Желтая жена - Садека Джонсон

из девочек выбрала свою любимую, – а потом все вместе раскрашивали картинки.

– Это для Джули, когда она вернется домой, – пролепетала Джоан, глядя на меня большими, полными надежды глазами. Я погладила дочь по голове.

В этот момент в комнату заглянула Эбби.

– Масса ждет в гостиной, – сообщила она.

Странно, что Тюремщик оказался дома в такой час: для обеда еще рано, и даже к бутылке он начинал прикладываться гораздо позже. Отдав малышку экономке, я направилась прямиком в гостиную, не особенно тревожась о том, что на мне надето простое домашнее платье, а волосы кое-как подобраны на затылке.

При моем появлении губы Тюремщика недовольно скривились:

– Приведи себя в порядок. Мы немного покатаемся. Свежий воздух пойдет тебе на пользу.

– Но как же девочки? Кто за ними присмотрит?

– Сисси скоро подойдет. Давай пошевеливайся. Мы едем прямо сейчас.

Мне хотелось кричать, но я прикусила губу и отправилась выполнять приказание, а вскоре вернулась в нарядном поплиновом платье, кружевном капоре и тонких летних перчатках в тон кружевам. Вероятно, в жаркий августовский день легкая шляпка была бы более уместна, но широкие поля капора хорошо скрывали мое искаженное страданием лицо. Новый кучер Тюремщика Хэмп подал мне руку, помогая подняться в коляску. У этого рослого парня с кожей цвета темной бронзы и пухлыми губами посредине лба виднелся V-образный шрам.

– Поехали, масса? – спросил возница, усаживаясь на козлы.

Тюремщик кивнул. Хэмп натянул поводья и щелкнул языком.

* * *

Едва мы выбрались за черту города, как пейзаж изменился: каменные дома и теснящиеся вдоль улиц деревянные постройки сменились обширными зелеными полями и пологими склонами холмов. В воздухе запахло свежестью. За годы жизни в Ричмонде я так привыкла к зловонию тюрьмы, что в первое мгновение у меня закружилась голова. А затем я полной грудью вдохнула напоенный влагой чистый воздух, и томившая душу печаль как будто отступила. Я прихватила с собой вязанье и машинально щелкала спицами, но постепенно пальцы замерли. Хотелось просто смотреть на окружающий мир и наслаждаться ощущением струящейся во мне жизни.

Полдня мы ехали по широкой грунтовой дороге. Затем Хэмп свернул на проселок. Я хваталась за борт коляски всякий раз, когда та подпрыгивала на кочках. Лошади бежали дружной рысцой, поднимая облачка желтой пыли. Вскоре впереди показался фасад большого дома.

– Ты любишь его? – Это были первые слова, которые Тюремщик произнес за все время нашего путешествия. – Я знал, что вы родом с одной плантации. И понимаю, почему тебе захотелось помочь ему. Так ты любишь его? – Лапье пожирал меня глазами.

– Нет, – твердо ответила я, стараясь придать лицу как можно более искреннее выражение.

Тюремщик отвернулся, собрал лежавшие на коленях бумаги и засунул в кожаный портфель. Хэмп остановил коляску возле длинного здания из красного кирпича, выстроенного в георгианском стиле, с широкими боковыми крыльями и белыми ставнями. Дом был гораздо просторнее того, в котором жили мы с Лапье, но раза в два меньше особняка на плантации Белл. Я понятия не имела, куда и зачем мы приехали, но кожей чувствовала: мой мальчик где-то рядом. Коренастый широкоплечий мужчина с тронутыми сединой волосами и приветливой улыбкой встретил нас на ступенях террасы. Две пятнистые черно-белые собаки крутились возле его ног, отчаянно виляя хвостами. Молоденькая темнокожая девочка тянула за веревку панкхи, обмахивая хозяина.

– Добро пожаловать, Рубин. Рад видеть тебя, приятель! – воскликнул мужчина.

– Позволь представить, это Фиби Долорес Браун, мать моих детей и хозяйка тюрьмы Лапье.

– Меня зовут Генри О’Киф. – Мужчина улыбнулся, поцеловал мне руку и проводил через парадную дверь в большой холл с высокими потолками, где царила приятная прохлада. – Полли! – позвал он, глядя куда-то наверх.

Приземистая, крепко сбитая женщина спускалась нам навстречу по широкой лестнице, ее рука скользила по изящным кованым перилам. Светлые волосы были собраны в незатейливый узел, а по загорелым щекам рассыпались веселые девичьи веснушки. Одета она была довольно скромно: простая блузка, никаких пышных юбок и ни одного украшения. Мое платье измялось и запылилось в дороге, но по сравнению с этой женщиной я выглядела настоящей модницей.

Рубин склонился к руке Полли.

– Какое счастье снова видеть вас, – пропел он.

– Благодарю. Я тоже рада нашей встрече. – Женщина кивнула Тюремщику, но ее брезгливый взгляд был устремлен в мою сторону.

– Это Фиби, – представил меня супруг Полли.

– Рада познакомиться, – улыбнулась я хозяйке дома.

– Полли, дорогая, проводи Фиби в гостиную. Пока вы пьете чай, мы с Рубином займемся делами, а к ужину присоединимся к вам.

Рука Полли потянулась к горлу, и женщина несколько раз тяжело сглотнула, прежде чем ей удалось совладать с собой: ясно было, что «желтых жен» вроде меня она не жалует. Мы прошли в гостиную. Это была просторная комната прямоугольной формы, расположенная в передней части дома рядом с главной террасой. Шторы на окнах были задернуты неплотно, и я могла видеть, как Генри О’Киф и Рубин Лапье спустились по ступенькам и направились к небольшому флигелю во дворе, где, как я полагала, находилась контора хозяина плантации. Следом за нами вошла чернокожая женщина, сжимая в руках поднос, на котором стояли чашки, молочник и чайник. Как только мы с Полли устроились в креслах напротив друг друга, другая служанка опустила поднос на столик между нами и налила обеим чаю.

– Откуда вы родом? – начала беседу Полли. Блюдце в ее руке заметно подрагивало.

– Чарльз-Сити.

– Как вы познакомились с Рубином? – спросила она, поглядывая на меня поверх чашки. Нервозность во взгляде хозяйки выдавала ее намерения: Полли желала выяснить, каково мое положение в доме Лапье. Я отпила чаю, затем достала из корзинки вязанье и вернулась к прерванной работе.

Когда напряжение спало, я откинулась на спинку кресла и сказала, обводя комнату взглядом:

– У вас красивый дом.

Полли поджала губы и кивнула, принимая мою похвалу. Я с удовольствием поболтала бы с ней как с доброй приятельницей, но после моего отказа отвечать на заданный вопрос миссис О’Киф больше не пыталась завязать разговор. Мы молча сидели в гостиной. Я вязала, а Полли глазела в окно. Наконец прозвучал гонг к ужину.

– Бетти, – позвала хозяйка служанку, подававшую нам чай, – покажи Фиби, где можно умыться.

– Да, миссус. Сюда, пожалуйста. – Бетти привела меня в небольшое помещение, примыкающее к кухне, откуда доносился восхитительный запах жаркого. В животе заурчало: после завтрака во рту у меня не было ни крошки, поскольку весь день мы провели в дороге и пропустили ланч. Когда я ополоснула лицо и взялась за полотенце, в гостиной, где осталась Полли, раздались голоса. Стены были довольно тонкими, я без