Краткая история Латинской Америки - Джон Чарльз Частин

времени, будучи уверены, что никому не будет до этого дела, военные устраивали массовые казни крестьян, которых подозревали в пособничестве партизанам. В 1981 году, например, элитный батальон, обученный в США, вошел в крошечную деревню Эль-Мосоте и вырезал там почти всех: сотни безоружных мужчин, женщин и детей, не способных полноценно сопротивляться. По иронии судьбы, военная разведка промахнулась: Эль-Мосоте, как позже выяснилось, не просто не был базой повстанцев – многие семьи в Эль-Мосоте недавно обратились в ориентированный на США евангелический протестантизм и, вероятнее всего, отдавали предпочтение правительству, а не партизанам. Подобные истории хорошо иллюстрируют неизбирательное насилие военного антикоммунизма в Центральной Америке. Неудивительно, что сальвадорцы бежали из своей страны десятками, а затем и сотнями тысяч, и многие перебрались в США.

Поскольку ФНОФМ отказался участвовать в выборах, опасаясь мошеннического «управления», антикоммунисты неизменно побеждали, гарантируя избранному правительству американскую помощь. По мере того как война затягивалась и число погибших росло – сорок, пятьдесят, шестьдесят тысяч, – росла и электоральная сила антикоммунистов. Страна устала. К 1990 году война зашла в тупик. Упрямый оптимизм, поддерживавший революционное видение, угасал с каждым днем. Выборы в Никарагуа в 1990 положили конец сандинистской революции. В Европе резко начался распад советского блока. Победа ФНОФМ казалась эфемернее, чем когда-либо. Больше того, опыт Никарагуа показывал, что даже если партизаны победят, победа не принесет мира. Итак, в 1992 году ФНОФМ подписал мирный договор и сложил оружие. Гватемальские повстанцы тоже выдохлись. В Центральной Америке воцарился мир, рожденный истощением.

Холодная война закончилась. Но в Латинской Америке не победил никто, остались только проигравшие. Революционный пыл 1950-х и 1960-х годов угас по всему полушарию к 1970-м и 1980-м. В некоторых странах, например в Уругвае, партизанская война привела к краху демократических правительств. В других, таких как Бразилия и Чили, генералы, вдохновленные доктриной национальной безопасности, развязали террор. В любом случае светлые надежды на окончательное искупление первородного греха Латинской Америки – социальной несправедливости – утонули в крови и разочаровании. Латинская Америка была полностью милитаризована и оккупирована собственными вооруженными силами. Некоторые партизанские движения оставались активными и в 1990-е – в Колумбии, Перу, на юге Мексики, – но ощущение континентальной революционной волны полностью испарилось. Как и в остальном мире, окончание холодной войны ознаменовало конец эпохи. Вот-вот должен был начаться новый период истории. По крайней мере, так казалось.

Течения

Ла Виоленсия, Пабло Эскобар и бесконечные страдания Колумбии

В 1990-х население Колумбии превысило население Аргентины, что сделало ее третьей по численности в Латинской Америке – после Бразилии и Мексики. Несмотря на свои размеры и важность, Колумбия редко фигурирует в нашей истории из-за исключительности ее политики. Например, в неоколониальный период Колумбией правили консерваторы, а не либералы. В бурные годы холодной войны колумбийские военные не захватывали страну открыто. Пока долги и инфляция опустошали Латинскую Америку в 1980-е (так называемое потерянное десятилетие надежд на экономический рост), экономика Колумбии оставалась устойчивой. Тенденция двигаться против течения продолжилась и в новом тысячелетии. Когда холодная война закончилась и революционеры по всему полушарию отступили, партизанские армии Колумбии подняли голову.

Надо отметить, что необычайно высокий уровень насилия преследует Колумбию с 1940-х, когда по всей сельской местности вспыхнули беспорядки после убийства Хорхе Эльесера Гайтана, известного лидера-популиста. Этот период, получивший меткое название Ла Виоленсия[74], длился вплоть до 1950-х. Несмотря на то что источником Ла Виоленсии были традиционные партии Колумбии – либералы и консерваторы, – затрагивала она не столько политику, сколько социально-экономические проблемы сельской местности. Перепуганные люди хлынули в города, бросая землю и собственность или продавая ее по дешевке. Другие, напротив, остались, скупая землю по бросовым ценам. Общий уровень насилия вырос во многом за счет мелкой уличной преступности, достигшей в крупных городах поразительных показателей: прежде чем отправиться в центр города, женщины среднего класса снимали серьги, а мужчины – наручные часы. Уровень насильственной смертности в Колумбии конца 1970-х бил мировые рекорды для страны, не находящейся в состоянии войны.

Именно в условиях беззакония Пабло Эскобар открыл новый бизнес – контрабанду марихуаны, а затем и кокаина в Соединенные Штаты, со временем создав мафиозную империю. Эта влиятельная фигура организованной преступности во многом напоминала Аль Капоне, американского мафиози более раннего периода, чьим бизнесом был нелегальный алкоголь во время сухого закона – тоже своего рода наркотик. Колумбийской версией Чикаго Капоне стал родной город Эскобара – Медельин, по имени которого наркоимперия была названа Медельинским картелем. Легкие деньги вдохнули новую жизнь в насилие, и без того процветавшее в повседневной жизни Колумбии. Американские потребители были готовы платить огромные суммы за колумбийские наркотики. В торговле 1970-х доминировала марихуана, и «травка» Эскобара была более высокого качества, чем мексиканская, которую американцы покупали раньше. Десять лет спустя эстафету принял кокаин, который получали из листьев коки, собранных в Перу или Боливии, а затем очищали и экспортировали. Для большинства американских потребителей это был новый препарат, и в любом случае до Эскобара никто не поставлял его в таких количествах. Огромное богатство торговцев наркотиками, как с богатством обычно и бывает, превратилось во власть и влияние.

Тем временем Колумбия переживала собственную версию холодной войны. Сельские партизанские армии, чьи корни следовало бы искать в Ла Виоленсии 1950-х, особенно ФАРК, теперь считались и считали себя марксистскими революционерами. Группа городских партизан, назвавшаяся Движением 19 апреля (кратко – М-19), подняла меч Симона Боливара, взятый из витрины музея, чтобы символизировать новую революцию. Как и Тупамарос в Уругвае, колумбийские М-19 наносили точечные удары, впечатлявшие общественность и влекущие серьезные последствия. В 1980 году в Боготе они захватили посольство Доминиканской Республики во время вечеринки, полное дипломатов, включая посла США. Бойцы М-19 держали их в заложниках два месяца, прежде чем бежать на Кубу. В 1985 М-19 захватила здание Верховного суда Колумбии. Правительство отказалось вести переговоры и после десяти часов споров и ультиматумов впустило через парадную дверь танк, за которым следовала армия, бряцая оружием. 95 гражданских, в том числе все судьи Верховного суда, погибли под перекрестным огнем.

Дальше – хуже. ФАРК[75] и вторая армия сельских партизан, АНО[76], заставили землевладельцев платить «военные налоги», и те начали собирать собственное ополчение, чтобы помочь армии бороться с партизанами. Деревенские жители оказались между двух огней. Если они помогали партизанам, им грозила смерть от рук ополчения или армии. А партизаны могли убить тех, кто откажется им помочь, на месте. Тем временем у партизан, превративших похищение людей в один из основных способов добычи денег, возникла сомнительная идея