Заводная девушка - Анна Маццола

Такие, как Камиль, повредили ему не только тело, но и разум. Ей вдруг стало невероятно стыдно за все свои черные мысли о Рейнхарте. Часовщик не был ни убийцей, ни демоном. Перед ней был раздавленный, умирающий человек.

– Доктор Рейнхарт, я добуду вам лекарство. Вы только не отчаивайтесь.

– Ты? Ты мне поможешь? – засмеялся он.

Мадлен кольнул страх. Неужели Рейнхарт знал? Неужели кто-то ему рассказал? А может, он и сам догадался, кто она такая и зачем появилась в его доме. Или же узника Шатле смешила мысль, что какая-то служанка может вызволить его из тюрьмы?

В камере пахнуло холодным воздухом.

– Время закончилось, – открыв дверь, объявил надзиратель.

Мадлен продолжала смотреть на Рейнхарта. Он что-то бормотал себе под нос и улыбался.

– Вы не имеете права держать его в таких условиях, – сказала Мадлен, поворачиваясь к надзирателю. – Вам нельзя допустить, чтобы он умер, иначе власти никогда не узнают правду о случившемся. – Она встала. – Доктору Рейнхарту нужен врач.

– Выходи, и поскорее, – ответил тюремщик, непрошибаемый, как дверь камеры. – Тебя вообще нельзя было сюда пускать.

Мадлен склонилась над хозяином:

– Месье, я сделаю все, что смогу. Все, что в моих силах. Я отправлюсь к вашему старому другу.

* * *

Вновь оказавшись на улице, Мадлен скрючилась, и ее вытошнило, хотя желудок был почти пустой. Привалившись к стене, она глотала парижский воздух. Он пах дерьмом и все равно был в сто раз здоровее, чем воздух тюрьмы Шатле. Надо бежать из Парижа. Теперь ее уже ничто здесь не держало. Узнав, что она ничего не добилась от Рейнхарта, Камиль наверняка вновь пригрозит ей расправой с Эмилем и заставит выполнить еще какое-нибудь гнусное задание. Мадлен не представляла, какое будущее ждет ее и племянника за пределами Парижа и выживут ли они, но оставаться здесь означало верную смерть.

Выйдя из Шатле, она пошла по улице Сен-Жермен, где воздух пах порохом и горящей соломой. Вдалеке слышались гневные крики. Сначала в Лувр – собрать свои пожитки и проститься с Жозефом. Ей снова придется ему врать. От этой мысли обожгло все внутренности. Мадлен не хотелось расставаться с лакеем. Но какой еще выбор давала судьба?

– Куда ты отправишься? – спросил Жозеф, видя, как она торопливо бросает вещи в сундучок. – Как ты сумеешь выжить? Мадлен, расскажи мне все как есть. Тогда я смогу тебе помочь.

– Рассказать не могу. А помочь мне ты не можешь. Прости. Я очень сожалею, что все так получилось. Сейчас мне надо зайти за племянником и оттуда – к Лефевру. Буду умолять его помочь доктору Рейнхарту.

– Думаешь, хозяин умирает?

– Жозеф, я не думаю, а знаю. Ты бы его видел. Кроме Лефевра, мне не к кому обратиться за помощью.

– Лефевр уже пытался попасть в тюрьму. Его не пустили.

– Тогда пусть попытается снова. Ничего другого я сделать не могу.

Она продолжала собираться, чувствуя, что Жозеф по-прежнему наблюдает за ней. Мадлен подняла голову и вдруг ощутила нелепую потребность рассказать ему все: кто она, почему появилась в доме Рейнхарта и что случилось с ней в прошлом. Нет, лучше держать язык за зубами. В голове, словно жужжание осы, послышался голос матери: «Молчи обо всем, девка. Ни один мужчина не захочет слушать твои откровенные рассказы».

Разговор с беднягой Эмилем был немногим лучше. Племянник не понимал, почему нужно спешно собирать книжки, одеяло и куда-то идти. Мадлен подозревала, что Камиль уже ищет ее и после Лувра обязательно явится на улицу Тевено.

– Эмиль, малыш мой, пожалуйста, собирайся и не задавай вопросов. По дороге я тебе все объясню, а сейчас нам нужно поскорее отсюда уйти.

В одной руке Мадлен держала сундучки с их пожитками, в другой сжимала ручонку Эмиля. Миновав мост Пон-о-Шанж, они вышли на остров Сите. Свернув на улицу Каландр, Мадлен увидела толпу, окружившую один из домов. Люди барабанили по входной двери и бросали камни в окна.

– Никакой пощады тем, кто укрывает мерзавцев! Открывайте, или мы разнесем дверь!

Мадлен вновь охватил страх, похожий на острое холодное лезвие. И сейчас это лезвие кромсало ее. Наверное, собравшиеся требовали выдачи очередной «мухи», считая и шпионов полиции причастными к похищению детей. Она прибавила шагу, таща Эмиля за собой.

На улице, где жил Лефевр, было спокойно, но, опасаясь, что мятежники могут явиться и сюда, жильцы закрыли ставни на окнах. Мадлен позвонила в колокольчик, затем постучала в дверь. Ответа не было.

– Прошу вас! – крикнула она. – Я пришла за помощью. Друг месье Лефевра в беде!

Дверь приоткрылась. Лакей со светлыми водянистыми глазами смерил ее взглядом.

– Месье, пожалуйста, – обратилась к нему Мадлен. – Передайте хозяину, что пришла Мадлен, служанка доктора Рейнхарта. Мне очень нужна его помощь.

Через несколько минут Мадлен и Эмиля провели в гостиную. Там ярко пылал камин, отбрасывая тени на богатую обстановку: лакированную мебель и шпалеры. Женщина весьма преклонных лет сидела в кресле за шитьем. Увидев Мадлен, Лефевр встал. Его лицо похудело и осунулось. Поверх камзола у него был надет теплый халат.

– Мадлен, что привело тебя сюда? А-а-а, догадываюсь. Твой племянник заболел?

– Месье, можно поговорить с вами наедине? Я вас долго не задержу.

– Разумеется. – Он повернулся к старухе; та шила мелкими стежками и, похоже, даже не заметила появления посторонних. – Маман, я скоро вернусь. Мадемуазель и мальчик пойдут со мной.

Открыв дверь в дальнем конце гостиной, Лефевр вывел их на винтовую лестницу; спустившись по ней, они очутились в кабинете, стены которого были отделаны темными деревянными панелями. Как и в мастерской Рейнхарта, здесь были заспиртованные экспонаты в банках. На стенах висели анатомические рисунки. Эмиль изумленно глазел на все это.

Лефевр зажег свечи в настенных канделябрах и усадил пришедших в кожаные кресла.

– Слушаю тебя, Мадлен.

– Месье, я пришла из-за доктора Рейнхарта. Сегодня я была у него в тюрьме.

– Как он?

Мадлен оглянулась на Эмиля. Мальчик не слушал разговор взрослых, разглядывая банки с частями человеческих тел, между которыми белел обглоданный череп.

– Он серьезно болен, – прошептала она, отвечая на вопрос. – По его словам, у него тюремная лихорадка и заражение крови. У него сломано несколько костей. Во время пыток ему повредили ноги.

– Боже мой! – Лефевр почесал лоб. – Я слышал, что он болен. Но такое обращение… это чудовищно, бесчеловечно. Как тебе удалось попасть в тюрьму?

– Приятель пособил, – соврала Мадлен. – Из тюремной охраны. Я упросила меня провести. Он сказал: первый и последний раз. Больше меня туда не пустят.

– И все равно, Мадлен, тебе повезло больше, нежели мне. Я просил допустить меня к Рейнхарту, но