Позолоченная луна - Джой Джордан-Лейк

своего имени в какой-нибудь колонке типа «Светская хроника» в New York Times в качестве одной из перечисленных светских персон.

Ну, и во время высоких нот ей всегда хотелось визжать.

Мэдисон Грант начал перелистывать Harper’s. Отвернувшись к окну, Лилли опустила глаза. Но ей не удалось разглядеть что-то большее, чем все тот же почти нечитаемый почерк, что и на прошлых письмах. Грант же — это просто невозможно — вскочил со своего места и направился к ней, держа в руках раскрытый журнал.

— Вас может очень даже заинтересовать эта статья про хлопковые фабрики в Аппалачском Пьемонте.

Она окинула его самой слабой из возможных улыбок, вежливой версией того, что ей хотелось вскочить с ногами на сиденье и завизжать ему прямо в ухо: Какого черта я должна интересоваться этим? Но он, судя по всему, был из тех людей, которые не считывают смысла улыбок.

Он подсунул журнал так близко к ее лицу, что ей пришлось слегка оттолкнуть его, чтобы разглядеть. Появились фотографии маленьких детей на фоне гигантских катушек. Вместо того чтобы просмотреть статью, Лилли пробежала взглядом по заголовкам — одновременно перевернув свое письмо написанным вниз.

— Потрясающе. — Несмотря ни на что, картинки вызвали у нее интерес. — Какие юные эти работники. Просто совсем дети.

— Некоторые задаются вопросом, не произошли ли они от генетических производителей, которые могли бы работать лучше. Возможно, нет. Но подобные фабрики могли бы стать весьма достойной альтернативой трущобам.

Лилли уже хотела оттолкнуть эту мерзость. Но одна из наиболее неприятных фотографий — крошечные девочки с косичками карабкаются на машину, на фоне которой кажутся лилипутами, — привлекла ее внимание. А потом она увидела подпись.

— Фото Джона Кэбота!

— Предваряющее, как можно предположить, ту книгу, над которой он в данный момент работает.

— Я с огромным удовольствием одолжу у вас этот журнал, мистер Грант. Как только закончу просматривать мою собственную корреспонденцию.

— Конечно, — он бросил журнал на столик перед ней. — Не торопитесь возвращать его мне, я уже имел возможность ознакомиться с ним.

Дождавшись, когда он вернется в свое темно-красное кресло, она просмотрела письмо. Когда она уехала из Билтмора перед праздниками, подобные письма перестали приходить. Но, едва она вышла из дома своей матери на Парк авеню, чтобы сесть в карету Слоанов, направляющуюся на Центральный вокзал, дворецкий вручил ей вот это. Надеясь, что эта жуткая вещь может исчезнуть сама собой, растворившись в вокзальном дыму, если она представит себе, что ее вовсе нет в сумочке… Лилли даже не пыталась до сих пор взглянуть на нее.

Но теперь… Лилли проглядела письмо. И опять — всего лишь несколько слов.

Приходила полиция. Но я стоял на своей версии истории.

Узнал, почему ты хотела остановить Б. Думаю, это тебе не понравится.

Угроза, на которую он намекал — шантаж, — была совершенно очевидной.

Лилли прижала руку к горлу.

Глава 42

В дальнем конце зала, у каминов, которые все горели, трое музыкантов исполняли классическую музыку. Виолончелист и флейтист покачивали головами в такт звукам мелодии Штрауса, одного из тех композиторов, которых Керри научилась отличать за время, проведенное в Нью-Йорке. Скрипач же, которому раньше принадлежала ферма неподалеку от МакГрегоров, крепко сжимал смычок, словно боялся, что тот в любую минуту может вместо сложной, тщательно отрепетированной классической партии сорваться во что-то залихватское, типа: «Дорогие дамы, заходите в гости».

Пока Керри разгружала подъемники, переставляя блюда на серебряные подносы лакеев, Монкриф отпускал всякого рода комментарии, пересыпанные шотландскими словечками.

— Они там все нафуфырены — как по мне, так чересчур. А уж у одного там чуть не приступ ярости, с мою руку длиной.

Керри поставила ему на поднос шарлотку по-русски.

— У которого?

— Да у этого, что все бьется за охрану. Без понятия, как там его зовут. У него такая блеклая вздутая морда, будто призрака отравили.

Керри рассмеялась.

— Я вообще почти не понимаю, что ты говоришь. Но знаю, про кого — это Мэдисон Грант.

— Ну он же правда бледный. Готов поспорить — он что-то мутит. Готовит неприятности.

Со своей стороны, Керри тоже заметила, что Грант все время касается чего-то, слегка выпирающего в кармане его пиджака. Готовит неприятности казалось верным замечанием.

После ужина ее подозвала миссис Смит.

— Они там решили пойти в… зал боулинга, — она произнесла эти слова с таким выражением, словно говорила о лондонской клоаке — части города, которую лучше не упоминать. — Ну, и поскольку этот шотландец, что притворяется лакеем, нужен им, чтобы выставлять кегли, как мне объяснили, а все остальные слуги сейчас заняты в дубовом зале, я бы хотела, чтобы ты отнесла портвейн тем гостям, что решили… — она фыркнула, — поиграть в кегли.

Монкриф суетился, собирая кегли, валяющиеся вокруг двух параллельных дорожек. Керри пришлось остановиться на пороге, пока он смог организовать ей столик, куда поставить поднос с портвейном — что дало ей время понаблюдать за гостями.

Здесь находились и Лилли Бартелеми, и племянница Вандербильта, Эмили. Они были одеты в более простые платья, чем во время ужина, и часть драгоценностей тоже сняли.

Джон Кэбот обернулся к Керри, когда она вошла, и они встретились глазами. Когда Керри через несколько секунд отвела взгляд, Лилли Бартелеми склонила голову набок. Под углом, который говорил, что она все заметила.

Кэбот внимательно осмотрел мяч. Затем, осторожно вставив три пальца в отверстия, он запустил его, и все кегли разлетелись по сторонам.

Монкриф подпрыгнул и пролетел больше метра почти горизонтально, успев поймать одну кеглю до того, как рухнул вместе с ней на пол.

— Та-дара-дам! Отличный удар, сэр!

Мэдисон Грант взял с подноса Керри бокал портвейна.

— Так же жесток с кеглями, как был когда-то с телами на футбольном поле.

— Mon Dieu, — проговорила Лилли Бартелеми. — Ну хватит уже о футболе. — Подойдя к левой дорожке, она запустила мяч, который промчался сквозь кегли, оставив стоящей только одну.

Грант приподнял бокал в шутливом салюте.

— Спорт, достойный мужчин. Я имею в виду не только футбол, но и боулинг, когда на дорожку выходит мисс Бартелеми.

Она проигнорировала это замечание.

— Футбол, — заявила Эмили Слоан, — не будет так популярен, ну, кроме разве нескольких мест. И ненадолго. Вот увидите.

Грант покачал головой.

— Я только скажу: когда видишь такого игрока, как Кэбот, скачущего с грацией газели поверх груд поверженных тел, вот это было красиво. Хотя я забыл — ах, как неловко с моей стороны. — Он обернулся к остальным. — Кэбот предпочитает не обсуждать этот конкретный матч Гарвард — Йель. Как я припоминаю, из-за какой-то особенной жестокости одного из игроков.

Лилли Бартелеми