Весна сменяет зиму - Дмитрий Шелест

в противогазе с длинным хоботом и огромными линзами для глаз, девчонка смотрится довольно забавно.

Их осталось чуть больше сотни, где-то вдалеке небо багрянцем озарил скорый рассвет, застрочили автоматы, звонко отскакивали от бетона муринские пули, без особого труда враг занял помещения первого этажа, раздались глухие, раскатистые взрывы и грохот падающего бетона, сапёры врага взорвали ДОТы. Сквозь трещину в полу, капитан видел муринцев, все были гладко выбриты и лысы, лица были хмуры, форма пыльно-серой. Они закидывали комнаты гранатами, выжигали всё подозрительное огнём, их голоса блуждали по бункеру, раздавался громкий хохот и грубая брань. Осмотрев своих уставших бойцов, тихим голосом, сдерживая злобу, дабы не перейти на крик Хва сказал.

– Мы должны дать бой этим засранцам, пусть знают, что фавийцы крепкие ребята, сильные духом и не жалейте никого, бейте их, бейте без жалости и пощады, кидайте в них гранаты, режьте, грызите и колите. Фавийцы так просто не сдаются. Во имя царя, вперёд!

И тут же вниз полетели гранаты, раздались взрывы, крики и грубая брань с первого этажа. Испуганные котивы открыли беспорядочный огонь по сторонам и тут же получили в ответ очередь из пулемёта. Завязалась перестрелка и Лагер, сняв с пояса офицерский кортик громко закричал.

– А теперь пора показать им, на что мы способны в рукопашной! Ура-а-а-а-а!

А дальше началась кровавая баня, в полумраке бетонного бункера сверкали ножи, штыки и вспышки выстрелов, крики и возгласы слились в единый непрерывный шум, шум страшнее которого Лагеру не доводилось слышать в своей жизни. Он, спрыгнув с лестницы, сбил с ног вражеского солдата и тут же вонзил лезвие в его грудь, тёплая кровь фонтаном брызнула ему в лицо, а дальше все происходило как в тумане. Он махал своим кортиком по сторонам, то ввозная его, то рубя наотмашь, вдруг один из котивов ударил его кулаком по затылку и выбил клинок из руки. Лагер упал на бетонный пол изрядно залитый свежей кровью. Схватившись руками в ногу одного из врагов, он попытался свалить его, но сил было явно недостаточно и с яростью животного Хва вцепился зубами в его голень, после чего поднял с пола окровавленный нож вонзил его в ступню котива, тем самым опрокинув его наземь. С неимоверной жестокостью, он вспрыгнул на него и, вцепившись руками в горло, сжал его. Лагер смотрел как молодой, светлолицый парень, задыхаясь и кряхтя не сводил взора со своего убийцы, вскоре котив уже не мог сопротивляться и, посинев от удушения, опустил руки и тихо прошептал.

– Мы вас всех перережем, скоты…

Следом прозвучала грубая брань и пулемётная стрельба, кто-то из котивских солдат, сняв пулемёт с тренога открыл беспорядочную стрельбу по всем вокруг. Вслед ему полетела граната, раздался взрыв. Сложно сказать, сколько длилось это сражение, в облаках пыли и дыма, средь нагромождения тел и обломков, некогда могучего бункера, чей бетонный пол уже не мог впитать столько крови. И снова пулемёт, пуля прошила голень Лагеру, резкая боль сковала ногу и он упал, получил удар в печень, раскашлялся и вновь попытался встать, но тут же получил удар носком лакированного сапога в лицо и повалился на спину. Спустя секунду, обладатель сапог мёртвым упал рядом. Хва вгляделся в его изувеченное шрамами и ранами лицо, мёртвые, широко распахнутые глаза смотрели прямо на него, ещё секунда и сознание покинуло капитана, он искренне верил и надеялся, что умирает.

Но судьба пожалела его, спустя неведомое количество времени его глаза открылись, а рот жадно раскрылся, пытаясь втянуть воздух. Окончательно придя в себя Лагер, встав с пола, тут же упал, из его ноги текла кровь, плечо было слегка задета пулей.

Схватка окончилась, кругом лежали одни мертвецы, в воздухе пахло пылью, грязью и остатками отравляющего газа, который уже не причинял особого вреда, но вызывал чувство тошноты. Лагер выжил, отделавшись лишь ранением ноги и плеча, да десятками ушибами и ссадинами. Гнетущая тишина въедалась в уши и выворачивала душу наизнанку, ни победы, ни поражения, кругом лишь трупы, даже раненых не видать.

– Фавийцы! Есть кто живой? Офицеры! Рядовые! Хоть кто-нибудь, вашу же мать, неужели вы все мертвы? Отзовитесь! – кричал Лагер, ползя по груде изрешеченных тел, в нос бил холодный аромат смерти, на языке чувствовался солоноватый привкус крови.

– Да чего ты орешь? – раздался хриплый голос из темноты. – Все твои фавийцы уже дорогу на тот свет протаптывают! Нет никого, все трупы!

– Ты кто такой? – С испугом откликнулся Лагер, вглядываясь в темноту.

В тёмном углу, среди обломков бетона и меж двух мёртвых сослуживцев Лагера, сидел изрядно измятый муринский солдат с вытянутым, худым лицом, впалыми глазами и лысой головой. На его широких плечах висела изодранная в лохмотья серая форма, ноги были опалены и обмотаны какими-то окровавленными тряпками. Лагер не сразу увидел, что его худые руки сжимают в руках автомат, чьё дуло замерло в направлении его груди. Котив дёрнул головой, приказывая капитану сесть.

– Разве ты не видишь, капитан? Я солдат муринской армии, – спокойно прохрипел котив, не опуская автомата.

– Вижу, – с болью садясь на пол, отвечал Хва, – жаль патронов у меня не осталось, так бы пристрелил тебя, мразь.

– А у меня патроны есть, так что прикрой свой рот фавиец! – с усмешкой сказал тот в ответ.

– Так чего же ты ждёшь, сука? Убей меня! Стреляй! Мне уже все равно, я проиграл, я потерял всех своих солдат, вся моя рота мертва, никто не выжил, один я, так, что мне уже всё равно! Стреляй, мразь! Стреляй! – с хрипом прокричал Лагер, смотря на врага, ожидая своей смерти.

– Чего орёшь? От твоей истерики сейчас трупы проснуться, не хочу я тебя убивать, – спокойно и с усмешкой молвил котив, после чего опустил автомат на пол.

– Как? – удивлению Лагера не было предела.

– Как, как, да вот так! Не хочу и все! Если так хочешь смерти, то расшиби себе голову о стену! А я не хочу!

Повисла тишина, Лагер испуганно и, недоумевая, пялился на вражеского солдата, который кряхтя, поправлял буро-грязные тряпки на ногах, обильно пропитанные кровью. Котив вновь поднял глаза и, поймав на себе замерший взор капитана, широко улыбнулся и таким же усмешливым голосом продолжил.

– Да не торопись спасибо мне говорить, фавиец!

– Я? Я и не, не хотел, благодарить тебя, – с озлобленностью рявкнул он в ответ.

– Да вы все медивы такие неблагодарные. Только и можете, что ныть и жаловаться на судьбу, ай яй яй, мне больно, позовите маму! Моя рота, она погибла, бедные ребята, как же мне