Заводная девушка - Анна Маццола

и даже входные двери домов были заколочены, а те, чьи владельцы не успели этого сделать, подверглись варварскому разрушению. В лужах битого стекла валялись обломки кирпичей и бесформенные куски древесины. Мужчины и женщины вооружались обрезками труб, выламывали стальные прутья решеток и размахивали ими перед любым стражем порядка, пытавшимся их разогнать. Когда Мадлен добралась до улицы Сент-Оноре, ее кожа от страха покрылась пупырышками. Близ церкви Сен-Рош толпа окружила какого-то человека. В него бросали камни и дергали за волосы.

– Похититель детей! – кричали собравшиеся. – Мразь, шпион полиции! Рассказывай, где прячутся такие же, как ты!

Толпа была настолько плотной, что Мадлен лишь мельком увидела жертву, которую успели измолотить в кровь. На нее пахнуло ледяным дыханием страха. Мадлен представила собственную участь, если кто-то обнаружит, что и она является полицейской «мухой». Натянув платок до самых глаз, она стала пробираться сквозь толпу, расталкивая зевак. Паника, охватившая ее, нарастала.

Улица Тиксерандери, указанная в записке, была узкой улочкой, где дома клонились друг к другу, как пьяницы. Из окон торчали длинные шесты, на которых сушилось застиранное белье. На ветру покачивались вывески, поражавшие своими размерами: огромный железный сапог и чернильница с пером, явно предназначенная для великана. Улица была пуста, но, судя по звукам, где-то неподалеку шло побоище. Мадлен еще раз сверилась с адресом и постучала в нужную дверь. Ей открыла неопрятного вида служанка, которая провела ее на второй этаж. Комната, куда попала Мадлен, провоняла кислым запахом сальных свечей. У окна стоял Камиль с бокалом в руке.

– Так-так, вот и лисичка пожаловала.

Мадлен огляделась. Стены покрывали пятна, оставленные сыростью. На столе горела лампа с обожженными боками. Мадлен думала, что средства позволяют Камилю иметь жилье получше. А может, из-за недавних событий он тоже остался без жалованья?

– И что ты обо всем этом думаешь? Выкладывай свои соображения. Как он ухитряется проворачивать такие трюки?

– Понятия не имею. Мне известно не больше, чем вам. Я даже не знаю, повинен ли доктор Рейнхарт в этих трюках.

Крики снаружи становились громче. Послышался звон разбитого стекла и треск сломанной двери, а может, стола. Камиль налил себе новую порцию коньяка. Поношенный сюртук на нем казался одеждой с чужого плеча. На щуплом Камиле он висел как на вешалке.

– Конечно повинен. Иначе и быть не может. Боже мой, ну как ты сразу не разобралась, что этот человек – совершенный безумец?! – Камиль остановился напротив Мадлен; на его щеках пробивалась щетина, а свет лампы делал лицо землистым. – Ты представляешь, как все это отражается на мне? Из-за деяний и утверждений Рейнхарта весь Париж сошел с ума. Поговаривают о бунте против короля! Твоя мать говорила, что ты умна. Сообразительна. А ты не сумела распознать, что за фрукт этот Рейнхарт. Более того, отозвалась о нем с похвалой!

Мадлен ощутила поднимающийся гнев:

– Ничего такого я не говорила, и вы это знаете. Я лишь сказала, что не нашла доказательств того, что он опасен, и это правда. Я делала все, о чем вы просили, и даже больше. Но я никак не могла знать, что кукла напишет эти послания и поведет себя так. Вы даже не знаете, виноват ли Рейнхарт в ее поведении!

– А какие еще объяснения имеются?

Камиль говорил резче обычного. Чувствовалось, он в отчаянии.

– Да хотя бы то, о чем говорил Рейнхарт: кто-то вмешался в работу механизма. Или…

– Кто? Кто этот человек? И не он ли – таинственный кто-то – заставляет куклу петь и шептать?

– Шептать?

– Кукла продолжает говорить и выдавать свои нелепые послания.

– Какие послания?

– Это тебя не касается. Зато тебя касается другое: узнать, каким образом твой проклятый хозяин-часовщик продолжает управлять своей гнусной куклой из застенков Шатле.

Почему Рейнхарта перевезли в Шатле? Чтобы судить? Или чтобы держать подальше от куклы?

– Где сейчас находится кукла? – сглотнув, спросила Мадлен.

– Ее давно нужно было бы разломать на куски. Но ее держат в Версале и тщательно охраняют. А она продолжает говорить. Изволь объяснить.

Мадлен представила себе куклу, запертую в одной из многочисленных версальских комнат, стеклянные глаза, сверкающие в свете факела.

– Если доктор Рейнхарт сейчас далеко от Версаля, а кукла продолжает двигаться и говорить, значит у доктора есть помощник. Кто-то, имеющий доступ во дворец.

– У тебя есть доказательства?

– Нет, но это единственное подлинное объяснение.

– Ты обыскала его луврскую мастерскую? Нашла хоть что-то, указывающее на личность сообщника? Намеки на то, что Рейнхарт замышлял?

– Да! Я все тщательно осмотрела.

– Значит, что-то нашла?

Мадлен покачала головой:

– Только черновик письма в Академию наук, где он признавался в невозможности сделать так, чтобы кукла говорила и из нее текла кровь. Больше никаких объяснений и ничьих имен.

Камиль с шумом поставил бокал на стол:

– Значит, плохо искала! Или ты его выгораживаешь. Должны быть какие-то свидетельства, что он задумывал эти трюки и что у него есть сообщник. Необходимо найти способ заткнуть рот этой дурацкой кукле.

Камиль, до сих пор расхаживавший по комнате, остановился и посмотрел на Мадлен. Ей показалось, будто он смотрит сквозь нее.

– Рейнхарт тебе доверяет? – вдруг спросил он.

– Не уверена. – Мадлен вспомнила, как хозяин смотрел на нее перед поездкой в Версаль. Вспомнила слова, что у него была причина сделать именно так. – Возможно, – добавила она.

– Так… – Камиль почесывал небритые щеки; когда он снова заговорил, его голос звучал спокойнее. – Вот что ты сделаешь. Слушай внимательно. От этого все зависит. Ты навестишь своего хозяина в тюрьме. Скажешь, что поможешь ему бежать, но только если он расскажет, как управляет куклой, кто ему помогает, и если согласится заставить ее замолчать.

– Но на самом деле я не смогу помочь ему бежать?

– Нет.

– В таком случае это подлая затея и я не стану в ней участвовать.

Дело было не только в подлости затеи. Мадлен боялась туда идти, боялась увидеть человека, вызывающего у нее столько сомнений. Кто он: убийца, чародей или жертва обмана? Мадлен не хотелось переступать порог тюрьмы, являвшейся рассадником болезней и обиталищем целого легиона острозубых крыс.

– Поздновато ты вспомнила о совести, мадемуазель Шастель. Когда я предложил тебе эту работу, ты с радостью за нее ухватилась. Ты сделаешь это, и у тебя получится. Ты заставишь Рейнхарта тебе рассказать все, иначе он пробудет в тюрьме до самой смерти.

– Нет! – В ней забурлил гнев, угрожая выплеснуться на поверхность. Всю жизнь она делала то, что ей велели, лгала, обманывала, хотя зачастую это било по ней. Но людям всегда было мало. Они требовали больше. – Я не стану выполнять ваши требования, пока