Сокровище - Трейси Вульф

не брала в руки кисть с тех самых пор, когда жила в Адари. Да, конечно, я все еще храню мои краски и кисти, но в последние месяцы я ни разу не посмотрела на них. Собственно говоря, я даже не знаю, в каком из чуланов они хранятся в нашем доме в Сан-Диего.

Моя любовь к живописи – это еще одна вещь, которую мир сверхъестественных существ отнял у меня, еще одна часть моего существа, которую я потеряла, став королевой горгулий.

Хезер бросает на меня странный взгляд, но ничего не говорит о том, нравится ли ей, как написан этот портрет, за что я ей благодарна.

Хадсон круговыми движениями успокаивающе потирает мою спину между лопатками, одновременно ведя нас налево. Я благодарно улыбаюсь ему, но он не улыбается в ответ. Вместо этого он просто пристально смотрит на меня своими зоркими глазами, подмечающими слишком много.

Поэтому мне не остается ничего иного, кроме как повернуться к моим друзьям и начать болтать об этом месте.

– Итак, с какого этажа вы хотите начать? Это здание разделено по видам искусства, чтобы нужные инструменты и оборудование были легкодоступны тем, кому они могут понадобиться.

– О каком оборудовании ты говоришь? – спрашивает Иден.

– О самом разном, – отвечаю я. – На нижнем этаже располагаются большинство живописцев и фотографов, на втором этаже находится студия для скульпторов, там можно найти все виды резцов, гончарные круги, печи для обжига и огромный запас глины.

– А на третьем этаже есть ткацкие станки, швейные машинки, запас пряжи и тканей, – добавляет Хадсон.

– Здорово тут все устроено, – замечает Мэйси, ее губы, накрашенные помадой цвета шпанской вишни, изогнуты в чуть заметной улыбке; она стоит в центре помещения и осматривает фрески на стенах. – А художники платят за все это сами?

– Вообще-то за это платит город, – говорю я. – Поэтому-то это место и открыто для публики. Это одно из любимых детищ городского совета.

Мои друзья так же очарованы этим творческим кооперативом, как Хадсон и я, и мы проводим пару часов, бродя по этажам, осматривая произведения искусства и знакомясь с живописцами и скульпторами. Это немного неловко, потому что многие из них работают над изображениями Хадсона, что слегка напрягает его, особенно когда они просят его попозировать для нескольких фотографий, чтобы позже использовать их в своей работе.

Он реагирует на все это уже более спокойно к тому времени, как мы заканчиваем осматривать все три этажа и выходим в один из моих любимых уголков этого кооператива – огромный сад с граффити, тянущийся вдоль всего склада.

Между двумя массивными покрытыми граффити стенами цветут цветы, петляют гравиевые дорожки и стоят скамейки. В центре сада находится громадный фонтан, вокруг которого также располагаются скамейки, чтобы люди могли сидеть на них и любоваться граффити.

Стены исписаны теггингом, маленькими картинками и случайными фразами, которые вызывают у меня улыбку. Тут можно найти все что угодно – от сердечек с инициалами внутри до позитивных и трагических высказываний о жизни и цитат из песен и стихов.

– Что это? – спрашивает Флинт, направляясь к огромным металлическим шкафам в конце сада. Я расстраиваюсь, заметив, что он немного хромает – должно быть, от всех этих подъемов и спусков по металлическим лестницам у него разболелась нога.

– Это лучшее из всего, что тут есть, – отвечаю я и улыбаюсь.

Но тут Флинт спотыкается на камне, и Джексон молниеносно переносится к нему и хватает его за руку выше локтя, чтобы не дать ему упасть. Если судить по взгляду, который бросает на него Флинт, и по тому, как резко он вырывает руку, это было ошибкой с его стороны.

Джексон рычит, но ничего не говорит. С досадой вздохнув, он остается стоять на месте, пока Флинт ковыляет к ближайшему шкафу. Черные глаза Джексона продолжают следить за Флинтом, который снова спотыкается на дорожке, но я понимаю, что он уважает желание Флинта, пусть и невысказанное, – если тот захочет, чтобы Джексон ему помог, то попросит об этом.

Я не могу себе представить, как это должно быть тяжело для них обоих. Джексон с его склонностью к гиперопеке напряжен как натянутая струна, потому что не желает, чтобы Флинт опять пострадал. И Флинт, полный решимости ни от кого не зависеть и справляться со всем самостоятельно.

Не зная, что делать, как им помочь, кроме как попытаться сгладить неловкость, я торопливо подхожу к шкафам и распахиваю дверцы, чтобы все смогли увидеть, что внутри.

Глава 54

Баллончики с краской

– Аэрозольные баллончики с краской? – смеется Флинт, увидев содержимое шкафов. – Ими может пользоваться любой?

– Абсолютно любой, – подтверждаю я, достав из шкафа два разных баллончика и протянув их ему. – Какой цвет тебе нужен?

Он смотрит на крышки с удивлением.

– Значит, тут не только фиолетовые и лиловые оттенки?

И тут до меня доходит, что он прав. Тут есть баллончики десятков разных цветов, благодаря чему стены с граффити и смотрятся так красиво. Это смесь из всех мыслимых цветов – чего я прежде не осознавала. А если и осознавала, то мне не приходило в голову, что аэрозольные баллончики – и многие принадлежности для живописи вроде красок, которыми я писала портрет Хадсона, – были доставлены сюда откуда-то еще. Они не могли быть произведены в Адари и вообще в Норомаре.

Как и бело-розовые столики в кондитерской, диваны в доме Суила, цветная одежда, которую носят горожане. Все это наверняка привозят сюда контрабандой. Это тоже доказывает, что в Норомаре и впрямь орудует хотя бы один контрабандист – Поло или кто-то из его знакомых. И если это действительно так, возможно, план Хадсона по преодолению барьера и возвращению в наш мир в самом деле сработает.

Но до полуночи остается еще несколько часов, так что я решаю подумать о контрабандисте потом. А сейчас мне хочется просто поразвлечься с моими друзьями.

Я беру пару баллончиков краски – синюю и серебряную, – затем жду, когда баллончики возьмут мои друзья, и мы все направляемся к стене. Рассыпавшись, мы начинаем рисовать с их помощью на пустых участках стены, которые нам удается найти.

Хадсон рисует гигантское красное сердце и помещает в него наши инициалы, потому что такой уж он сентиментальный. Я закатываю глаза, но он только ухмыляется и добавляет несколько сердечек поменьше, окружающих главное сердце.

– Это малость пошловато. Но ты это знаешь, не так ли? – говорит Мэйси, рисуя рядом с сердцами Хадсона громадного черного паука.

Хадсон фыркает.

– Я предпочитаю считать себя романтиком.

– Ага, ну