План «Барбаросса». Крушение Третьего рейха. 1941–1945 - Алан Кларк

Эта готовность и уверенность во всем, что касалось их ролей и целей, была одинаково велика и у командования фронта, и у самых малых полевых подразделений. После завершения укрепления выступа стали усиливать Западный и Брянский фронты Попова и Соколовского, которые должны были находиться в готовности к нанесению удара против левого фланга Моделя на Орловском выступе, когда Жуков решит, что момент настал. Был создан новый резервный фронт под командованием Конева, получивший название Степного, в качестве резерва свежих частей, которые можно будет направлять в критические точки после начала сражения и для развития успеха, который – как знали Жуков и Василевский – непременно последует после того, как истощатся силы немцев. Большая часть русских танков участвовала в обороне в роли тесной поддержки, но одна очень сильная группировка, 5-я танковая армия, находилась позади фронта Конева для маневренного действия против немецких танков в случае их прорыва. Действительно, со времен катастрофического «наступления Нивелля» в апреле 1917 года[98]было мало крупных операций, предугаданных так задолго и так тщательно подготовленных, как действия русских против германских войск на Курском выступе в 1943 году. Итоги новой атмосферы в Красной армии подвел один капитан-танкист, сказавший: «В начале войны все делалось в спешке и всегда не было времени. Теперь мы спокойно идем в бой».

Парадоксально, что, пока подготовка русских шла с такой энергией и предусмотрительностью, немцы страдали от бесконечных задержек и слухов об изменении или отмене планов. Наступил июнь, и план по производству «пантер» был в точности выполнен. Но сообщения о подготовке русских были настолько тревожны, что было решено дождаться еще трехнедельной квоты поставки танков, что позволит направить дополнительно два батальона «пантер» в дивизии Моделя на севере, кроме тех, что уже были в 11-й танковой дивизии, «Великой Германии» и трех дивизиях танкового корпуса СС Хауссера. Это означало, что день решающего сражения снова откладывается со второй недели июня на начало июля. Манштейн теперь вышел в открытую с протестом, что операция стала еще более неосуществимой и от нее следует отказаться, но было уже слишком поздно. Сплоченная позиция ортодоксальных военачальников из Генерального штаба – Кейтеля, Цейцлера, Клюге – смогла убедить фюрера, который, приняв решение, никогда не изменял его. Час «Ч» был назначен на 4 июля – «День независимости Америки, – мрачно заметил начальник штаба 48-го танкового корпуса, – и начала конца Германии».

Учитывая прежние опасения Гитлера, придется предположить, что, соглашаясь дать приказ на «Цитадель», он руководствовался не чисто тактическими соображениями. Некоторые наблюдатели, в частности Варлимон, считают, что Цейцлер, утверждая, что это единственный выход, использовал патологическое отвращение Гитлера к отходам. Аргументы Йодля, касавшиеся опасностей, угрожающих Средиземноморскому театру, и слухи о ненадежности Муссолини в Италии заставили Гитлера считать, что самым важным является необходимость остановить любое русское приближение к Балканам, каким бы отдаленным оно ни было. Но имелось также и то месмерическое притяжение, которое оказывает перспектива большой битвы на всех, кто занимается ее планированием. Генералы доказывали, и с основанием, что им всегда удавалось прорвать позиции русских с первого удара; это только потом, когда темп танкового наступления выдохся на бесконечных равнинах и в степях, начались трудности. На этот раз они ограничили свою цель – всего лишь 70 миль, менее 40 миль для каждой стороны клещей! Уж такое расстояние, конечно, в пределах возможности войск, которые проделывали сотни миль в одном броске вперед в предшествовавших кампаниях. Огневая мощь и подвижность атакующих войск будут больше, чем в 1941-м или 1942 году, их степень сосредоточения гораздо выше, их цели несравненно скромнее. Разве это не тот случай, когда ни одна сила на земле не сможет устоять против первого удара германской армии в большом наступлении?

Конечно, по любым стандартам (кроме противостоявших им советских соединений), боевое расписание германской армии, окончательно принявшее форму в последние дни июля 1943 года, выглядело устрашающе. Количество танковых дивизий было увеличено с первоначально намеченных 10 до 17, за счет безжалостного лишения остальных частей фронта танков в оборонительной роли. В 9-й армии Модель имел не менее трех танковых корпусов и два армейских корпуса поддерживающей пехоты. Южная часть клещей, 4-я танковая армия Гота, была сильнейшей группировкой, когда-либо находившейся под командованием одного человека. На фронте наступления, ограниченном на флангах тремя армейскими пехотными корпусами, у него были, с запада на восток, – 3-я танковая, «Великая Германия», 11-я танковая, СС «Лейбштандарте», СС «Рейх», СС «Мертвая голова», 6-я танковая, 19-я танковая, 7-я танковая дивизии, – девять из лучших дивизий германской армии, которые, стоя плечом к плечу, занимали менее 30 миль по фронту.

В последние дни перед атакой немецкие танкисты были охвачены странным чувством – не столько уверенности, сколько фатализма, – если эти силы, это огромное скопление войск и техники, окружавшее их со всех сторон, не смогут сломить русских, тогда ничто больше не сможет им противостоять. Строго соблюдая правила засекреченности, давно ненужные, так как русской разведке были известны все детали, офицеры-танкисты продолжали снимать свою черную форму, отправляясь на передовые позиции для последних рекогносцировок. Вглядываясь в даль через ничейную землю, они видели широко раскинувшуюся равнину, испещренную многочисленными долинами, рощами, деревнями с соломенными крышами и несколькими речками и ручьями; среди них Пена с быстрым течением и крутыми берегами. Местность слегка повышалась к северу, что было на руку защитникам. Большие поля пшеницы определяли ландшафт, затрудняя хорошую видимость.

Такова была местность, на которой предстояло развернуться последнему крупному наступлению германской армии на Востоке, величайшему танковому сражению в истории и одной из самых важных и самых ожесточенных битв Второй мировой войны.

2 июля Ставка предупредила командиров фронтов, что наступление может ожидаться в любой день между 3-м и 6 июля, а в ночь с 3-го на 4-е чех-дезертир из саперного батальона 52-го армейского корпуса рассказал, что все части получили специальный паек, включая шнапс, на пять дней. Рассудив, что атака вот-вот начнется, Ватутин дал приказ начать артиллерийскую контрподготовку по готовым к наступлению германским войскам, и русская среднекалиберная артиллерия вела интенсивную обработку в течение четырех часов, в то время как противотанковая артиллерия имела строгий приказ не открывать огня. Являясь мишенью для этого страшного огня советской артиллерии, немецкие солдаты как раз в этот момент получили личное послание фюрера:

«Солдаты рейха!

В этот день вам предстоит участвовать в наступлении такого значения, что все будущее войны может зависеть от его исхода. Более, чем что-либо, ваша победа покажет всему миру, что сопротивление мощи германской армии безнадежно».

Это поразительное отсутствие воображения и гибкости является периодически проявляющейся чертой, характерной для германского военного мышления. Его свинцовое давление на тактическое планирование «Цитадели» уже отмечалось нами, а вскоре оно стало трагически проявляться в выполнении операции. Снова старая формула блицкрига – пикирующие бомбардировщики, короткая, интенсивная артиллерийская подготовка, массированные танки и пехота в тесном соприкосновении с противником.

В 2 часа дня немецкие танки первой волны численностью около двух тысяч выползли из лощин и высохших балок, где они находились до этого, и медленно двинулись вперед с задраенными люками по волнующемуся морю зеленовато-желтой пшеницы долины верховьев Донца.

«По мере нашего приближения русская артиллерия взрывала землю вокруг нас, – писал радист «тигра». – Иван, со своей обычной хитростью, не открывал огня в предшествующие недели, и даже в то утро, когда наши пушки усиленно обстреливали их. Но теперь наш фронт представлял собой пояс вспышек. Казалось, мы въезжаем в огненное кольцо. Четыре раза наш доблестный «Росинант» вздрагивал под прямым ударом, и мы благодарили судьбу за прочность нашей доброй крупповской стали».

Немцы начали, имея фактическое численное равенство по танкам с противником (хотя ни один немецкий документ не признает этого) и определенное качественное превосходство по «тиграм» и «пантерам», но русская артиллерия была несравненно мощнее по весу, количеству и направлению. Орудия Манштейна не могли ни подавить передовую зону обороны русских, ни добиться успеха в расчистке проходов в минных полях. В результате много танков было выведено из строя минами уже на первой полумиле, и вскоре их обогнала наступавшая пехота. У экипажей танков был строгий приказ: