Заводная девушка - Анна Маццола

продолжает свои манипуляции, пока ее создатель находится в застенке, прикованный к стене. Я так считаю вопреки мнению ученых из Академии, заявивших о неспособности куклы производить самостоятельные действия. До тех пор пока он не расскажет мне, каким образом воскресил свою дочь, он останется в тюрьме, а кукла – запертой во дворце. Ступайте!

Жанна видела, как побледнело лицо Лефевра. Искра надежды, мерцавшая в его глазах, погасла. Убрав письмо в карман жилетки, он коротко поклонился и побрел к выходу.

После ухода Лефевра Людовик и Жанна некоторое время молча разглядывали придворных в их сверкающих нарядах. Каждый стремился привлечь к себе взгляд короля. Жанна заметила, что Людовик по-прежнему напряжен. Говорить с ним сейчас было бессмысленно. Если он не задумываясь бросил в тюрьму и подверг пыткам человека, которым еще недавно восхищался, та же участь вполне может ожидать и ее, если она вновь его рассердит.

Выждав какое-то время и решив, что гнев короля утих, Жанна непринужденным тоном произнесла:

– Mon amour, а не пора ли избавиться от куклы? Знаю, вам хотелось узнать все ее тайны. Но куклу уже дважды осматривали. Наверняка это чья-то злая выходка. Так почему бы не уничтожить поделку Рейнхарта? Кукла и так осложнила нам жизнь и спровоцировала множество нелепых слухов.

Людовик покачал головой.

– Я тебе уже говорил и повторять не намерен! – резко ответил он. – Я желаю знать, как действует механизм внутри куклы. Я желаю знать, каким образом Рейнхарт заставил неодушевленный предмет писать, плакать, проливать кровь и петь. Я желаю знать, как он воскресил в кукле свою умершую дочь, и хочу, чтобы он научил меня всем этим премудростям. – Король повернулся к Жанне. – Быть может, Рейнхарт – дьявол во плоти, но дьявол, достигший большего, чем Лефевр и вся Академия наук. Если он смог сделать такую вещь, на что еще способны его мозг и руки? Чем еще он может быть полезен для продвижения науки и умножения величия Франции? Рейнхарт обязательно заговорит. Я в этом не сомневаюсь. Он мне все расскажет.

– Но…

– Дорогая, уж не хочешь ли ты, чтобы я поверил в другую теорию? О ней открыто говорят по всему дворцу. И согласно этой теории куклу заставляет двигаться не кто иной, как моя фаворитка. А еще я слышал, что моя фаворитка, невзирая на то что годы идут вперед, почему-то молодеет. Как тебе это? – Людовик наконец повернулся к ней. – Ты должна быть очень осторожна, ma petite. Ты ходишь по битому стеклу.

* * *

У двери комнаты сидел полусонный караульный. При виде Жанны он выпрямился, но маркиза приложила палец к губам.

– Мадам, – прошептал молодой человек, – мне велели никого не допускать внутрь. Дверь заперта.

– Дорогой мальчик, я не «кто-то там», и ты это знаешь. Поэтому у меня есть ключ.

Шпионы Берье иногда оказывались полезными.

– Но, мадам…

– С твоей стороны неблагоразумно вступать со мной в пререкания и вообще находиться здесь. Если дорожишь своим местом, ты сейчас отправишься по естественным делам и не будешь особо торопиться назад.

Караульный ушел. Жанна отперла и толкнула тяжелую дверь. Ее обдало струей холодного воздуха. Комната почти тонула в темноте. Горел лишь один канделябр, чьи свечи отбрасывали тени на стены. В дальнем углу Жанна увидела высокую человекоподобную фигуру. Набрав побольше воздуха, она медленно пошла туда, попутно взяв из канделябра свечу и стремясь что-либо услышать сквозь стук крови в висках. Боясь, что в любое мгновение ее может покинуть мужество, Жанна заставила себя действовать. Подойдя к кукле, она сдернула бархатное покрывало. Свет упал на бледное фарфоровое лицо. Сверкающие стеклянные глаза казались черными. Ну вот, все не столь уж и страшно. Кукла выглядела почти так же, как в Зеркальной галерее: безучастное лицо, мертвые глаза. Кровь с кукольного лица смыли, перо и чернильница исчезли. Не было и золотой короны на голове.

– Смотрю, тебя сместили с трона, ma poupée.

Жанна едва не рассмеялась собственной трусости. Как она могла испугаться этой механической девицы, начиненной винтиками, пружинками, колесиками? Жуткая, конечно, куколка, но сейчас, в неподвижном состоянии, творение Рейнхарта выглядело хитроумной машиной, и не более. Жанна подошла еще ближе, злясь на себя, что не явилась сюда раньше. Эта кукла – всего-навсего большая игрушка, сделанная для великовозрастного ребенка.

Жанну отделяла от куклы пара футов, когда послышался какой-то шелест или шепот. Вначале ей показалось, что звук исходит от стен, но она тут же заледенела от ужаса: звук исходил из куклы. Жанна попятилась к двери, глотая ртом воздух. Ее сердце бешено колотилось, но это не помешало ей услышать шепот механической девушки:

– Мадам, кто хотел моей смерти? Кто пожелал, чтобы я умерла?

Глава 26

Мадлен

Мадлен держала в руке записку Камиля. За окном, словно стая рассерженных мух, шумела толпа. В Париже разрасталось и крепло невидимое существо, порожденное долго подавляемым гневом, несправедливостью и унижением людей, которые больше не желали молчать. В квартале Сен-Жермен-де-Пре собрались сотни мужчин и женщин, требовавших, чтобы им показали диковинную куклу и та рассказала бы всю правду. По мнению парижан, городские власти скрывали преступления и сами похищали детей. Полиция никогда не скажет правду, а вот механическая девушка, созданная часовщиком, раскроет все без утайки: она поведает людям, как их «обожаемый» король купается в детской крови. Возле триумфальной арки Сен-Дени толпа из нескольких тысяч принялась громить кабинеты полицейского управления. Следом вспыхнул мятеж на улице Каландр, оставив после себя обломки и дым пожарищ.

Невзирая на хаос, кровопролитие и страх, а может, вследствие всего этого, Мадлен знала: полиция ее обязательно вызовет. Знала она и то, что услышит от них. Ей скажут, что она не сумела вовремя разузнать о замыслах Рейнхарта и его последующих манипуляциях с куклой, а потому ей дается последний шанс искупить свою вину. Но под ее обычным страхом и раздражением таилось что-то еще. Возможно, то был гнев, бушевавший по всему Парижу и передавшийся ей, а может, собственная злость, копившаяся годами и требовавшая выхода. Мадлен чувствовала, что ей надоело бояться. В случившемся нет ни капли ее вины. Полиция задолжала ей давно обещанные деньги. Бог свидетель, она более чем добросовестно заработала их. Мадлен устала слышать о собственной никчемности от мужчин, которые сами не были ни на что способны.

В записке Камиль велел ей как можно быстрее отправляться на улицу, находившуюся к северу от рынка Ле-Аль. Завернувшись в платок, Мадлен вышла наружу. Вокруг нее бурлил людской гнев. Такого разгрома она еще не видела. Витрины многих магазинов