Две Дианы - Александр Дюма

И лорд Уэнтуорс, только что презрительный и высокомерный, теперь с каким-то почтительным трепетом взирал на того, кого любила Диана, а Габриэль при каждом слове соперника все выше поднимал голову.

— Ах, значит, она любит меня! — ликующе выкрикнул он. — Она еще думает обо мне, вы сами так сказали! Если она меня зовет, я пойду, я помогу ей, я спасу ее! Что ж, милорд, возьмите мою шпагу, терзайте меня, свяжите, швырните в тюрьму — я сумею назло всему миру, назло вам спасти и уберечь ее! О, если только она меня любит, я не боюсь вас, я смеюсь над вами! Будьте во всеоружии, я же, безоружный, смогу вас победить!..

— Так и есть, так и есть, я это знаю… — бормотал совершенно подавленный лорд Уэнтуорс.

— Зовите стражу, прикажите бросить меня в темницу, если вам угодно. Быть в тюрьме рядом с ней, в одно время с ней — это ли не блаженство!

Наступило долгое молчание.

— Вы обратились ко мне, — снова заговорил лорд Уэнтуорс после некоторого колебания, — с просьбой снарядить второго посланца в Париж за вашим выкупом?

— Совершенно верно, милорд, — ответил Габриэль, — с таким намерением я к вам и явился.

— И вы меня, кажется, попрекали, — продолжал губернатор, — что я не доверяю чести дворянина, поскольку не хочу отпустить вас под честное слово поехать за выкупом?

— Верно, милорд.

— В таком случае, милостивый государь, — ухмыльнулся Уэнтуорс, — вы можете сегодня же отправиться в путь.

— Понимаю, — сказал с горечью Габриэль, — вы хотите удалить меня от нее. А если я откажусь покинуть Кале?

— Здесь я хозяин, милостивый государь, — ответил лорд Уэнтуорс. — Ни принимать, ни отвергать мою волю вам не придется, вы будете повиноваться.

— Пусть так, милорд, но поверьте мне: я знаю цену вашему великодушию.

— А я, сударь, ни в какой мере не рассчитываю на вашу благодарность.

— Я уеду, — продолжал Габриэль, — но знайте: скоро я вернусь, милорд, и уж тогда все мои долги вам будут оплачены. Тогда я не буду вашим пленником, а вы — моим кредитором, и вам придется волей-неволей скрестить со мною шпагу.

— И все-таки я откажусь от поединка, — печально вымолвил лорд Уэнтуорс, — ибо наши шансы слишком неравны: если я вас убью, она меня возненавидит, если вы меня убьете, она полюбит вас еще сильнее. Но все равно — если нужно будет согласиться, я соглашусь! Но не думаете ли вы, — добавил он мрачно, — что я дойду до крайности? Что пущу в ход последнее, что у меня осталось?

— Бог и все благородные люди осудят вас, милорд, если вы будете нагло мстить тем, кто не в силах защищаться, тем, кого вы не смогли победить, — угрюмо ответил Габриэль.

— Что бы ни случилось, — возразил Уэнтуорс, — вам судить меня не придется.

И, помолчав, добавил:

— Сейчас три часа. В семь закроют городские ворота. У вас еще есть время на сборы. Я распоряжусь, чтоб вас беспрепятственно пропустили.

— В семь, милорд, меня не будет в Кале.

— И учтите, — заметил Уэнтуорс, — что вы никогда в жизни сюда не вернетесь, и если даже мне суждено скрестить с вами шпагу, то поединок наш состоится за городским валом! Я уж постараюсь, поверьте мне, чтобы вы больше никогда не увидели госпожу де Кастро.

Габриэль, уже направившийся было к выходу, остановился у дверей и сказал:

— То, что вы говорите, милорд, несбыточно! Так уж суждено: днем раньше, днем позже, но я встречусь с Дианой.

— И все-таки так не будет, клянусь в этом!

— Ошибаетесь, так будет! Я сам не знаю как, но это будет. Я в это верю.

— Для этого, сударь, — пренебрежительно усмехнулся Уэнтуорс, — вам придется приступом взять Кале.

Габриэль задумался и тут же ответил:

— Я возьму Кале приступом. До свидания, милорд.

Он поклонился и вышел, оставив лорда Уэнтуорса в полном смятении. Тот так и не понял, что ему делать: страшиться или смеяться.

Габриэль направился прямо к дому Пекуа. Он снова увидал Пьера, точившего клинок шпаги, Жана, вязавшего узлы на веревке, и Бабетту, тяжко вздыхавшую.

Он рассказал им о своем разговоре с губернатором и объявил о предстоящем отъезде. Он не скрыл от них и того дерзкого слова, которое он бросил на прощанье лорду Уэнтуорсу.

Потом сказал:

— Теперь пойду наверх собираться в дорогу.

Он поднялся к себе и стал готовиться к отъезду.

Через полчаса, спускаясь вниз, он увидел на лестничной площадке Бабетту.

— Значит, вы уезжаете, господин виконт? — спросила она. — И даже не спросили меня, почему я все время плачу?

— Не спросил потому, что к моему возвращению вы, надеюсь, не будете больше плакать.

— Я тоже на это надеюсь, господин виконт, — ответила Бабетта. — Значит, несмотря на все угрозы губернатора, вы собираетесь вернуться?

— Ручаюсь вам, Бабетта.

— А ваш слуга Мартин Герр тоже вернется вместе с вами?

— Безусловно.

— Значит, вы уверены, что найдете его в Париже? Он же не бесчестный человек, верно? Ведь вы ему доверили такую сумму… Он не способен на… измену, да?

— Я за него ручаюсь, — сказал Габриэль, удивившись такому странному вопросу. — Правда, у Мартина переменчивый характер, в нем будто завелось два человека. Один простоват и добродушен, другой — плутоват и проказлив. Но, кроме этих недостатков, он слуга преданный и честный.

— Значит, он не может обмануть женщину?

— Ну, это трудно сказать, — улыбнулся Габриэль. — Откровенно говоря, тут я за него ручаться не могу.

— Тогда, — побледнела Бабетта, — сделайте милость: передайте ему вот это колечко! Он уж сам догадается, от кого оно и что к чему.

— Непременно передам, Бабетта, — согласился Габриэль, припоминая веселый ужин в день отъезда оруженосца. — Я передам, но пусть владелица этого колечка знает… что Мартин Герр женат… насколько мне известно.

— Женат! — вскричала Бабетта. — Тогда оставьте себе это кольцо, господин виконт… Нет, выбросьте его, но не передавайте ему!

— Но, Бабетта…

— Спасибо, господин виконт, и… прощайте, — прошептала потрясенная девушка.

Она бросилась к себе в комнату и там рухнула на стул… Габриэль, обеспокоенный мелькнувшим у него подозрением, задумчиво спустился по лестнице. Внизу к нему подошел с таинственным видом Жан Пекуа.

— Господин виконт, — тихо проговорил ткач, — вот вы у меня все спрашивали, почему я сучу такие длинные веревки. Вот я и хотел на прощанье раскрыть вам эту тайну. Если эти длинные веревки перевязать между собою короткими поперечными, то получится длиннющая лестница. Такую лестницу можно вдвоем привесить к любому выступу на кровле Восьмигранной башни, а другой конец ее швырнуть вниз прямо в море, где случайно — по недосмотру — очутится какая-нибудь шалая лодка…