Позолоченная луна - Джой Джордан-Лейк

обязанностей.

— Он сказал достаточно для того, чтобы Джарси передал сообщение, — вырвалось у нее.

— Сообщение?

— Ну, что-то вроде письма. Он отнес в Билтмор.

— В Билтмор. — Керри уставилась на брата. — И не сказал мне ни слова?

Джарси надулся.

— Сказал, чтоб я доставил прямо мистеру Джорджу Вандербильту. Сказал, чтобы я тебе не говорил.

Керри сделала глубокий вдох, чтобы успокоиться.

— А что именно было в том письме?

— Без понятия. Оно было плотно сложено. Сказал, чтоб я не открывал.

— Да где же он взял бумагу и ручку?

— И это без понятия. По мне, это было что-то вроде такой красивой бумаги, может, кто-то дал ему ее. Я только знаю, что он велел мне отнести это туда.

Керри обернулась к отцу. Его глаза были открыты, дыхание было частым и прерывистым.

— Ну что ж. Не хочешь ли рассказать мне про письмо, которое ты попросил Джарси передать?

Если он и услышал ее, его лицо оставалось бесстрастным.

— Или, может, хочешь сказать мне про ту фотографию, где вы с Робертом Братчеттом? Ты поэтому так разозлился, когда он заходил?

Никаких движений. Отец только снова закрыл глаза.

Талли дернула Керри за рукав.

— Он все время то просыпается, то засыпает. Тетя Рема придет подежурить с ним, чтобы мы все втроем могли сходить в часовню.

Продолжая беспокоиться, Керри чмокнула Рему в щеку, когда та пришла, и вместе с близнецами вышла на улицу. Захватив две удочки и острогу, они незаметно проскользнули мимо клироса вглубь часовни. Их методистская церковь стояла так близко на берегу ручья, что весной, когда он разливался, маленькое квадратное строение заливало выше фундамента, до самой кафедры. Священник из Черных гор должен был прийти позже, так что они только послушали гимны, одновременно и радостные, и печальные. Сегодня никто не играл ни на каких инструментах, присутствовало лишь немного потрепанных людей из паствы, вымокших в снегу по дороге. Пузатая печурка шипела, рассыпая искры; пение вздымалось к высоким самодельным потолочным балкам. Тут звучали голоса, полные боли и надежды, голоса людей, знавших, что отчаяние — это жизнь, а жизнь — это отчаяние, и благодать дается тем, кто готов принять ее.

Ниспошли благословенье,

Сердце ввысь к себе направь,

Чтоб молитва в искупленье…

Керри перестала петь и прислушалась к бульканью ручья, едва различимому из-за звуков музыки. Этот ручей никогда не пересыхал, а вот небесные блага, напротив, казались гораздо менее надежны — по крайней мере ей, спящей не более четырех часов в день между службой в замке американских владык днем и заботой об умирающем отце по ночам.

Выйдя через заднюю дверь, пока музыка все еще звучала и переливалась внутри, Керри с близнецами прошли по берегу выше по течению. Много лет назад индейцы чироки построили запруды в горных ручьях, включая этот, некое подобие «V» из камней, сложенных в реке, широким концом вверх по течению. Запруда была устроена так, чтобы загонять форель в узкий конец, где ее легче было поймать. Размотав свои лески из плетеной конской гривы, натертой воском, Талли и Джарси начали копаться под снегом в мягкой почве на берегу ручья в поисках червей. Талли достала свинцовую пулю, которую она расплавила и продырявила, чтобы сделать грузило.

Керри посмотрела на них, а потом пошла по краю запруды.

Джарси усмехнулся.

— Тут уж как повезет. Вода-то ледяная, если свалишься. Хотя ты, конечно, раньше била ту форель не моргнув. Но два года без практики…

Отведя руку назад, Керри направила острогу, сделанную из лезвия ножа, привязанного полосками беличьей шкуры к деревянной рукояти, и запустила ее.

Вернувшись к хлеву, они втроем почистили и разделали пойманную рыбу, обваляли кусочки филе в кукурузной муке и молотом перце, и пожарили на жаровне на улице.

Талли, ходившая в курятник, ворвалась в дверь со всей подростковой яростью.

— Сегодня утром неслась только Гонерилья. А этот Король Лир только копошится там, как будто так и надо, а это все из-за него!

Керри дернула ее за косичку.

— Ну, так сделаем печеную кукурузу — туда не нужны яйца. А куры снесут яйца завтра.

Талли скривила рот.

— А на лице у тебя написано другое — как будто ты боишься, что они не станут больше нестись.

Керри попыталась рассмеяться.

— А ты не смотри на мое лицо, и мы обе сделаем вид, что верим, что они завтра снесутся.

Они выстирали грязное белье, кипятя его в большом железном котле на костре во дворе — тыкая и перемешивая длинным веслом. Им пришлось несколько раз сходить за водой к ручью. Руки Керри покраснели от горячей воды и щелока, волосы распушились от пара.

Склоняясь над котлом, она думала про обитателей Билтмора.

Лилли Бартелеми бледнела всякий раз, как итальянский конюх проходил поблизости. Она получила письмо, написанное почерком Дирга, — и у нее задрожали руки.

Мэдисон Грант со всем своим лоском богатства и воспитания — и его злоба. Те гадости, которые он выплевывал в сторону иммигрантов, евреев и кто знает, кого еще.

Дирг и его отвращение к пришельцам, его взрыв у рождественской ели. Он явно находится под чьим-то влиянием — судя по всему, Гранта. Или Фарнсуорта. Или обоих. Кого-то, кто нагнетает его страхи.

Изначальные попытки Сола скрыть все, что могло связывать его с Новым Орлеаном, а потом этот побег от сыщика Пинкертона.

Даже Джон Кэбот: часть его истории теперь имеет смысл — семейная трагедия, злость на попытки Гранта флиртовать с Керри. Но он скрывал правду — то, что он каким-то образом был знаком с убитым репортером.

Она все еще возилась с дымящимся щелоком, когда от полузамерзшего водопада послышался звон подков, скрип седел и негромкое звучание голосов. В просвете поляны появилось трое всадников.

Первым ехал Джордж Вандербильт, рядом с ним — его управляющий, Чарльз МакНейми. Который уже много лет — даже еще до отъезда Керри в Нью-Йорк — пытался купить землю МакГрегоров. Одного его появления хватило, чтобы ей захотелось схватить дробовик.

Она почти не расслышала слов МакНейми. Потому что позади него ехал Джон Кэбот. И ему, казалось, было стыдно находиться тут вместе с ними.

Но он все равно стал частью этого непрошеного визита. Этого вторжения.

— Мы приехали обсудить дела с вашим отцом, — заявил МакНейми.

Сквозь всю свою ярость и непонимание Керри сумела увидеть, что он улыбался, и его непринужденные манеры говорили о том, что он рассчитывал на теплый прием. Он уже приподнимался в седле, готовясь спешиться.

Она откинула с лица завитки волос.

— Наш отец сегодня не в состоянии