Эхолетие - Андрей Сеченых

Лёшка от души рассмеялся, а Бартенев непонимающе посмотрел на него, но руки всё же опустил.

– Кто ты?

Самойлов расстроенно покачал головой:

– Мне проще ответить на предыдущие вопросы: карманный атлас тех лет с затертыми страницами Ленинградской области, очки, заяц Пират, два сросшихся дерева, сплошная ложь, «Наука логики» Гегеля, сон… ну и так, по мелочи.

– Ничего не понимаю, – Бартенев вслушивался в каждое слово, произнесенное Самойловым, – давай сначала. Откуда у тебя фотография и записка?

– Каша передала своему сыну, ну то есть вашему внуку .

– Кто?! Кому?! – Бартенев окончательно растерялся. Он прекрасно понимал, что домашнее прозвище дочери знали кроме него еще два человека – жена и сама дочь. Владимир Андреевич дрожащими руками взял Самойлова за голову и спросил: – Ты это он?

– Я это я, – Лёшка отстранился от чудного старика, тряхнул головой и сказал, – а… понял. Не обольщайтесь, я не ваш внук, – но, увидев, как погасли глаза Бартенева, добавил, – Ваш внук Поль Дюваль, тот, кто приходил со мной.

– Но он же француз.

– И что? Скажите спасибо, что ваша дочь за французского негра замуж не вышла.

– Нет… но моя семья уехала в Финляндию… и как же тогда?..

Лешка взял за руки не на шутку разволновавшегося старика и усадил его на стул. Объяснять надо было сначала, коротко и ясно:

– Владимир Андреевич, в тридцать седьмом вашу семью переправили в Финляндию. В тридцать девятом, когда началась война с СССР, им помогли уехать во Францию. Ваша жена, Лиза, умерла лет десять назад, простите. А ваша дочь, Катерина, вышла замуж за француза, стала Катериной Дюваль, родила балбеса Поля, который тоже оказался Дювалем. Они вас долго искали, но безрезультатно. Им сообщили, что вас казнили, но потом, к великому счастью, реабилитировали. Ваш внук вбил себе в голову, что непременно должен разыскать могилу деда, а я, волею случая, был втянут в эту авантюру… ну вот, как-то так.

Бартенев сидел напротив, сжав руками голову. Он медленно переваривал услышанное. Потом он провел руками по седым волосам, ущипнул себя за руку и, помассировав область сердца, предложил:

– Лёша, не спеши. Давай еще раз, сначала.

– Ну, сначала, так сначала, – вздохнул Самойлов и, состроив постную гримасу, продолжил, – …в начале сотворил Бог небо и землю. Земля была пуста, и Дух Божий носился над водой. Дальше я не очень хорошо знаю, но про Адама и Еву могу. Вы только скажите, что надо пропустить и откуда начать?

Бартенев оторопело посмотрел на шутника, осмыслил вопрос и неожиданно улыбнулся:

– Тебе юмористом надо было стать, а не юристом… но неужели они нашлись? Не верю.

Самойлов, внимательно наблюдавший за стариком и заметивший, как тот снова пытается свалиться в ступор, безапелляционным тоном произнес:

– Владимир Андреевич, возьмите себя в руки, держите крепко и не выпускайте. Нам еще много чего надо успеть сделать. Скажите, анонимку на Нелюбина вы написали в КГБ? Владимир Андреевич в прямом смысле слова подпрыгнул на стуле:

– Господи, это откуда тебе известно? Кто ты, Лёша? – старик цепко схватил его за руку.

– Сейчас объясню. Только для дела это неважно. Важнее то, что расскажете вы, поверьте, – Лёшка освободился от захвата и осторожно положил свою руку на руку Бартенева, – И не надо ломать мне руки, они еще пригодятся. Итак, после того, как вы избавили народ от Нелюбина-старшего и поехали в Ленинград на поиски семьи, что было потом?

– Потом? – Бартенев закурил папиросу и немного успокоился, – потом я больше года искал их по Ленинградской области, потом была война с финнами, начался жесткий паспортный контроль, и мне пришлось вернуться в Лисецк. В сорок первом я снова поехал на их поиски в Ленинград, но началась война с немцами, и я оказался в блокаде. В сорок четвертом я снова вернулся в Лисецк. В Ленинграде искать было уже бессмысленно. Два наших дома разбомбило. Остался вот этот. Никого из прежних жильцов не осталось. Одна Вышковская уцелела, но она никому про меня не рассказывала. У самой муж так же пострадал. Иван, друг Моряка, помог с пропиской. Вот так с тех пор я дворником и работаю.

– Значит, решили прекратить поиски?

– Нет, я рассудил по-другому. Если вернуться в наш дом, может, они меня быстрее найдут. А где мне их было еще искать? Что ты сделал бы на моем месте?

– Сложно сказать, – Лешка задумался, – если бы я был экономистом, может, попытался бы стать известным экономистом, чтобы за границей обо мне узнали.

– Под фамилией Игнатьев? – усмехнулся старик.

– Не знаю, может, писателем стал бы или поэтом, под псевдонимом Бартенев. Главное, чтобы обо мне услышали. А так, сидеть на одном месте и ждать, пока рыба клюнет. А если это не река, а болото, и рыба вообще не водится? Нет, не по мне это . А почему обратно свою фамилию не взяли, когда вас реабилитировали?

– Смеешься? Откуда я мог знать про реабилитацию? Да и если бы знал. Здрасьте, я Бартенев. Меня расстреляли, но не совсем Я вернулся и наказал вашего чекиста, так что ли? Тогда точно расстреляли бы. А так я надеждой жил все эти годы. Вот и дождался. Так вот, про Нелюбина. Работал я все эти годы дворником, а потом сделал себе патент на ремонт обуви. Ларек у меня был, рядом с Кольцовским сквером. И вот, где-то год назад сижу, чиню обувь, вдруг слышу, кричит кто-то: «Звягинцев!», а в ответ: «Нелюбин! Кирилл Филимонович!». Смотрю, остановился «жигуль», вышел оттуда чекист в форме и давай с кем-то обниматься… он, конечно, не очень похож на отца, но взгляд… как под копирку. Я даже поёжился, когда увидел. Ну, думаю, ладно, судьба у них такая. Династия. А потом через месяц перенесли мой ларек на рынок. И что ты думаешь? Снова Нелюбин-младший и снова не один, а с кавказцами. Только кавказцы те не простые. Я побывал там… и людей отличить могу. Так вот, быстро они так встретились, пошептались накоротке и разбежались. Странно, думаю. Ну, прогулялся я за ними. Адресочек запомнил и понаблюдал недельку. И вот странность. Кавказцы те строго два раза в неделю в эту квартиру ныряли и не пустые, а с чемоданами. Интересно, думаю . Так вот, за пару месяцев я их полностью изучил. Они с этими чемоданами куда-то в область ездили, а иногда в Москву. Куда в область, точно не скажу, но до поезда Лисецк – Москва я их лично провожал. Как-то раз я увидел, что они еще с одним земляком общаются, а тот, в свою очередь, на рынке торгует. И знаешь, чем торгует из-под прилавка?

– Знаю. Меховыми шапками, – просто ответил Лёшка.

– Точно, – быстро согласился Бартенев и тут же опасливо покосился на собеседника, – ты и про это тоже в курсе?… К тому же встречался он с кавказцами раз в месяц, и те ему что-то передавали. Понимаешь, о чем я? Ну, думаю, сволочь. Папаша – мерзавец, и сын такой же. Ладно, думаю, помогу я нашему государству. Как-то раз остановил я милиционера, показал на них пальцем и говорю, проверьте их чемоданы, там меха. Тот их быстренько догнал, козырнул – я издалека наблюдал, а они ему достали документы, он с ними ознакомился, снова козырнул и пошел меня искать. Благо я за дерево догадался спрятаться. Получается, что с сильными документами те кавказцы были. Смекаешь? А потом еще раз Нелюбина видел. С девушкой в машине целовался. Явно не жена. Она ему в дочери годится.

– Блондиночка?

– Она самая, – усмехнулся Бартенев, – зачем я тебе всё рассказываю, если сам всё знаешь? Ладно, хорошо, что деньги в кармане были. Я в такси и за ними. За город он ее отвез, в дачный поселок. Ну, а я плюнул и в сердцах в Москву написал. Не сразу, конечно. Долго мучился. Почему одним всё, а мою жизнь взяли и в унитаз спустили? И написал про всё… может, зря написал, не знаю.

– Ясно, а с Моряком что дальше было?

– Да ничего… убили его в тридцать восьмом. Зарезали. Так я и остался ему должен. Мир тот очень жесток, поверь… погоди, – Бартенев встрепенулся и снова взял Самойлова за руку, – Лёша, твоя очередь. Рассказывай всё подробно, прошу, а то сердце не выдержит. И что же мы сидим… может поехали к внуку? Где он сейчас?

Лёшка встал со стула, прошелся от окна к двери, окинул взглядом Бартенева и ответил:

– Владимир Андреевич, давайте только с вами договоримся, что бы вы не услышали, вы это воспримете спокойно и без нервов, лады? – получив утвердительно-настороженный кивок, он продолжил, – где-то пару месяцев назад я познакомился с Полем. Судьба, наверное. Он преподаватель французского в университете, а я студент юрфака там же. Разговорились. Поль рассказал мне, как мать и бабушка долгие годы искали его деда, и что он собирается продолжить эти поиски. Попросил меня помочь. Я разработал план, в результате которого мы с вами неделю назад познакомились. А Поль познакомился с дочерью Нелюбина… да… не удивляйтесь, так бывает. Тоже судьба, наверное, – задумался Лёшка, – Через нее мы вышли на вашего бывшего студента. Сорока его фамилия. Пообщались. Он рассказал, что вас казнили и предположительно сообщил, что это случилось около Дубовки. После чего мы с Полем поехали к вам .