Триллион долларов. В погоне за мечтой - Андреас Эшбах

разбить их и собрать заново. С фирмами, находившимися в частном владении, или с теми, которые нельзя было купить по другой причине, они заключали договоры о сотрудничестве. Они покупали поместья, землю, фермы и плантации. На основании подписи под завещанием Джакомо Фонтанелли молодой дизайнер разработал элегантный логотип для фирмы, состоящий в основном из размашистой темно-красной буквы «f» на белом фоне, и этот по-королевски изящный логотип грозил заполнить карту мира.

То, что на первый взгляд выглядело как магазинчик «Тысяча мелочей», при ближайшем рассмотрении оказывалось сложнейшим хитросплетением стратегических зависимостей, но поскольку компания «Фонтанелли энтерпрайзис» находилась в частной собственности, она была не обязана представлять отчет о своих балансах. Почти незаметно они обеспечили себе монополию на некоторые не очень заметные, но незаменимые материалы, такие как вольфрам, теллур и молибден, завладели значительной частью рынка селена и лития. Инвестиции в производство и распределение энергии были огромными, простирались на все способы добычи энергии, а затем – в стратегически важные отрасли: они владели атомными электростанциями, но в первую очередь они владели фирмами, производившими стержни для ядерных реакторов, и бериллием, из которого их производили. Они владели нефтяными месторождениями, нефтеперегонными заводами, трубопроводами и танкерными флотами, но главное, им принадлежали самые перспективные участки под разработку недр во всем мире.

– Сегодня каждый идиот вкладывает деньги в Интернет-магазины и фирмы, производящие программное обеспечение. Это объясняет, почему можно зарабатывать миллионы с помощью акций фирм, которые не приносят ни единого доллара прибыли, – замечал Маккейн. – Но когда коса находит на камень, считаются только настоящие ценности. Энергия. Сырье. Продукты питания. Вода.

И, несмотря на это, компания «Фонтанелли энтерпрайзис» была представлена и за пределами этих отраслей: купила крупный итальянский дом моды, часть акций всемирно известного рекламного агентства – что вызвало немало шума, – десять европейских фирм звукозаписи одним махом, чтобы объединить их. Такие процессы, по словам Маккейна, служат двум целям: запутать сторонних наблюдателей и позволить получить легкую прибыль. Эти инвестиции можно будет отбросить, как только они перестанут приносить прибыль.

– В первую очередь, кроме всего остального, мы должны повысить доходы, – пояснял Маккейн. – Можете подсчитать – если мы будем получать тридцатипроцентную прибыль, через двадцать лет нам в буквальном смысле слова будет принадлежать весь мир!

Газеты обратили внимание на некоторые сенсационные приобретения недвижимости, особенно когда они купили дом № 40 по Уолл-стрит – небоскреб, который когда-то на протяжении года был самым высоким зданием в Нью-Йорке, прежде чем его обогнал «Крайслер билдинг». Со времен биржевого кризиса 1987 года оно пустовало, и его продали немногим больше, чем за полмиллиарда долларов. В здании тут же начались ремонтные работы, и уже в 1997 году на карте Нью-Йорка оно обозначалось как «Фонтанелли тауэр».

– Дональд Трамп тоже хотел купить его, – рассказывал Маккейн, который вел переговоры. – Он предлагал даже больше, чем мы. Поэтому я позвонил мэру и парочке сенаторов, объяснил им, что нам нужно именно это здание, чтобы иметь возможность вести дела в Нью-Йорке так, как мы себе это представляем, и что единственная альтернатива этому – перенести деятельность в другой американский город, может быть, в Атланту или Чикаго. – Он злобно улыбнулся. – И это сработало.

Вечером, на фоне вида ночного Лондона, большой конференц-зал немного напоминал собор. Их посетитель, еще перед дверью такой разговорчивый и бойкий, невольно умолк.

Маккейн тут же перешел к делу.

– Чего я хочу, так это чтобы вы с помощью самых современных средств разработали компьютерную программу, которая будет симулировать развитие мира во всех важнейших отраслях: рост населения, энергетические резервы, обеспечение сырьем, загрязнение окружающей среды и так далее, причем как можно точнее. Она должна предсказывать последствия решений и действий по меньшей мере лет на пятьдесят.

– Именно это мы и пытаемся сделать уже на протяжении многих лет, – произнес их гость.

– И что мешало вам до сих пор?

– Нехватка денег, что же еще?

Профессор Гарлан Коллинз был худощавым мужчиной лет сорока, по виду которого можно было предположить, что ему не хватает денег не только для работы. На нем был потрепанный костюм, поношенный свитер с воротником вместо рубашки, а волосы, похоже, сами решили постепенно выпасть, чтобы он мог сэкономить на парикмахере. Он был экологом и кибернетиком, возглавлял Институт исследования будущего в Хартфорде и, по словам Маккейна, считался крупным специалистом в своей области. Джону никогда не доводилось слышать о нем, но это еще ничего не значило. Он занял свое любимое положение наблюдателя, стал листать документы, которые принес профессор, и предоставил говорить Маккейну.

– Что именно это означает? – не отставал тот. – Вам не хватает компьютеров?

Коллинз отмахнулся.

– Компьютеры – не проблема. Любой стандартный ПК сегодня способен на большее, чем когда-то было в распоряжении Форрестера и Мидоуса. Нет, чего нам не хватает, так это денег на компетентный дополнительный персонал. Мы должны добывать данные, сортировать их, проверять достоверность каждого числа. Нельзя разработать чувствительную модель, если строить ее на неточных данных. В принципе, это логично, но я трачу большую часть времени на то, чтобы путешествовать и проповедовать эти азбучные истины потенциальным инвесторам.

– Уже не нужно, – сказал Маккейн. Он откинулся на спинку стула. – То есть, если мы договоримся. Вы вернетесь в институт и будете заниматься своими непосредственными обязанностями. И что бы вам ни понадобилось в денежном эквиваленте, вы получите это от нас.

Глаза профессора округлились.

– Вот это я называю «предложение»! Что мне нужно сделать ради этого? Подписать контракт кровью?

Маккейн засопел.

– Возможно, вы уже слышали о том, что мы пытаемся исполнить пророчество. Мы должны вернуть человечеству утраченное будущее. Провидение дало нам для этой цели триллион долларов.

– Люблю проекты с крупными бюджетами, – кивнул ученый. – Да, я слышал об этом.

– Отлично. А что вы скажете по поводу изначальной предпосылки – «у человечества нет будущего»?

– В принципе, я знаю слишком много об исследованиях будущего, чтобы осмеливаться утверждать подобное.

– Вы меня удивляете. – Маккейн придвинул к себе один из стоящих на столе ноутбуков, запустил программу и указал на картинку, выводимую с помощью видеопроектора на экран такого же качества, как в кинотеатре. – Полагаю, вам знакома эта кривая.

Профессор заморгал.

– Да, конечно. Это стандартный ход программы «WORLD3».

– Слегка модифицированный. Видите красные линии, которые заканчиваются 1996 годом? Программа «WORLD3» была разработана в 1971 году с целью предсказания будущего. А я внес в программу действительный ход развития событий. До сих пор прогнозы и реальность на удивление совпадали, вы не находите?

Профессор Коллинз не удержался от терпеливой улыбки.

– Ну да. Можно рассматривать это и так. Вы, конечно же, понимаете, что «WORLD2» и «WORLD3» уже не являются последним словом техники.

– Что-что? – переспросил явно сбитый с толку Маккейн.

– Обе модели рассматривают государства планеты как одну оперативную единицу, не учитывая региональные различия. Я помню, что в университете Сассекса эти модели были критически исследованы, и выяснилось, что они очень чувствительно реагируют на параметры ввода, содержащие широкий диапазон погрешностей. С другой стороны, они ведут себя, как обычно, – показывают известные границы роста – почти независимо от исходных данных. Иными словами, их поведение скорее зависит от кибернетических связей, чем от первоначальных данных.

– «Скорее»? – повторил Маккейн. – Разве это серьезное исследование?

– Думаю, Аурелио Печчеи и другим членам Римского клуба важно было поскорее развязать всемирную дискуссию. Для этого, конечно же, программа «WORLD3» и ее предсказания походили идеально.

Маккейн вскочил и стал ходить взад-вперед вдоль окон, за которыми красовалась роскошная панорама огней ночного Лондона.

– А что насчет модели Месаровича и Пестеля? Она учитывает региональные различия.

– «World Integrated Model», да. Похоже, вы действительно тщательно изучали материал, если еще помните ее. Тогда вы, вероятно, знаете и о том, что эта модель в гораздо меньшей степени учитывает окружающую среду, чем модели «WORLD». Ее часто критиковали за это, и тогда данный факт объясняли и без того невероятной сложностью модели.

– Но разве точная модель не обязательно должна быть сложной?

– Конечно. Но в первую очередь она должна быть убедительной. Нужно иметь возможность понять, что она делает. Иначе проще гадать на кофейной гуще.

Маккейн вынул из ящика толстый том и бросил его на стол.

– Что и сделали авторы этого исследования, если спросите меня. Полагаю, вам оно известно?

– Конечно, «Глобал 2000», исследование по поручению президента Картера. Предположительно, самая продаваемая из нечитабельных книг в мире.

– И что вы об этом думаете?

– Ну, она в основном строится на объединении оценок различных экспертов, а также дополняет их несколькими не очень точно документированными расчетами моделей.