План «Барбаросса». Крушение Третьего рейха. 1941–1945 - Алан Кларк

Пытаясь заручиться поддержкой, Гудериан просил Гитлера созвать совещание, на котором он мог бы объяснить свои взгляды и планы фюреру и нескольким старшим командирам. Его тезисы к этому совещанию начинались с категорического утверждения:

«Задачей на 1943 год является формирование определенного количества танковых дивизий, обладающих высокой боеспособностью, для проведения наступлений с ограниченной целью.

В 1944 году мы должны подготовить крупномасштабные наступления».

Таким образом, он должен был ожидать возражений не только от специалистов, опасавшихся угрозы полномочиям своих отделов, и от Генерального штаба, возмущенного данной ему властью, но и от своих слушателей, которые могли объединиться, протестуя против малодушного предложения провести целый год, не совершая ничего более героического, чем «наступления с ограниченной целью».

Далее, Гудериан, весьма недальновидно, заранее, до своего прибытия, послал подробную аннотацию своего доклада в приемную адъютанта Гитлера. Результатом стало то, что, прибыв в Винницу 9 марта, он очутился перед лицом не узко избранной аудитории, а огромного сборища недовольной клики Генерального штаба, включая старших офицеров из пехоты и артиллерии (эти особенно рьяно держались за свои полномочия в управлении парком самоходных орудий). Танковые командиры отсутствовали.

Неустрашимый генерал-инспектор начал свое обращение, которое включало в себя чтение вслух статьи Лиддел-Гарта «Танки – для атаки!». «Танковая дивизия, – сказал он своим слушателям, – только тогда обладает полной боеготовностью, когда количество ее танков находится в правильном соотношении с другим вооружением и транспортными средствами дивизии». Начальный состав танковой дивизии, напомнил Гудериан, имел четыре батальона, и добиться именно этой цифры – 400 танков в каждой дивизии – он поставил себе за цель.

«Лучше иметь несколько сильных дивизий, чем много не полностью оснащенных. Эти последние требуют большого количества колесного транспорта, горючего и личного состава, что совершенно непропорционально их эффективности; они являются бременем и для командования, и для тыловиков, и они закупоривают дороги».

Гудериан уже жаловался Гитлеру об изменении сноски с определением бронетанковых войск в его должностной инструкции. Теперь он попытался убедить своих слушателей, что для достижения требуемой цифры количества бронетанковых единиц в каждой танковой дивизии будет необходимо влить туда самоходные пушки из нетанковых соединений и направлять все вновь произведенные единицы в собственно танковые дивизии. Но при этом предложении «…вся аудитория раскалилась. Все присутствующие, за единственным исключением Шпеера, возражали, в особенности, конечно, артиллеристы. Главный адъютант Гитлера тоже выступил против меня, заметив, что самоходная артиллерия – единственное оружие, которое сейчас позволяет артиллеристам получить Рыцарский крест.

Гитлер глядел на меня с выражением жалости на лице и потом сказал: «Вы видите, они все против вас. Так что я тоже не могу одобрить это».

Вот так было заторможено развитие танковых сил. Но, несмотря на это, начатые Гудерианом тактические реформы и обновление производства Шпеером способствовали еще более быстрому, чем ожидал Гитлер, становлению мощной ударной силы. К началу лета 1943 года все танковые дивизии на юге были выведены с фронта для отдыха, а в батальонах, перевооруженных «тиграми» и «пантерами», экипажи были откомандированы в Германию для подготовки и на ознакомительные курсы на заводах. Результатом стало заметное восстановление морального духа и уверенности, хотя это могло помешать более важному намерению Гудериана, так как лило воду на мельницу тех, кто не мог ждать начала следующей крупной операции. Но прежде, чем рассматривать основания для этих решений (против которых с самого начала Гудериан последовательно возражал), необходимо взглянуть на другой аспект германской «программы консолидации» 1943 года.

После первого периода беспорядочного подавления и жестокости германская позиция на оккупированном Востоке приобрела систематичность. По мере увеличения обозримого срока войны стало расти значение Востока как громадного резервуара рабского труда. В марте 1942 года было создано специальное управление по распределению трудовой силы, далее обозначаемое как ГБА. Оно начало действовать вначале как подчиненный орган четырехлетнего плана, но вскоре обрело полную административную самостоятельность и стало конкурировать со своими соперниками – СС, министерством восточных территорий и военными управлениями на местах, умножая тот административный хаос, который царил на всей оккупированной территории. Главой ГБА стал Фриц Заукель, второразрядный нацист, опоздавший к первому туру раздачи должностей и настроившийся на то, чтобы с лихвой компенсировать свое опоздание. Заукель был вначале рекомендован Розенбергом на самое призовое место – Украину, но потерпел поражение от Коха. Устроившись в ГБА, он немедленно начал отправлять приказы своему прежнему покровителю:

«Я должен просить вас использовать до конца все возможности для скорейшей отсылки максимального количества людей в рейх; нормы набора должны быть немедленно утроены».

На совещании гауляйтеров Заукель заявил: «Беспрецедентное напряжение этой войны вынуждает нас во имя фюрера мобилизовать многие миллионы иностранцев для работы в германской тотальной военной экономике и заставить их работать с максимальной отдачей…

Вы можете оставаться уверенными, что в моих мероприятиях… я не руководствуюсь ни сентиментальностью, ни романтизмом…»

Знакомство с лексикой нацистских руководителей позволяет нам сразу распознать тонкий лак, через который просвечивает самая невообразимая жестокость их мероприятий – и действия ГБА не являются исключением. Массы русских граждан захватывались в облавах и заталкивались в холодные товарные вагоны без пищи и санитарных средств. Им не давали времени собрать пожитки или хотя бы сообщить о себе близким. Нечего и говорить, что многие погибли еще в дороге, испытав жестокое обращение сопровождавшего немецкого персонала.

В результате все больше людей уходили в подполье и присоединялись к партизанам, а пассивная враждебность к немцам стала общим явлением. Немецкая администрация мстила, относя «уклонение» от принудительного труда к такому же преступлению, как и партизанская деятельность. Доклад ОКВ, датированный 13 июля 1943 года, сообщает об усилении контрмер: «…среди прочих, конфискация зерна и имущества; сжигание домов; насильственная концентрация; телесные наказания; насильственные аборты беременных женщин».

«Население реагирует особенно сильно, – отмечается с деревянной бесчувственностью, – на насильственное отделение матерей от своих грудных детей и детей школьного возраста от родителей». На Украине, где царствовал садист Кох, ежедневно происходили сцены, характерные даже не для средневековья, а скорее для доримского варварства, когда колонны «добровольцев», направлявшихся в Германию, гнали по улицам к товарным станциям под конвоем охраны, вооруженной бичами.

Родственникам угоняемых в Германию не разрешали передавать им продукты и одежду, плачущих женщин безжалостно отпихивали в грязь прикладами винтовок.

Требования ГБА почти немедленно вошли в противоречие с деятельностью СС, и каждая организация поносила другую за «недостатки»; их жалобы отдавались эхом все выше и выше, вплоть до нацистской стратосферы, где они все больше отравляли и омрачали личные отношения диадохов. Генерал СС Шталекер представил объяснение по поводу того, что в одном районе операций истреблено только 42 тысячи евреев из зарегистрированного общего числа 170 тысяч. Оправдываясь, он выдвинул две причины: «…Среди евреев необычайно высокий процент специалистов, без которых нельзя обойтись из-за отсутствия других резервов. Далее группа приняла данный район только после начала сильнейших морозов, что осложнило осуществление массовых казней…»

С наступлением теплой погоды эта проблема, по-видимому, была решена, потому что Кубе смог доложить: «За предыдущие десять недель мы ликвидировали около 50 тысяч евреев… В сельских местностях под Минском еврейство уничтожено без ущерба для положения с рабочей силой».

Тем не менее «положение с рабочей силой» ухудшалось из-за возраставшей неспособности ГБА выполнять свои нормы, используя механизм местных комиссариатов. В ответ на жалобы Заукеля рейхскомиссары валили всю вину на СС, «опрометчивая» антипартизанская деятельность которых озлобляла население. Директивой № 46 (август 1942 года) Гитлер формально снял ответственность за «порядок» в оккупированной зоне с ОКВ и возложил ее на Гиммлера. Тот, в свою очередь, переложил эту задачу на генерала фон дем Бах-Зелевски[97], энергичного головореза, которым Гитлер особенно восхищался. «Фон дем Бах такой способный, – говорил Гитлер. – Он может сделать все, что угодно, уговорить кого угодно». (Нужно пояснить, что то, что мы понимаем под словом «способный», Гитлер определял как «артистичный»; обычно он говорил, что Геббельс и Шпеер «артистичны».) После тяжелой зимы 1942/43 года, когда партизаны контролировали огромные территории центра России, Бах организовал ряд «облав», во время которых целые районы «подозреваемой» территории полностью опустошались, деревни сжигались, а жителей убивали на месте.