Приговор приведен в исполнение... - Олег Васильевич Сидельников

мужчина.

Привели нотариуса. Седовласый красавец тут же сомлел, упал в обморок. Под ним растеклась лужица.

Скупщик краденого Картвелов оказался «откровенным». Сказал:

— Вах!.. Какая моя вина? Мне продают вещь — я покупаю вещь!

Долго еще допрашивал Крошков преступницу. Однако ничего существенного не узнал. Она даже не угрожала Осиповым. Скрыла. Знала, что он, если представится возможность, вызволит ее. Обязательно. Скрыла она также, что генерал-майор Муфельдт был одним из тех, кто в конце декабря 1917 года вошел в Яссах на Румынском фронте в состав ядра оголтелых монархистов. Вместе с офицерскими отрядами полковников Дроздовского, Лесли, Войналовича он прибыл в Новочеркасск в помощь контрреволюционным формированиям на юге России. Передал ей об этом один надежный человек, прибывший по поручению генерала в Ташкент с такими же намерениями...

Осипову везло. Везло, как картежнику, поставившему на кон собственную жизнь.

Муфельдт взяли настолько аккуратно, что никто из соседей и не подозревал о ее аресте. В особняке обосновались оперативники. Мужское общество украшала Кручинина.

Два дня прошли без происшествий. В ночь на третий раздался телефонный звонок.

Мария подошла к телефону.

— Елизавета Эрнестовна? — спросил мужской голос.

— Нет, это прислуга. Елизавета Эрнестовна ушла.

— Как у нее дела?

— А кто это?

— Мы сейчас подъедем, можно?

— А кто вы?

— Друзья.

— В таком случае милости просим.

Среди оперработников был Можай-Можаровский, в прошлом капитан, фронтовик. В каземате крепости он назывался подполковником фон Дитцем.

Через некоторое время к дому подъехали двое верховых.

Кручинина открыла парадное. Они вошли. Увидев мужчину, схватились за кобуры.

— Без глупостей, господа, — произнес Можай-Можаровский. — Добро пожаловать. Я такой же, как и вы. Милости просим!

— Где Лиза? — спросил один из приезжих.

— У нее горе. Бандитами убиты генерал Мельников и его жена.

— Чекисты разменяли? — спросил высокий брюнет.

— Бандиты, — отвечал Можай-Можаровский и вдруг, хлопнув брюнета по плечу, воскликнул: — Своих не узнаете, штабс-капитан Егоров?

Брюнет, пристально посмотрев на собеседника, заулыбался:

— Можай-Можаровский!.. Ба... Значит, и вы с нами! А я и не узнал...

— Ну как там в Андижане? В Турквоенкомате вы выглядели щеголем. Но недолго поработали. Осипов вас, кажется, отправил в Андижан уездным военным инструктором?

— Так точно. К сожалению, как вы знаете, чекисты накрыли там филиал ТВО. Без малого два месяца пришлось отсиживаться в подполье. Да!.. Милль пардон, не представил своего спутника. Прошу любить и жаловать — бывший военный инструктор в Скобелеве Владимир Фельдберг. Тоже беглец и по той же причине.

Фельдберг щелкнул каблуками, коротко кивнул. У виска родимое пятно розоватого цвета. Лицо тупое, самодовольное.

Егоров поинтересовался:

— У ворот наших верховых лошадей принял какой-то абориген. Умеет он с лошадьми обращаться? Их ведь поводить надо.

— Помилуйте! — воскликнул Можай-Можаровский. — Прирожденный кавалерист. — (Прирожденным кавалеристом был агент Коканбаев.) — Однако перейдем к делу. Чего это вы, милостивые государи, в бега ударились?

— А вы, Леонид Константинович, зачем у дамы в будуаре прячетесь? — ядовито ответил Егоров.

— Прятаться для дела — это одно, а просто прятаться стыдно.

Вмешался Фельдберг. Заговорил, исполненный фанаберии:

— Извольте взять свои слова назад! В противном случае...

Можай-Можаровский рассмеялся:

— Экая гордыня. И пошутить нельзя. Сразу — к барьеру. Стреляться нам запрещено. Дело делать надобно. Я готов взять свои слова назад. А теперь милости прошу к столу, погреемся чайком.

Кручинина, в передничке, с нарядной наколкой, накрыла на стол. Приезжие офицеры, увидев угощение, вытаращили глаза. Чего только не было на столе: сардины и шпроты, зеленый консервированный горошек, масло, сыр, баночка красной икорки!..

— Шикарно живете, — вымолвил Фельдберг и проглотил голодную слюну. — Как в сказке.

— Не жалуемся. Как говорится, для милого дружка — сережку из ушка. Прошу отведать вина и елея.

После нескольких рюмок английской горькой разговор пошел самый доверительный.

— Мы теперь не ТВО, — Егоров вздохнул. — Новая организация составилась во главе с милейшим человеком — Леонтием Михайловичем Арсеньевым.

— Не он ли при Керенском был комиссаром ташкентской милиции? — спросил Можай-Можаровский.

— Он самый.

— Вялая, безвольная личность, правда, как человек, действительно милейший. Но в вожди не годится.

Подвыпивший Фельдберг тоже не помалкивал, хотя и уплетал за обе щеки.

— Удивительное дело. Сижу я сейчас в доме генерала Муфельдта. А ведь около года назад был под его началом на Румынском фронте.

— Как так? — удивился Можай-Можаровский.

— Очень просто. В Ташкенте у меня были небольшие неприятности. Пришлось отправиться с маршевым батальоном. В Румынии я и встретился с генералом Муфельдтом. После октябрьского переворота, будь он неладен, был поход на Дон. В Новочеркасске генерал мне приказал: «Ступай в Ташкент. Передай жене, что я, слава богу, жив и здоров, чего и ей желаю. Скажи, что по-прежнему люблю ее, хотя и знаю о ее проказах. Это поручение личного характера. Но посылаю тебя, Владимир, по делу государственной важности. В Туркестане надобно создать «белую организацию», истребить всех большевиков, всех сочувствующих и разогнать эти проклятые советы собачьих депутатов».

— Дела наши, однако, не очень-то хороши, — грустно произнес Можай-Можаровский.

— Ничего, скоро все будет в ажуре, — самодовольно отвечал Фельдберг. — Всех большевиков перевешаем!

...На рассвете Можай-Можаровский сказал:

— Лошадей и оружие оставьте здесь, господа. Отправляйтесь по адресу: Шейхантаурская, 32. Дом Таирова Абдусамата. Сошлитесь на меня, и вы там получите надежное убежище. Лошади и оружие демаскируют. Документы есть?

— Есть «липа», — пояснил Егоров. — У меня на имя Сердюка, у Фельдберга — на имя... Как его?

— Кауниц, — подсказал Фельдберг.

— Сердюк — это хорошо. А вот кому пришла фантазия назвать вас Кауницем?

— Зато у меня не «липа», а настоящие документы. А сам Кауниц никогда уже не станет жаловаться на то, что у него похитили документы. — Фельдберг ухмыльнулся.

Можай-Можаровский, проводив взглядом скрывшихся за поворотом «гостей», тут же позвонил по телефону.

— Можете встречать двоих заговорщиков. Идут по маршруту... Документы на имя Сердюка и Кауница.

За Первушинским мостом дорогу Егорову и Фельдбергу преградил патруль. Офицеры оглянулись — сзади появился еще патруль.

— Проверка документов.

Высокий смуглый кавказец полистал документы.

— Так... Сердюк и Кауниц. А точнее — Егоров и Фельдберг. Вы арестованы.

Рано утром Елизавету Эрнестовну вновь привели на допрос. Муфельдт попросила закурить. Крошков предложил махорку.

— Плохо живете, — ядовито ухмыльнулась она. — Будьте джентльменом, скрутите «козью ножку».