Приговор приведен в исполнение... - Олег Васильевич Сидельников

иной раз и матерком пускал, а все же, как я думаю, она верховодила.

— Кто еще бывал у нее?

— Фон Франк. Но он уже сгорел.

— Откуда вам это известно?

— Крошка Элизабет и предупредила, мол, хана фон Франку.

— Откуда она получает сведения?

— О!.. — Ромашкин поднял руку с вытянутым указательным пальцем. — У нее такие связи! Ей даже военный телефон провели. Она говорила: «Пока вы под моим началом, бояться нечего. Даже ежели кто погорит — освобожу». Большевиков называла «временным явлением». И листовками занималась...

— Какими именно листовками?

— Обыкновенными. Против большевиков. Давала листовки. Недели две назад позвала. Прихожу. Вижу — сидит здоровенный мужик. Брови мохнатые. Она ему говорит: «Вот, Павел Павлович, персона. По мелочам работает замечательно». Бровастый усадил меня рядом. Спрашивает: «В армии служил?» Отвечаю отрицательно. «Почему?» — допытывается. Отвечаю: «Я же вор чистых кровей». Он сморщился как сушеный гриб. А все же сказал: «Ничего, сойдет». Затем вынул из бокового кармана пачку бумаги. «На, — говорит, — расклей в городе. Для общего дела. И смотри мне!.. — погрозил пальцем. Я, конечно, взял. И даже две штуки приклеил. А остальные сунул под крыльцо кассы летнего синематографа в городском саду.

— Синематограф Гелиос?

— Он самый.

С допросом Муфельдт Крошков не спешил. Он понимал: это, быть может, наиболее яркое дело в его жизни. С кондачка начинать нельзя. Надо подготовиться. И консультант занялся изучением предварительных материалов. Листая протоколы осмотра места происшествий, описи имущества, другие материалы, он натолкнулся на строку: «Часы фирмы «Павел Буре», золотые, с тремя крышками, золотой цепочкой с образком». Он сидел и мучительно вспоминал: где он читал эту фразу?.. И вспомнил — в «Туркестанских ведомостях», летом пятнадцатого года. Тогда писали, что был обворован ломбард. Среди похищенных вещей значились и эти часы с образком. Полиция так и не разыскала преступников.

И вот часы с образком — у Муфельдт.

Крошков решил сверить номера часов со списком часов, похищенных в ломбарде. Пригодился полицейский архив, обнаруженный на чердаке. Результаты этого эксперимента потрясали: часы, найденные Ескиным в бельевой корзине, были похищены из ломбарда!

Стали вызывать владельцев часов. Заодно представили и другие драгоценные вещицы.

Первым явился «король легковых извозчиков» Топорков, ладный мужчина в поддевке, с бородой веером. Увидев свои «часы с образком», прослезился.

Владельцы часов и других ценностей пошли косяком. Многие приносили даже квитанции.

По городу пошли слухи, на этот раз — добрые. Молва разносила весть: «Большевики из уголовного розыска всё раскапывают, все даже самые старые грехи. Ушлый народ!»

Проверил Крошков и завещание Мельникова. Как и предполагалось, оно оказалось подложным. И не значилось зарегистрированным в семнадцатом году. Нотариус Плятцер Каминский, иссопливив носовой платок, показал: «Допустил отступление от совести и закона. Не устоял перед Муфельдт и засвидетельствовал незаконный юридический акт задним числом, использовав сохранившуюся у меня старую печать. Фактически же составил сие завещание два месяца назад. Подпись Мельникова подделана».

За составление этого «завещания» бывший нотариус получил золотые часы.

Вызывал Крошков и Рейта, подписавшего «завещание» как свидетель. Пухлый, цветущего вида господин средних лет — доверенный Туркестанской гарантийной мастерской пишущих машинок «Континенталь» и «Ундервуд» — покаялся: «Бес попутал. Не мог отказать, так как, между нами говоря, состою в интимных отношениях с Елизаветой Эрнестовной».

Наконец наступило свидание с Елизаветой Муфельдт.

В кабинет вошла высокая худощавая дама лет тридцати с небольшим. Гибкая, змеиная фигура. Лицо поразительной бледности, огромные, темные, как ночь, глаза. Иссиня-черные волосы забраны назад и закручены на затылке узлом. Большие ярко-красные губы.

Села она без приглашения, закинула ногу на ногу.

«М-да, — подумал Крошков, — тут придется потрудиться».

— Вы хотели о чем-то меня спросить? — начала Муфельдт.

— Извините. Не спросить, а допросить.

— Судя по вашему внешнему виду, вы дворянин?

— Бывший. Однако займемся делом. Расскажите, как вы дошли до жизни такой.

— Извольте, — Муфельдт взглянула на консультанта так, что у него захолодило под сердцем. — Расскажу свою биографию. Ладно?.. И отлично. Родилась в Лифляндской губернии. Дворянка. Девочкой меня вывезли во Францию. Жила с родителями в маленьком курортном городке Дьеппе. Затем отдали на воспитание в монастырь. Во Франции, знаете ли, девушек принято отдавать на воспитание в монастыри.

— Я хотел бы поговорить о другом, — прервал ее Крошков.

— Нет, дорогуша. Сперва выслушайте... Скинуть бы с вас лет двадцать... Ну-ну... Не сердитесь. Меня тоже понять надо. Сунули в монастырь. Из этих монастырей нередко выходят либо ханжи, либо потаскухи... О-ля-ля!.. Покраснел бывший дворянчик!

— Прошу вас не отвлекаться, — сурово произнес Александр Александрович. — Вопрос по существу. Откуда у вас такое богатство?

Муфельдт усмехнулась:

— Муж оставил. Спросите у генерала Муфельдта.

— Откуда вам известно, что он стал генералом?

— А откуда вам известно, что царя расстреляли? Слухами земля полнится.

— Иной раз вы требовали ценности, применяя оружие?

— Я?.. Господь с вами. Никогда. Мне просто приносили. Или вы считаете меня обитательницей Одиннадцатой версты?[19]

— Убийство профессора Когена и четы Мельниковых — ваша работа?

— Мсье, вы меня смешите. Неужели вы думаете, что я возьму и просто так выложу? Ах, какой красивый мужчина!..

Крошков стоически вынес этот выпад. Вынул из стола перстень с драгоценным камнем, отливающим всеми цветами радуги.

— Ваш?.. Этот перстень сняли с вашей руки.

— Мой. А что?

— Ничего особенного. Просто перстень этот был заложен в ломбарде и тридцать первого июля пятнадцатого года в числе других ценностей был похищен из ломбарда.

Муфельдт погладила свои карменовские зачесы.

— Правда?.. Значит, я купила краденую вещь. Какой ужас!

Крошков стал терять терпение. Ну и гадина!

— Не хотите ли повидаться кое с кем? — спросил он.

— Смотря с кем.

— Ваш близкий знакомый... Введите арестованного! — приказал Крошков.

Вошел Одуванчик.

— Ба-а! — воскликнул он, завидев Муфельдт. — Да ведь это наша Крошка Элизабет! Ну и подзалетели мы с вами, мадам!

Муфельдт отвернулась, произнесла хрипло:

— Уберите этого недоноска.

Крошков показал Одуванчику перстень.

— Он! — воскликнул жулик. — Носила запросто. Оченно сие колечко ей нравилось.

Ромашкина увели.

— Елизавета Эрнестовна, расскажите, как появилось завещание Мельникова.

Она молчала.

Крошков вызвал Рейта. Сдобный мужчина с губами лакомки тут же рухнул на колени.

— Не губите, Елизавета Эрнестовна! Ради наших бессонных ночей... Пошел на преступление.

— Дрянь, — тихо произнесла Муфельдт. — Какие бессонные ночи? Рехнулся. Ты же кролик, а не