертится. Остановилась.

«Блин…»

***

— Малая, трюкачишь ты, конечно, прикольно, теперь понятно, что ты в этом нашла. Но в такое время одна по этим милым дворикам ты гулять не будешь. А то у меня в телефоне такими темпами скоро портфолио на полрайона скопится. Тут под каждым кустом подозрительные элементы, — Егор наконец решил объяснить свое здесь появление. Протянул ей прихваченный из дома второй шлем и повернул голову в сторону застывших на лавке парней, смерив их недружелюбным, предупреждающим взглядом, сообщающим, что про «вон ту, с хвостом», они могут забыть, и вообще… — Почему тебя Стриж не встречает, объясни мне на милость?

Может сколько угодно супиться, на него вот эти надутые губы и хомячьи щеки не действуют. Их он на своем недлинном веку повидал уже ого-го сколько, выработался пожизненный иммунитет.

— А я ему не говорила, что у меня занятия в это время, — буркнула Уля. Не сказать, что она пришла в бурный восторг от того, что он заявился прямиком на урок — уже минут двадцать с перерывом на душ и переодеться дулась, может, даже злилась. Но шлем из рук тем не менее без возражений приняла. — Он только про воскресенье знает.

— Почему? — спросил, даже не задумавшись, что это не его дело. Само вылетело.

Малая повела плечами:

— Не хочу, чтобы знал. И ты меня ему не сдавай. Пожалуйста.

«Почему?»

— Не хочу чувствовать себя чем-то ему обязанной, — считывая немой вопрос, пояснила она. Брови хмурились, смотрела малая куда угодно, только не на него. — К тому же, у него тоже зал в это время. И вообще… Просто не хочу.

«Почему?»

Кажется, от этого бесконечного «Почему?» на его лбу она начала заводиться пуще прежнего. Нервно дёрнула плечами, шумно выдохнула, сердито перевязала волосы резинкой, уставилась куда-то в пространство и наконец изрекла:

— Я в детстве тоже такой мямлей была, ты не помнишь случайно?

«Мямлей? Когда это ты мямлей была? Занудой была. Точно»

Егор открыл было рот, чтобы возразить, но уже спустя секунду оказалось, что вопрос этот был риторическим — сама себе она на него уже ответила.

— Неужели так сложно просто сказать человеку: «Извини, нам не по пути»? — воскликнула малая, взглянув на него испытующе и вместе с тем как-то доверчиво.

«А, вон оно что… Вопрос снят… Ему это не понравится»

— По-моему, нет ничего проще, — криво усмехнулся Егор. Да, лично у него с этим никаких проблем никогда не наблюдалось. Он научился не бояться ранить. Точнее, мир его научил. Первое и основное: здесь с тобой никто сюсюкаться не будет. Второе, из первого вытекающее: бьешь или ты, или тебя. — Открываешь рот и говоришь. Ну, или если слабо́, можно просто слиться.

Ульяна напряглась и замерла, что-то изменилось в глазах. Взгляд стал внимательным, даже пронзительным, немножко больным, прямо в душу. Впрочем плещущийся в нём укор она предпочла тут же спрятать, поспешно надевая шлем, резким движением ладони опуская визор{?}[стекло шлема] и показывая, что готова ехать. Между напрашивающимся вопросом в лоб и неведением она осознанно выбрала неведение, а он понял, что только что сморозил невероятную глупость. Малая — не все. С ней не было «просто» рвать. Преодолев за жизнь множество разной силы бурь и оглядываясь сквозь них назад, на далекое прошлое, воспринимаешь принесенные на порогах реки своей жизни жертвы смиренно и бесстрастно, ощущая лишь невнятные, слабые отголоски тех эмоций. Из этой точки. Сейчас.

А тогда… Ощутимо болезненный вышел разрыв, про такие процессы говорят: «с мясом отрывать». С мясом, да. Да, ему жаль, правда. Жаль, но он — вот такой: был таким, есть и будет. Он знает наверняка, откуда это в нём и почему, но чего он не знает и никогда не предскажет, так это того, когда в следующий раз бабахнет, кто или что этот взрыв спровоцирует, кто попадет под раздачу и кто ляжет под осколками, кроме него самого. В невнятном желании себя оправдать он готов сейчас перевести стрелки, но делать этого не станет. И так лишь разрушать горазд, зачем разорять чужие гнезда? Из них вон и так уже веточки сыплются. Да и, в конце-то концов, решение тогда всё равно принимал он. Вроде как.

— В общем, не слушай меня, я в этом не секу. Нам зато по пути, — склонив голову, взял примирительный тон Егор.

Двусмысленно, так какого-то хера ещё и озвучено, но он, кажется, и впрямь зачем-то надеется на какой-то общий путь. Очень глупо и неосмотрительно с его стороны. Что им движет? Слепое, необоримое, бесконтрольное желание хоть что-то не разрушить, а создать. Безотчетная тяга к тому светлому, что в человеческом существе все же есть. Отчаянный порыв и в себе что-то достойное найти. Наверняка в каком-нибудь пыльном углу отыщется, если с фонарем тщательно поискать. А лучше с прожектором. Вон она уже заулыбалась, засветилась, даже за стеклом видно. В темноте.

— Садись и погнали, — перевел тему Егор.

Малая подняла визор, видно, всё же мешал он ей.

— Слушай, а можно как-нибудь попробовать порулить? В прошлый раз, если честно, мне понравилось. Было круто!

«Ты серьезно?.. Вроде да…»

А вот это совсем другой разговор. Это — очередное подтверждение догадкам о том, что никуда её истинное «я» не делось, пусть кто-то, пытаясь сделать человека удобным для себя, и старался это «я» усмирить, и даже на этом поприще преуспел. Оживает, лишь слепой не увидит очевидного. Ну а дальше что? А дальше, вестимо, погружение на дно океана. Выход в открытый космос. Прыжок с двухсотметровой высоты. Нет, прыжок — точно нет.

Даже голос её повеселел и звучал теперь с провокацией. Все указывало Егору на одно: там, внутри, она осталась прежней.

— Без проблем, — хмыкнул Егор, пытаясь не дать торжеству проступить на собственной физиономии. — Давай только не здесь, во дворах слишком узко. А вот где-нибудь на пустыре — пожалуйста.

— Правда?..

Глаза у малой стали круглые-круглые. Явно