Избранное - Ба Цзинь

Жушую как будто понравилось письмо, но оно очень походило на рассказ писателя. И когда он вторично прочел письмо и сообразил, что не об этом хотел написать, он рассердился и изорвал его… О главном там не было ни слова.

3

Толстой в романе «Война и мир» пишет, что Пьер Безухов принял решение жениться на Элен, как только ощутил на балу запах ее тела. В пьесе «Победа мертвых» тоже говорится о том, что запах женского тела манит и услаждает. Подобные же мысли Жушуй встречал и в японской литературе по сексуальным вопросам. Теперь он испытал это на себе. Прошел день, Жушуй сидел один в своей комнате и читал. Он не мог избавиться от преследовавшего его запаха ее тела, напоминавшего аромат мускуса; строки расплывались перед глазами, он погрузился в приятные воспоминания. Счастливая мысль все время будоражила его — эти воспоминания в недалеком будущем могут стать действительностью, еще более сладостной.

В тот же день, когда они утром гуляли по лесу, между ними позже, перед самым ужином, произошел разговор.

В сумерках особенно легко дышится, воздух необычайно нежен.

День прошел, ночь еще не наступила. В такие минуты все полно таинственности, и человека обуревают возвышенные чувства. Молодые люди стояли у розового куста, наслаждаясь его пьянящим ароматом.

— Как загадочны и удивительны законы природы. Роза такая нежная, а вся усыпана шипами, — промолвила Жолань, указывая на распустившиеся темно-красные розы.

— Шипы, по-видимому, для самозащиты, чтобы люди не срывали эти прелестные цветы, — ответил Жушуй.

— Почему же тогда нет шипов у пиона? Тоже красивый цветок, — спросила Жолань.

Жушуй не знал, что ответить, и, поколебавшись, сказал:

— В этом разница между прелестным и красивым.

Но, сказав это, понял, что ответил не так. Жолань не собиралась возражать, и Жушуй попытался объяснить свои слова.

— Мне не нравятся розы. Они красивы, но что проку в них. Я собираюсь написать рассказ для детей «Роза и тутовое дерево» и развить там мысль о том, что роза не приносит никакой пользы, а тутовое дерево значительно полезнее.

— Не нужно так говорить. Зачем так узко толковать полезное? Впрочем, я тоже не люблю роз, они слишком изнеженны. Я предпочитаю хризантемы. Люди называют их «гордо расцветшим инеем». Хорошо сказано. А еще я люблю цветы сливы. Мой дедушка в стихах, воспевая сливу, писал:

Цветок весны,Горда и одинока,Только тыСнега зимы презрела…

И дальше:

Морозец легкий не побилРоскошного убранства твоего…

Эти слова как раз соответствуют моим мыслям.

— Но мне кажется, мисс Чжан не так холодна, как, скажем, хризантема, — вставил Жушуй, улыбаясь. — Вы, мисс Чжан, горячая девушка.

Жолань лишь улыбнулась в ответ, взглянув на него своими черными глазами. Свет этих глаз был для него как дыхание самой жизни. Собрав все свое мужество, Жушуй произнес:

— И я люблю цветы сливы. Сколько раз я собирался сорвать ветку и поставить у себя на столе, но всякий раз, когда я приходил за нею, на ветвях уже не было цветов: их срывали другие. — Сердце его учащенно билось, голос дрожал. Проговорив это, он в страхе опустил голову и долго не мог взглянуть на Жолань.

Она ответила не сразу. Ей приятны были его слова, по лицу разлилась краска. Она ничуть не сердилась и украдкой бросила на него взгляд. С улыбкой она ответила в тон ему:

— Боюсь, что медлили вы сами. Если понравилась веточка, почему не сорвать ее сразу, не дожидаясь, пока это сделают другие? Вы не торопились, и вас, естественно, опережали. Цветы недолго цветут. Помедлишь — отцветают. Они не могут долго ждать. Помните старинные стихи: «Расцветают цветы — время срывать их, рви же…»? Не нужно ждать, пока опадут цветы и обнажатся ветви, — сказала Жолань, едва сдерживая биение сердца.

Радость захлестнула Жушуя, лицо его преобразилось. Неужели она это сказала? Он не верил своим ушам. Он с сомнением осторожно несколько раз взглянул на нее, но, увидев ее нежную улыбку, блуждающий взгляд и порозовевшее лицо, осмелел. Он поднял голову и, многозначительно улыбаясь, проговорил:

— Я понял вас, мисс Чжан, и очень признателен вам за урок.

Девушка тоже улыбнулась, но не взглянула на него. Теперь они наконец поняли друг друга, но по-прежнему делали вид, будто ни о чем не догадались и все сказанное не имеет к ним никакого отношения.

Затем они переменили тему разговора. Жушуй узнал, что девушка рано потеряла родителей, выросла в доме своего дяди — старшего брата отца, дядя и тетя относились к ней хорошо, что у нее еще есть двоюродная сестра и единокровный брат, которые учатся сейчас в сельской школе. А о своей жизни Жушуй ничего не сказал, и она не спросила его.

Говорят, чужая душа — потемки, это можно было сказать и о Жушуе. В тот момент, когда прекрасные мечты его вот-вот должны были осуществиться, став еще более прекрасной действительностью, он опять начал колебаться, смелость оставила его. Его прошлая жизнь, о которой он на время почти совсем забыл, внезапно напомнила о себе.

В далекой провинции в добром здравии жили его родители, а с ними его младший брат и две сестренки. Нельзя сказать, чтоб детство Жушуя было несчастливым. Он ходил в начальную школу, потом в среднюю. Мать очень любила его. Окончив среднюю школу, Жушуй поехал в столицу продолжать образование. Прошло два года, он успешно сдал экзамены, и его на казенный счет послали учиться в Японию. Он прожил в Токио семь лет, окончил педагогическое отделение университета и три года вел жизнь свободного человека. Он многое узнал за это время, много увидел, приобрел друзей. Все это вызвало в нем неуклонное стремление к лучшему. Он стал задумываться над тем, что окружало его, строил планы своей дальнейшей жизни и считал себя счастливым человеком. Друзья в письмах, в беседах предрекали ему блестящее будущее.

Но не все в жизни так просто, как иногда кажется. И человек — не исключение. Обстоятельства действительно благоприятствовали Жушую. Но вместе с тем над ним тяготел какой-то рок, который порою повергал его в печаль.

Когда ему исполнилось семнадцать лет — это было еще до окончания средней школы, — родители выбрали ему жену, и он, совсем еще юноша, стал мужем, а через год отцом. Он всеми силами старался воспротивиться этому браку, но, с детства привыкший к опеке родителей, к тому, что все вопросы решали за него они, Жушуй вырос слабым и безвольным. Родители не поинтересовались тем, хочет ли он жениться, и все устроили сами, поставив его перед свершившимся фактом. И вот он оказался рядом с худенькой некрасивой девушкой, совершенно чуждой ему. Раз человек женился, значит, он уже достаточно взрослый и перед ним открыты все пути, так думали родители. Но женитьба больно ранила молодого человека, растоптала его гордость. Слабый и безвольный, в молодые годы он лелеял свои мечты, мечты юности, грезил о больших делах, о нежной, красивой, чуткой девушке — спутнице жизни. Все его грезы были безжалостно развеяны родителями. Но он еще сильнее полюбил весну своей юности и не мог без сожаления принести ее в жертву. Жертва была слишком велика. Когда у Жушуя родился сын, его отец был безмерно рад, что стал дедом, а сам Жушуй страдал все больше. Ребенок был олицетворением этих страданий, но и вознаграждением за загубленную молодость. Жушуй не питал никакой любви к этому маленькому существу. Глядя на сына, он невольно вспоминал об огромной жертве, которую ему пришлось принести, и невыразимо страдал. Но и в такие минуты он находил в себе силы разогнать печаль. Он любил родителей, особенно мать. И всякий раз, когда его охватывала тоска, он защищался от нее любовью к матери. Ему казалось, что он пожертвовал собой ради матери, и так он успокаивал свою совесть.

Вскоре после рождения сына началось «движение 4 мая»[22]. Оно принесло Жушую новые надежды, новые мечты, у него словно пелена спала с глаз. Он увидел новый мир, сердце его наполнилось решимостью. Первым его желанием было уехать в столицу и продолжать учебу. Вскоре он окончил среднюю школу и без особых усилий добился разрешения родителей ехать учиться. Расставание было печальным. Молча грустил отец, плакала мать, давая ему тысячу наказов, рыдала нелюбимая жена, вцепившись в его рукав, не желая отпускать. Растроганный, он чуть было не уступил и не распрощался со своим желанием уехать из деревни.

Жушуй прожил около двух лет в Бэйпине и семь лет в Японии. За все это время он не получил ни одного письма от жены (она была неграмотной) и ни одной фотографии сына. В Токио приходили письма от родителей, всего семь или восемь за год. Иногда в них упоминалось о его жене, сообщалось, что она жива и здорова. Потому ли, что он был занят учебой, или по какой-то другой причине, он тоже писал родителям не чаще, чем они ему, а со временем стал писать еще реже. Он никогда не упоминал о жене, словно она вообще не существовала. Но всякий раз, когда Жушую доводилось встретиться с какой-нибудь девушкой, он невольно вспоминал о том, что дома у него нелюбимая жена и сын, которого он не знает, и что судьба его предопределена. Он не посмел принять любовь девушки-японки и предпочел быть свидетелем ее помолвки с другим; она вышла замуж, а он сожалел об этом и проливал слезы. Однако он не удивился собственной нерешительности, напротив, считал, что совесть его таким образом будет чиста. Он все принес в жертву нелюбимой жене и даже поздравлял себя с тем, что так великодушен. Со временем рана зажила, и он стал искать встречи с новыми девушками. Результат всегда был один: он страдал и в страданиях обретал успокоение для своей совести. Это и была теневая сторона его жизни. Когда он терял любимую и проливал слезы, то тем не менее считал себя счастливым, а стоило ему полюбить, ему начинало казаться, что он самый несчастный человек на свете.