Триллион долларов. В погоне за мечтой - Андреас Эшбах

и уехал, загрязняя окружающую среду остатками сгоревшего топлива.

Джон еще некоторое время постоял у окна своей гостиной, глядя на ясное, усыпанное звездами небо, а призрачные очертания его идеи сгущались, образуя решение. Закончив, он бросил взгляд на часы. Половина двенадцатого.

Он подошел к телефону, полистал лежавший рядом справочник. В замке стояло двести телефонов; все внутренние телефоны были поэтому трехзначными. Он нашел необходимый номер и набрал его.

– О’Шонесси. – Голос на том конце провода прозвучал немного испуганно.

– Это Фонтанелли, – сказал Джон. – Надеюсь, я не разбудил вас.

– Э… нет, сэр, – произнес библиотекарь. – Я читал.

Джон кивнул. Ничего иного от худощавого ирландца с необычайно редкими для его возраста волосами он и не ожидал.

– Мне жаль, что приходится утруждать вас так поздно, но у меня срочная просьба…

25

Неделю спустя Джон вошел утром в офис Маккейна, положил на стол книгу и выжидающе замер у стола. Настроение у него было явно не самое лучшее.

– Juan, un momento, por favor[46], – попросил Маккейн того, с кем разговаривал в данный момент, зажал динамик рукой и наклонился вперед. Название книги гласило: «Полностью автоматизированное спасение человечества». Автора звали Питер Роберн.

Он снова поднес трубку к уху.

– Juan? Lo siento. Podría llamar usted más tarde? Vale. Hasta luego[47]. – Он положил трубку, взял книгу в руки и посмотрел на Джона. – Доброе утро, Джон. Где вы это раскопали?

– Ее нашел О’Шонесси, – пояснил Джон, начиная раскачиваться на каблуках.

– О’Шонесси? Смотри-ка. Находчивый библиотекарь, должен сказать. – Маккейн открыл обложку, с удовольствием перевернул форзац, изучил титульный лист. – Хорошо сохранившийся экземпляр. Лучше, чем мой собственный.

Джон фыркнул.

– Вы пригласили лорда Роберна и заставили излагать перед ним идеи, выдавая их за свои, а они пришли ему в голову еще двадцать лет назад! Я кажусь идиотом самому себе.

– Глупости, – ответил Маккейн. – Он ведь был просто в восторге. Вы мне сами рассказывали. Он встал на вашу сторону, разве нет?

– У меня едва глаза на лоб не полезли. Вы знали об этой книге. Почему не показали мне?

– Потому что было бы лучше, если бы вы сами пришли к этим идеям, – терпеливо объяснил Маккейн.

– Но я не сам пришел к этим идеям! Вы убедили меня, в каждой из них.

Маккейн покачал головой.

– Мы целый вечер просидели с бутылкой вина, разрабатывая стратегии для изменения мировой экономики. Мы оба, вы и я. Alright, я подбросил вам идеи Роберна, но вы оттолкнулись от них, сделали их своими, додумали, пришли в восторг. И что? Разве это что-то меняет, то, что кому-то эти идеи уже приходили в голову до вас?

– Вы должны были сказать мне, что автор этих идей будет сидеть за моим столом, где я собираюсь говорить об этом!

– Тогда вы действовали бы пристрастно. Вы же действовали как прозелит. Как человек, который только что обрел новую идеологию и теперь хочет осчастливить с ее помощью весь мир.

Джон замер.

– Причина была в этом? Вы хотели, чтобы я был беспристрастен?

– Джон, – произнес Маккейн, медленно захлопнул книгу и снова положил ее на стол, поверх стопки бумаг, – я не настолько гениален, чтобы сам до такого додуматься. Я признаю это. Но мне все равно, абсолютно все равно, откуда берется хорошая идея, кому она приходила в голову. Я не плачу роялти за спасение мира. Если идея чего-то стоит, я ее использую.

– А как насчет остальных? Они тоже знали, что я пережевываю идеи Роберна, так?

– Ни один человек сегодня не помнит идеи Роберна. – Маккейн указал на книгу. – Это был личный заказ. Тираж – двести экземпляров. Вы никогда не спрашивали себя почему? Не спрашивали себя, почему в тот вечер он просто не осадил вас? Почему делал вид, что просто развивает вашу идею?

– Нет, – вынужден был признать Джон.

– Потому что он поверил вам. Поверил вам в том, что вы сами пришли к этому. И это пробудило в нем надежду, что постепенно наступает время для его мыслей. Когда он написал книгу – ему тогда было самое большее двадцать шесть лет, – оно еще явно не наступило. Вы представить себе не можете, какое неудовольствие вызвали эти тезисы в его кругу. Налоги на использование окружающей среды, на владение землей, на потребление воды и сырья, на произведенный мусор! Если бы все эти лорды сами не были полутрупами, они наверняка повесили бы его. – Маккейн откинулся на спинку стула, скрестив руки на груди. – Высшее общество до сих пор не может простить ему этого и никогда не простит. А остальной мир знает его как, пожалуй, самого компетентного экономического журналиста мира. Когда он говорит что-то, все навостряют уши, как Уолл-стрит, так и Даунинг-стрит, 10, как Франкфурт, так и Белый дом. То, что вы понравились ему, важнее для того, что мы задумали, чем если бы он подарил вам «Бритиш петролеум».

Джон судорожно сглотнул.

– Честно?

– Вы читали газеты за прошлую неделю?

– Э… нет.

– А надо было. Вы бы узнали, что стали героем. Английские газеты говорят о ваших инициативах в области защиты окружающей среды. Американские газеты открыли новую тенденцию развития с большей оглядкой экономики на окружающую среду, которую называют «трендом Фонтанелли». А на континенте и так нет ни одного главного редактора, который не выписывал бы журнал мисс Холден.

Джон смотрел на Маккейна, рубашка которого уже в этот ранний час была пропитана потом.

– И вы хотите сказать, что это результат одного-единственного ужина и моей тепленькой речи?

– Можете биться об заклад. Вы уже не безумный наследник, который не знает, куда девать деньги. Вы снискали симпатии. Люди начинают понимать, что вы – истинный наследник, что вы исполните пророчество. Вы поп-звезда, Джон, – произнес Маккейн. – Смиритесь с этим.

Лицо Джона омрачилось.

– Любой мог бы сделать то, что делаю я. Я неудачник, случайно получивший безумное наследство. – Он испугался собственных слов.

Маккейн задумчиво посмотрел на него, немного отодвинул кресло и взглянул на крыши Лондона.

– Вы потерпели поражение в мире, который устроен совершенно неправильно, – спокойно произнес он. – Мы сменим полярность. Мы позаботимся о том, чтобы правильным людям сопутствовал успех, чтобы верное поведение было вознаграждено, а остальное уладится само собой.

Другую поп-звезду Джон обнаружил, когда однажды вечером, слишком взвинченный после трудного дня, чтобы уснуть, сидел перед телевизором и переключал программы: и неожиданно с экрана на канале «MTV» на него уставилось мрачное лицо Марвина, под грохот музыки шепчущего с трудом различимые строфы, а на заднем фоне, словно по мановению волшебной палочки, вырастали горы сломанных автомобилей. Музыка была по-прежнему ужасной, но видео производило впечатление, особенно рефрен песни, когда начинала щебетать Константина, одетая только в самое необходимое, и даже это казалось найденным на свалке. Ее ленивые движения заставили Джона вспомнить вечер на некой яхте, стоящей на якоре на протяжении уже нескольких месяцев, и воспоминания были неприятными.

Прокурором ей в любом случае уже не стать.

В подвале здания адвокатской конторы Флоренции все еще стояло так много ящиков с надписью «Письма с угрозами Фонтанелли», что они заполняли собой целую кладовую. До отъезда Джона Фонтанелли в Англию ими занималась специальная комиссия, что повлекло за собой целый ряд арестов и обвинений во всем мире, привело ряд индивидуумов в тюрьмы или сумасшедшие дома.

В июне 1996 года странные звуки, доносившиеся со внутреннего двора здания, привлекли внимание людей. Посреди двора стоял грузовой автомобиль фирмы, занимающейся уничтожением данных, и постукивал мотором, а машина в дальнем конце пожирала черные ящики, которые выносили из подвала: нераскрытые, упрямо не желающие перескакивать через сверкающие зубцы, подрагивающие, когда металлические штыри наконец вгрызались в картон, поглощая его, разрывая в клочья, выпуская стайку конвертов, словно спелые семена, но их тоже хватала механическая пасть и измельчала в клочья. Не прошло и двух часов, как сосредоточенные в одной точке угрозы в адрес самого богатого человека в истории мира превратились в топливо в коричневых бумажных пакетах.

– Прямое указание министра юстиции, – произнес главный прокурор своему посетителю, когда они наблюдали за спектаклем в окно, и воспользовался возможностью вынуть кусочек мяса, застрявший в зубах с обеда. – Который издал его по настойчивой просьбе министра финансов, как я слышал.

– Правда? – нарочито удивился его посетитель.

Кусочек мяса поддался. Какое восхитительное ощущение! Главный прокурор с отвращением посмотрел на крохотное коричневое волокно на пальце.

– Совершенно верно, если спросите меня.