Две Дианы - Александр Дюма

— Господин виконт, он хоть и честный, однако же сумасброд… Сумасброд без мысли, без памяти, его связать нужно, уж вы мне поверьте. Я боюсь его. Может, он не так зол, да зато опасен… Он же действительно получил от меня десять тысяч экю. Мэтр Элио не без труда собрал их для меня в такой короткий срок.

— Возможно, — заметил Габриэль, — что ему придется собрать еще скорее такую же сумму, если не большую. Но сейчас не об этом речь… Однако день наступил. Я иду в Лувр. Я должен поговорить с королем.

— Как, даже не отдохнув? — спросила Алоиза. — И потом, вы не учли, что придете к закрытым дверям, ведь их открывают только в девять часов.

— Верно… Еще два часа ждать! — простонал Габриэль. — О Боже правый, дай мне терпения еще на два часа, если уж я терпел два месяца! Но тем временем я могу повидать адмирала Колиньи и герцога де Гиза.

— Да ведь они тоже, по всей вероятности, в Лувре, — ответила Алоиза. — Вообще король раньше полудня не принимает…

В это самое время, словно для того чтобы развеять тревожное ожидание, в комнату ворвался бледный, обрадованный Мартин Герр, проведавший о приезде хозяина.

— Вы? Это вы!.. Вот и вы, господин виконт! — кричал он. — О, какое счастье!

Но Габриэль сдержанно принял излияния своего бедного оруженосца.

— Если я и вернулся, Мартин, — сказал он, — считай, что это не по твоей милости и что ты сделал все, чтобы навеки оставить меня пленником!

— Что такое? И вы тоже? — растерянно переспросил Мартин. — И вы тоже, вместо того чтоб меня обелить с первого слова, обвиняете меня, будто я присвоил эти десять тысяч экю! Может, вы еще скажете, что сами мне приказали получить их и привезти к вам?..

— Несомненно так, — сказал с недоумением Габриэль.

— Значит, вы считаете, что я, Мартин Герр, способен прикарманить чужие деньги, предназначенные для выкупа моего господина из неволи?

— Нет, Мартин, нет, — живо ответил Габриэль, тронутый скорбным тоном верного слуги, — я никогда не сомневался в твоей честности. Но у тебя могли украсть эти деньги, ты мог их потерять в дороге, когда ехал ко мне.

— Когда ехал к вам? — повторил Мартин. — Но куда, господин виконт? После того как мы вышли из Сен-Кантена, разрази меня Бог, если я знаю, где вы были! Куда же я мог ехать?

— В Кале, Мартин! Как ни пуста, как ни легка твоя голова, но про Кале ты ведь позабыть не мог!

— Как же мне позабыть то, чего я никогда не знал? — спокойно возразил Мартин.

— Несчастный, неужели ты и в этом запираешься? — вскричал Габриэль.

— Посудите, господин виконт, тут все твердят, будто я помешался, и раз я вынужден все выслушивать, то и в самом деле скоро свихнусь, клянусь святым Мартином! Однако и рассудок, и память пока еще при мне, черт подери!.. И если уж так нужно, берусь рассказать вам досконально все, что со мной случилось за эти три месяца… Так вот, господин виконт, когда мы выехали из Сен-Кантена за подмогой к барону Вольпергу, то мы отправились, если вы изволите помнить, разными дорогами, и тут я попал в руки противника. Я пытался, по вашему совету, проявить изворотливость, но странное дело, меня сразу опознали…

— Ну вот, — прервал его Габриэль, — вот ты и путаешь.

— О господин виконт, — отвечал Мартин, — заклинаю вас, дайте мне досказать все, что знаю! Я и сам в самом себе с трудом разбираюсь… В тот самый момент, как меня опознали, я тут же и примирился. Я знаю сам, что иногда я раздваиваюсь и что тот, другой Мартин, не предупреждая меня, обделывает в моем лице свои темные делишки… Ну ладно, я ускользнул от них, но по глупости попался. Пустяки! Я и еще раз улизнул и опять попался. А попавшись, я с отчаяния стал от них отбиваться, да что толку-то?.. Все равно они схватили меня и всю ночь колотили и варварски мучили, а под утро повесили.

— Повесили? — вскричал Габриэль, окончательно удостоверившись в безумии оруженосца. — Они тебя повесили, Мартин? Что ты под этим подразумеваешь?

— Я подразумеваю, сударь, то, что меня оставили висеть между небом и землей, привязав за горло пеньковой веревкой к перекладине, которая иначе именуется виселицей. Ясно?

— Не совсем, Мартин. Как-никак для повешенного…

— Для повешенного я неплохо выгляжу? Совершенно верно! Но послушайте, чем кончилось дело. Когда меня повесили, от горя и досады я потерял сознание. А когда пришел в себя, вижу — лежу я на траве с перерезанной веревкой на шее. Может, какой-нибудь путник пожалел меня, беднягу, и решил освободить это дерево от человеческого плода? Но нет, я слишком знаю людей, чтобы в это поверить. Я скорее допускаю, что какой-нибудь жулик задумал меня ограбить и обрубил веревку, а потом порылся в моих карманах. Вот в этом я уверен, ибо у меня действительно исчезли и обручальное кольцо, и все мои документы. Однако все это неважно… Главное — что я сумел убежать в четвертый раз и, то и дело меняя направление, через пятнадцать дней приплелся в Париж, в этот дом, где меня встретили не ахти как приветливо. Вот и вся моя история, господин виконт.

— Ладно, — сказал Габриэль, — но в ответ на эту историю я мог бы рассказать другую, ничем не похожую на твою.

— Историю моего второго «я»? — спокойно спросил Мартин. — Если в ней нет ничего непристойного и у вас, господин виконт, есть желание коротенько мне пересказать ее, я бы с интересом послушал.

— Ты смеешься, негодяй? — возмутился Габриэль.

— О, господин виконт, я ли вас не уважаю! Но странное дело, этот другой «я» причинил мне столько неприятностей, вверг меня в такие страшнейшие переделки, что теперь я невольно интересуюсь им! Иногда мне кажется, что я даже люблю этого мошенника!

— Он и впрямь мошенник, — сказал Габриэль.

Он уже был готов поверить рассказу Мартина Герра, когда в комнату вошла кормилица, а за ней какой-то крестьянин.

— Что же это, в конце концов, означает? — спросила Алоиза. — Вот этот человек приехал к нам с известием, что ты, Мартин Герр, умер!

VI

ДОБРОЕ ИМЯ МАРТИНА ГЕРРА ПОНЕМНОГУ ВОССТАНАВЛИВАЕТСЯ

— Что я умер? — ужаснулся Мартин Герр, услыхав слова Алоизы.

— Господи Иисусе! — завопил, в свою очередь, крестьянин, взглянув на лицо оруженосца.

— Значит, «я», который не «я», помер! Силы Небесные! — продолжал Мартин. — Значит, хватит с меня двойной жизни! Это не так уж плохо, я доволен. Говори же, дружище, говори, — прибавил он, обращаясь к пораженному крестьянину.

— Ах, сударь, — едва выговорил посланец, оглядев и ощупав Мартина, — как это вас угораздило приехать раньше меня? Я ведь торопился изо всех сил, чтобы выполнить ваше поручение и заполучить от вас десять экю!