План «Барбаросса». Крушение Третьего рейха. 1941–1945 - Алан Кларк

К е й т е л ь. Готовых к бою. Пять готовы только частично.

Г и т л е р. Йодль, подготовьте приказы для 3-й дивизии танковых гренадер, чтобы немедленно их отправить. Прикажите им направиться в Рим со своими самоходными орудиями, чтобы никто не знал об этом, и арестовать правительство, короля и всю компанию. Прежде всего мне нужен принц-наследник.

К е й т е л ь. Он важнее, чем старик.

Б о д е н ш а т ц [генерал люфтваффе, офицер связи между Герингом и штаб-квартирой фюрера]. Это нужно организовать так, чтобы погрузить их в самолет и вывезти.

Г и т л е р. Прямо в самолет – и сюда.

Б о д е н ш а т ц (смеется). Смотрите только, чтобы Bambino [т. е. принц] не потерялся на аэродроме.

Г и т л е р. Через восемь дней все переменится. Теперь мне нужно поговорить с рейхсмаршалом.

Б о д е н ш а т ц. Я немедленно передам ему».

Повторения и иногда близкая к бессвязности речь Гитлера (особенно заметная в начале отрывка) показывают, что он был в очень нервном состоянии. Как часто бывало в напряженные моменты, ему хочется опереться на Геринга, из флегматичности и цинического настроя которого он черпал силы. И, как теперь бывало все чаще и чаще, Геринга на совещании не было, а когда его находили, оказывалось, что от этого мало толку. Наконец рейхсмаршала разыскали по телефону (было еще только 10 часов вечера), и есть запись того, что говорил Гитлер:

«Алло, Геринг?.. Я не знаю… Вы слышали новость?.. Ну, пока нет прямого подтверждения, но не может быть сомнений, что дуче подал в отставку, а Бадольо занял его место… В Риме это вопрос не возможностей, но фактов… Это правда, Геринг, здесь нет сомнений… Что?.. Я не знаю, мы пытаемся выяснить… Конечно, это ерунда. Он будет продолжать, но не спрашивайте меня как… Но теперь они увидят, как мы продолжаем действовать… Ну, я просто хотел сказать вам. Во всяком случае, я думаю, вам нужно приехать прямо сюда… Что?.. Я не знаю. Я вам скажу об этом, когда вы приедете. Но постарайтесь привыкнуть к факту, что это правда».

Геринг положил трубку. Гитлер сказал, обращаясь ко всем в комнате: «Мы и раньше попадали в такую переделку. Это было в тот день, когда переворот произошел здесь» (по-видимому, он в этот момент показал на карте Белград и имел в виду переворот, совершенный королем Петром и генералом Симовичем в марте 1941 года).

Через два с половиной часа все еще не было никаких признаков появления Геринга, и, очевидно, настроение Гитлера не улучшилось. Вальтер Хевел, представитель министерства иностранных дел, предложил дать какую-нибудь гарантию Ватикану.

«Г и т л е р. Это ничего не дает. Я войду прямо в Ватикан. Вы думаете, Ватикан меня смущает? Мы все это возьмем. Во-первых, весь дипломатический корпус находится там. Мне это все равно. Этот сброд находится весь там. Мы все это стадо свиней оттуда выставим. Потом мы дадим извинения. Это все не важно.

X е в е л (меняя тон, видимо подделываясь под настроение Гитлера). Мы там найдем документы.

Г и т л е р. А, да, мы заберем документы, обязательно. Измена станет очевидной для всех. Жаль, что здесь нет Риббентропа. Сколько времени ему потребуется, чтобы составить проект директивы для Макензена? [Макензен был германским послом в Италии.]

X е в е л. Это можно будет сделать.

Г и т л е р. Хорошо.

X е в е л. Я это немедленно проверю.

Г и т л е р. Это будет журналистский очерк на двенадцати страницах? Я с вами всегда боюсь этого. Это можно сформулировать в двух-трех строках. Вот что, Йодль. Я тут думал еще кое о чем. Если наши люди на Востоке хотят атаковать завтра или через день – я не знаю, сосредоточились ли уже эти части, – я бы посоветовал разрешить им сделать это. Потому что тогда «Лейбштандарте» еще бы могла принять участие. Потому что им все равно приходится ждать составов. [СС «Лейбштандарте» имела приказ двигаться в Италию, но застряла в России из-за нехватки железнодорожных составов.]

К е й т е л ь. Железнодорожные составы.

Й о д л ь. В этом что-то есть. Будет лучше, если «Лейбштандарте» закрепит свою позицию перед отъездом.

Г и т л е р. Да, это будет хорошо. Потом одну эту дивизию, «Лейбштандарте», можно будет забрать. Они должны двигаться первыми, но могут оставить имущество. Им не надо брать с собой свои танки. Они могут оставить их там, а здесь взять замену. Возьмут здесь «пантеры» и будут прекрасно снаряжены. Это очевидно. К тому времени, как дивизия прибудет, здесь будут для нее танки.

X е в е л. Прошу извинить, что прерываю. Насчет принца Гессенского. Он там стоит все время. Сказать ему, что он не нужен?

Г и т л е р. Хорошо. Я пошлю за ним и немного поговорю с ним.

X е в е л. Он обращается ко всем и хочет знать все.

Г и т л е р. Я бы начал с того, что дал бы ему все прокламации, которые мы здесь собрали. В любом случае они уже опубликованы. Филипп вполне может прочитать их, они не опасные. Но смотрите, не дайте ему того, что не нужно».

Такова была обстановка в штаб-квартире Гитлера. Все время, которое он посвятил кампании на Востоке, не превышает сорока секунд (разговор с Кейтелем и Йодлем, приведенный выше). Но там, на Северном фронте, обстановка становилась такой же угрожающей, как и та, что царила в Италии.

Причиной этого была постоянная ошибка в оценке ситуации, характерная для командиров на местах и, в особенности, для Манштейна. Хотя они признали, что попытка выдавить выступ у Курска провалилась, они все еще были убеждены, что эти бои поглотили большую часть русских танков и что остаток лета можно будет использовать для осуществления ряда тактических «решений», которые выправят линию фронта и закрепят его до начала зимы. Немцы никак не могли уяснить тот факт, что теперь им как более слабой армии придется принимать инициативу русских и летом и зимой, вместо того чтобы, как было до этого правилом, чередовать свои наступательные и оборонительные действия в зависимости от времен года.

Манштейн абсолютно откровенен на этот счет: «Мы надеялись, что в ходе операции «Цитадель» нанесли противнику такие потери, что могли рассчитывать на передышку на этой части фронта, а Южная группа армий [т. е. он сам] решила пока отвести значительную массу танков с этого крыла с целью выправить положение на Донецком участке».

В результате практически все танки были отведены со старой линии фронта вокруг Курского выступа. Большинство частей имело большой некомплект по танкам, который затем еще более увеличился при проведении строгой инспекции, отобравшей все машины, требовавшие ремонта, и отославшей их в ремонтно-восстанови-тельные мастерские в Харькове и Богодухове. Они же были настолько завалены работой, что после 1 августа танки и самоходные орудия пришлось отправлять в Киев даже для небольшого ремонта ходовой части и приборов управления огнем. К тому времени, когда различные танковые дивизии, принимавшие участие в «Цитадели», навели у себя порядок, стало ясно, что изыскать «значительную массу танков» будет очень трудно. Манштейну удалось наскрести некоторые остатки для усиления штаба 3-го танкового корпуса и отправить их на юг, вместе со всей 3-й танковой дивизией – одним из соединений, наименее пострадавших в Курской битве. Но так как предполагалось, что эта группировка, остаток танкового стратегического резерва немцев, в создание которого Гудериан вложил столько энергии всего шесть месяцев тому назад, должна будет нанести два последовательных удара на Донце и на Миусе, было необходимо ее дальнейшее усиление.

Единственными имевшимися силами был танковый корпус СС. Кроме того, благодаря обычному приоритету СС в получении всего необходимого пополнение убыли шло здесь гораздо быстрее. С точки зрения Манштейна использование войск СС осложнялось тем, что ему приходилось запрашивать разрешение из ОКВ, то есть лично от Гитлера. Это всегда было деликатным делом и в самые лучшие времена, но в последнюю неделю июля Гитлер (как мы видели) был поглощен переворотом в Италии и сам решил передислоцировать танковый корпус СС в Италию. Между группой армий «Юг» и ОКВ произошел лихорадочный обмен посланиями, перемежавшимися личным вмешательством фюрера. Вначале все соединения СС намечалось направить в Италию; затем – только «Лейбштандарте»; затем всем им было приказано следовать в Харьков, кроме «Лейбштандарте», которой предстояло возглавить атаку 3-го танкового корпуса, а затем грузиться в Италию; потом – и наконец – весь корпус получил приказ следовать на юг для осуществления контратаки, если появится подвижной состав и «Лейбштандарте» будет отведена и погрузится к месту назначения в Италию.

Но теперь Гитлер поставил новое условие. Руководствуясь, вероятно, чистой интуицией, – это никак не могли быть донесения разведки, поскольку никто из командующих армией не разделял этого мнения, – фюрер думал, что новое наступление русских между Рыльском и Белгородом более чем вероятно, и запретил Манштейну использовать СС в Донецкой операции, а приказал ему немедленно начать наступление против русских плацдармов за Миусом.