Краткая история Латинской Америки - Джон Чарльз Частин

К концу 1970-х в Уругвае было больше политических заключенных на душу населения, чем в любой другой стране мира.

Диктатура практически повсюду

Судьба стабильного демократического Уругвая показывает, как холодная война опустошила даже страны, не склонные к мятежу или диктатуре. Чили можно назвать еще более ярким примером. Никакая другая латиноамериканская страна не могла сравниться с Чили в плане конституционного правления. В течение многих лет чилийская демократия преодолевала серьезные идеологические разногласия, и с 1930-х Компартия Чили, одна из старейших и сильнейших в полушарии, участвовала в избирательных коалициях с другими левыми партиями. Именно такая Коммунистическая партия разочаровала Че Гевару, поскольку не выступала за вооруженную революцию.

На президентских выборах 1958 года в Чили социалистически-коммунистическая коалиция получила почти треть голосов. Их кандидатом был Сальвадор Альенде – как и Че, врач и марксист. Однако на этом сходство заканчивалось: Альенде был приверженцем чилийских конституционных традиций, а не вооруженного решения политических разногласий. На выборах 1964 года Альенде баллотировался снова, и снова добился успеха, несмотря даже на то, что его главного оппонента финансировало ЦРУ. Встревоженный популярностью Альенде, Госдепартамент США сделал Чили образцом программы помощи Союза ради прогресса, но безрезультатно. На президентских выборах 1970 года Альенде победил в третий раз. У коалиции под названием Народное Единство появился конституционный шанс показать, что она подразумевает под «чилийским путем» к социализму.

Но амбициозные мечты о социальных преобразованиях – национализации чилийских предприятий по добыче меди, угля и железа, выплавке стали, а также большинства банков, не говоря уже о земельной реформе, – превзошли электоральную силу Народного Единства. Альенде победил на трехсторонних выборах с большинством в 36 %. Двое проигравших, оба более консервативные, чем Альенде, набрали 63 % голосов и более или менее объединились в оппозиции правительству Народного Единства. Враги Альенде нашли мощного союзника в лице ЦРУ, которое накачивало деньгами кандидатов, выступавших против Народного Единства. ЦРУ приняло «твердую и постоянную политику», как ясно говорилось в одной из директив, «чтобы Альенде был свергнут посредством государственного переворота». Госдепартамент США использовал все доступные рычаги воздействия, чтобы лишить правительство Альенде международного кредита. Когда Народное Единство заморозило цены и повысило заработную плату, стремясь поднять уровень жизни, инфляция достигла трехзначного уровня. Инициативам Народного Единства, при поддержке ЦРУ или без нее, сопротивлялись как богатые чилийцы (промышленники, юристы, врачи и архитекторы), так и умеренно зажиточные (владельцы магазинов и мелкие предприниматели, такие как независимые дальнобойщики).

Тем временем правительство Народного Единства сохранило мощную поддержку городских рабочих, чьи надежды на будущее возросли. На деле многие сторонники считали Народное Единство слишком робким. Рабочие сразу приступили к захвату заводов, которые правительство не торопилось национализировать. Некоторые призывали «принять решительные меры» против реакционных организаций. Но Альенде, как всегда, настаивал на том, чтобы действовать в рамках конституционных ограничений, полагая, что у него есть некоторые основания для оптимизма. Экспроприация медной промышленности пользовалась популярностью в народе, и на промежуточных выборах 1971 года Народное Единство победило с большим отрывом, чем когда-либо.

Затем, 11 сентября 1973 года, на улицы выехали танки чилийской армии. Отказавшись от безопасного выезда из страны, Альенде отправился в свой офис и погиб во время атаки собственных вооруженных сил. По заявлению США, это была еще одна победа демократии.

Чилийский переворот оказался самым кровавым в истории Латинской Америки. Тысячи сторонников Народного Единства, от певцов до крестьянских организаторов и университетских профессоров, были загнаны на футбольный стадион Сантьяго и пропали навсегда, а их тела сгинули в тайных братских могилах. Так же, как в Бразилии, Аргентине и Уругвае, тысячи людей стали жертвами хорошо организованной программы официальных, но тайных пыток и убийств. Закрыв все законодательные органы на всех уровнях, военные правили следующие 17 лет, и большую часть этого времени их поддерживал Государственный департамент США. Исключением стал президентский срок Джимми Картера, считавшего защиту прав человека главной задачей внешней политики США. Хотя сторонники холодной войны и высмеивали политику Картера как нереалистичную, она определенно остановила кровавое буйство в Чили и Аргентине, и хунты по всей Латинской Америке вздохнули с облегчением, только когда в 1980-м на пост президента США пришел Рональд Рейган, убежденный солдат холодной войны.

Чилийская диктатура представляла собой почти идеальный бюрократический авторитарный режим за единственным исключением: лидер переворота 1973 года, генерал Аугусто Пиночет, играл реальную ведущую роль, не имеющую аналогов в Бразилии или Аргентине. К сожалению, обычно исключительная Чили на этот раз стала воплощением общей латиноамериканской тенденции.

Перу, с другой стороны, представляет собой интересное исключение, поскольку его военное правительство вообще не руководствовалось антикоммунистической риторикой. Перуанские офицеры заявили о революционных намерениях, которые явно не были ни коммунистическими, ни капиталистическими. Их программа демонстрировала искреннее желание служить бедному большинству Перу и в основном сводилась к старомодному национализму: поистине амбициозная аграрная реформа в стране с невероятной сельской бедностью, национализация нефтяной и других отраслей промышленности, тема коренных народов, в том числе возврат кечуа статуса государственного языка наряду с испанским. Другие аспекты, такие как продвижение компаний, принадлежащих сотрудникам, были сравнительно новыми, но продолжали общее течение. В целом военное правительство Перу, удерживавшее власть с 1968 по 1980 год, трудно причислить к категории правительств холодной войны. Вне всякого сомнения, это была диктатура, но она не была виновна в отвратительных нарушениях прав человека.

Революционное правительство Кубы, выражавшее решительную поддержку перуанскому режиму, в 1970-х и 1980-х можно было охарактеризовать таким же образом. Оно оставалось авторитарным, и армия, которую долгое время возглавлял брат Фиделя Кастро Рауль, составляла одну из его основных опор. Но революционное государство неуклонно работало над улучшением жизни бедного большинства Кубы и никогда не совершало массовых погромов, столь характерных для антикоммунистических военных правительств.

Мексика, с другой стороны, полностью воспротивилась военной тенденции. Марксизм ничуть не меньше повлиял на поколение мексиканских студентов, чем где-либо еще, но революционный социализм не был чем-то новым для Мексики, поэтому и ее антикоммунистическая реакция оказалась не такой пугающей и менее жестокой. В риторике ИРП – в конце концов, официально «революционной партии» – на протяжении десятилетий время от времени использовались социалистические мотивы. В 1930‐е в Мексике прошла земельная реформа и экспроприация крупных предприятий, принадлежащих иностранцам. Именно по этой причине ИРП сохранила значительную революционную легитимность и благодаря своему массовому покровительству прочно контролировала и промышленных рабочих, и городской средний класс, и сельских жителей. Опираясь на нефтяной бум, в 1960-х и 1970-х ИРП могла справиться с любым вызовом. Одним из известных признаков кратковременной паники, когда Мексика готовилась принять Олимпийские игры в 1968, стала бессмысленная резня протестующих студентов университета в районе Тлателолько в