Шаман - Кристофер Сташеф

— Ты не понял? Как только бы ты потерял голову от страсти, тебе бы ее снесли мечом!

Девушка отползла из круга, плача и проклиная судьбу.

Носильщики опустили на землю свою ношу и, вопя, бросились к Огерну, но он без труда отбросил их, а потом сорвал с идола маску, под которой оказалось лицо Лабины, искаженное яростью. Жрица кричала:

— Будь ты проклят, чужеземец! Ты не дал нам принести жертву! Теперь богиня разгневается на нас и не даст нам урожая!

Крестьяне, напуганные до смерти, вскочили, принялись громко кричать, но Огерн поднес лезвие меча к горлу Лабины и воскликнул:

— Назад! Иначе ваша жрица умрет!

Крестьяне застыли на месте, а Огерн слегка уколол кончиком меча в шею Лабины и требовательно вопросил:

— Как только к вам попадают чужие, вы приносите жертву? Ведь ты бы отсекла голову Лукойо, а не девушки, потому что она твоя соотечественница. Так?

— Так! — брызнув слюной, прошипела старуха. — А девушка с этого дня была бы посвященной Алике. Теперь же из-за того, что ты вмешался, она будет проклята навеки и ни один мужчина никогда не коснется ее!

Девушка взвыла.

— Наверняка у вас погибло множество чужестранцев, — продолжал Огерн, — ведь такое множество ваших женщин стремится ублажить вашу похотливую богиню! Ну а если чужеземцев не предвидится, тогда что же? Вы приносите в жертву кого-то из своих юношей?

— Всегда найдется мужчина, готовый отдать жизнь за то, чтобы совокупиться с девственницей Алики, — шамкнула Лабина. — Но всегда хватает и чужеземцев, готовых совокупиться с любой жаждущей этого женщиной!

На миг Огерн замер, но тут же бросил:

— А если бы я согласился вкусить их прелестей? Я бы тоже был предназначен в жертву?

— Да, но теперь ты будешь принесен в жертву вместо своего друга, ибо ты нарушил церемонию, и только твоя смерть способна унять ярость Алики! Или пусть убьет меня, пусть ты убьешь меня, потому что мое место уже готова занять достойная женщина! — И Лабина крикнула своим сородичам: — Убейте его!

Крестьяне с ревом кинулись на Огерна.

Он отшвырнул от себя жрицу, но у нее за спиной вырос Лукойо. Выкрутив старухе руку, он выхватил у нее кривой меч и замахнулся на нападавших. Лукойо прижался спиной к спине Огерна, и они принялись рубить мечами направо и налево, но как только они ранили пятерых, остальные в страхе отступили, а те, которые стояли дальше от круга, побежали домой за оружием.

— Никуда вам от нас не деться! — проревел широкоплечий крестьянин. — Как только мы вооружимся мечами, вам несдобровать! Мы убьем вас!

— Не убьете! — прозвучал голос, похожий на скрип тюремной двери.

Люди в ужасе вскричали — их подбросило кверху невидимой волной, которая ползла по земле и подбиралась все ближе и ближе к Огерну. Дверг шел вперед, расталкивая народ длинными заскорузлыми руками, а за ним поспешало существо, похожее на человека, но поросшее шерстью и с головой шакала!

Огерн выпучил глаза, не в силах поверить в то, что ему на выручку идет клайя. Но он быстро совладел с собой и бросился навстречу Гракхиноксу, выкрикивая боевой клич и размахивая мечом. Крестьяне завизжали и расступились, и наконец между Огерном и его спасителем не осталось ни души.

— Не дайте им удрать! — верещала Лабина. — Остановите их, иначе на вас обрушится гнев Алики!

Крестьяне колебались, но вот из задних рядов послышались восклицания: «Клинки! Клинки!», а вслед за ними — звон металла, означавший, что на подмогу спешат вооруженные жители деревни. Какой-то мужчина бросился на Огерна, вооружившись медным серпом. Огерн разозлился и легким ударом выбил серп из руки крестьянина. Однако его место тут же заняли двадцать человек с серпами и косами. Некоторые размахивали цепями. Клайя завыл, завертелся на месте, принялся орудовать пикой, но стоило ему прикончить одного, как на него тут же бросались еще двое. Клайя заметался, не успев выдернуть пику из тела павшего. Но тут на этих двоих крестьян набросился дверг и отшвырнул их прочь. Тем временем Огерн и Лукойо яростно дрались, отбивая клинок за клинком, серп за серпом, но они уже тяжело дышали и понимали, что совсем скоро крестьяне одолеют их числом.

— Сто-о-о-о-ойте! — вдруг послышался громкий голос, перекрывший шум драки. Голос этот прозвучал со всех сторон сразу вместе с ударом гонга.

Все остановились. Замерли с широко раскрытыми глазами, не бросив, однако, оружия и не спуская глаз со своих противников. Огерн рискнул, быстро оглянулся и увидел…

Увидел высокого человека, охватившего рукой шею Лабины. Лицо старухи побагровело, мерзкое тело, выкрашенное алой краской, задергалось. А от высокого человека, стоявшего у нее за спиной, исходило зеленоватое сияние, и жители деревни трусливо попятились назад, постанывая от суеверного страха.

Огерн смотрел на удивительного человека без страха, он смотрел на него с изумлением и восторгом, потому что это был… Манало!

— Ваша богиня повержена! — провозгласил Манало. Он не кричал, но голос его слышали все. — Сила Ломаллина показала истинное лицо вашей Алики — она всего лишь плод больного ума, извращение, насмешка над улинской госпожой Рахани!

Все стояли не двигаясь, а Манало швырнул Лабину на землю. Старуха в ужасе смотрела на Манало, на его гневное лицо, и ей стало до того страшно, что она свернулась в клубок.

— Но у Алики есть сила и власть! — вскричал старик.

— Это сила Улагана! — громом прогремел ответ Манало. — Это сила смерти! Он послал вам жрицу Лабину тогда, когда ваши урожаи были хороши сами по себе! Он послал Лабину для того, что совратить ваших девушек и уничтожить бесчетное число чужеземцев! — Манало обвел взглядом крестьян, стараясь заглянуть в глаза каждому, и продолжил: — Откажитесь от поклонения Смерти и поклонитесь Жизни! Только Ломаллин и Рахани смогут дать вам щедрые урожаи! — Затем Манало обернулся к Огерну и его друзьям и повелел: — Идите!

Проход, образовавшийся тогда, когда к Огерну пробирался дверг, чудесным образом открылся вновь, Огерн понял, что бежать ни к чему, и потому гордо прошествовал вперед, высоко подняв голову. За ним шел Лукойо, сияя улыбкой, за ним — Гракхинокс, а за тем — зубастый, ухмыляющийся клайя. Как только они добрались до дальнего края толпы, за ними последовал Манало. По пути он сурово вглядывался в лица крестьян и говорил:

— Отвернитесь от смертоносной Лабины! Прокляните лжебогиню Алику! Покиньте богиню, которой на самом деле нет, и поклонитесь богине-матери Рахани!

Но как только мудрец оказался с краю толпы, Лабина вдруг ожила, стала выкрикивать ругательства, воплями призывать народ напасть на чужеземцев, грозить им проклятием, гибелью урожая, рождением мертвых младенцев, пропажей молока у скота и его бесплодием. Толпа, застонав от страха, повиновалась. Крестьяне бросились вслед за чужеземцами, и очень скоро испуганный стон перерос в крик погони.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});