Сильванские луны - Натанариэль Лиат

с провизией и прочим необходимым. Они основательно подготовились и поступили мудро: по слухам, в Соляной пустыне не было ни воды, ни травы, ни зверей – вообще ничего живого, кроме сбившихся с пути птиц, которые не задерживаются надолго…

Через несколько дней дороги через оттийское безлюдье Лексий заметил, что по низкой колючей траве вьётся белая позёмка. Увидев её, Рад нахмурился:

– Соль!..

И действительно – это была чистая, крупная соль, Лексий сам убедился в этом, когда спешился. На первых порах лошади лизали её на отдыхе, потом, должно быть, приелось – то, чего так много, перестаёт радовать. Чем дальше они забирались, тем больше становилось соли: она хрустела под лошадиными копытами, сверкала в траве, как иней, потом – собиралась в небольшие сугробы… Чем дальше, тем больше попадалось засохших деревьев и меньше становилось травы: мало что могло рости на просоленной почве. Как ни странно, дольше всех их попутчиками оставались невысокие, скромные белые цветы – нежные чашечки на тонких чёрных стебельках. Они пробивались сквозь соляной слой, будто сквозь снег, кивали ветру и, кажется, чувствовали себя как дома…

– Так странно! – вслух сказал Лексий. – И как они здесь выживают?

Элиас, случившийся рядом, как-то странно на него покосился.

– Это же морянки, – указал он, как будто это был самый очевидный факт на свете. – Названы так потому, что могут расти хоть на морском песке – соль их вообще не смущает. Куда более стойкие, чем любые другие цветы… Таких в Гелльсе и окрестностях пруд пруди. Странно, что ты не знаешь.

Лексий отвёл глаза, делая вид, что распутывает зацепившийся за что-то повод, и пожал плечами.

– Наверное, просто не обращал внимания.

Элиас посмотрел на него долгим, очень внимательным взглядом, но не сказал больше ничего.

Соль, подползавшая всё ближе, заставляла нервничать даже оттийцев, а сильване (из них шестерых Лексий как следует знал только себя и Элси, остальные были куда старше и не больно-то до них снисходили) и вовсе тайком шептались о том, что подданные недружественного государства заведут их куда-нибудь в глушь и там бросят. Лексий на это только плечами пожимал: он-то знал, что, пока оттийским отрядом командует Рад, им не сделают ничего дурного. Если чего и стоило бояться – то, пожалуй, разве только того, что они заблудятся все вместе, но с их умением слушать это им вряд ли грозило, и, в конце концов, у них был проводник. Седеющий коренастый дядька из последней деревни, попавшейся им на пути, он авторитетно утверждал, что бывал в этой пустыне уже раз сто – что ж, очень хотелось бы в это верить.

На одном из привалов проводник придумал развлечь их легендой о происхождении места, куда они направлялись – как многие уже подозревали, себе на беду. История была немногим лучше той, про железного генриха. Говорили, что всё это началось давным-давно, столетия назад, когда соль, которую долго и трудно выпаривали из морской воды, порой бывала дороже золота. Уже тогда на свете, конечно, водились люди, жаждущие богатства, но не выносящие работы; один из таких и придумал, как грести деньги лопатой, не потея. Такое, как известно, бывает только в сказках, и без магии, конечно, не обошлось. Тот человек отправился к кузнецу – одному из тех, кто мог выковать хоть замок на абмар, хоть обручи на сердце…

Кузнецы. В Сильване их давно уже не осталось, потому что первый же коронованный Иллеш, призвав верных ему магов, устроил в своей новенькой державе жестокую чистку – и, наверное, был прав. Для кузнецов, появившихся ещё до того, как магия стала искусством и наукой, она была и осталась ремеслом. По слухам, они не подчинялись власти королей – только воле заказчика, который платил, и какой-то своей, никому другому не ведомой воле. Никто не знал их чар – мастера из сказок тщательно выбирали учеников, а подмастерья не болтали. На самом деле, никто доподлинно не знал даже, существовали ли они до сих пор – в большой и лесистой Оттии хватало места, чтобы спрятаться. Многие верили, что они до сих пор по одному живут в дальних деревнях, где никому не придёт в голову искать. Не высовываются, не замышляют против королей, просто живут и куют для местных плуги, подковы и дверные петли…

Но не только.

Те, кто знал пр кузнецов хоть что-то, объясняли, что этим людям нет дела до ушедших из мира богов – что кузнецы верят только в Надзирателей, которые остались… и стремятся быть на них похожими. Не судить, не делить мир на хорошее и плохое – просто равнодушно смотреть. Поэтому они берутся за любой заказ, нимало не интересуясь, как его используют и какие последствия это может повлечь. Вся ответственность лежит на плечах заказчика – лишь бы он готов был платить…

А цену они могут назначить разную. Куда чаще – не деньгами.

К такому-то колдуну и отправился герой соляной сказки. И попросил его вот о чём: сковать ручную мельницу, которая из ничего молола бы соль – не золото и не хлеб, как похожая вещь из земной легенды, а просто соль, и всё. Когда мастер попросил в качестве платы то ли жену хитреца, то ли дочь (за древностью лет некоторые подробности были неясны), тот, если и смутился, то не слишком. Он согласился, и заплатил, и получил заказ, и мельница и вправду без устали молола соль – даже ручку сама поворачивала. Дочь или жену после этого никто больше не видел ни живой, ни мёртвой, но, в самом деле, кому тогда было дело до таких мелочей…

О том, насколько спокойно герой потом спал, легенда умалчивала, но он добился своей цели: стремительно разбогател, мимоходом разорив десятки солеваров с побережья. Ясное дело, что цена драгоценности упала, как только та перестала быть редкостью, но торговец, ставший, по сути, монополистом, убытков не терпел – кроме него, покупать было не у кого. Умер он вполне счастливым, в роскоши, богатстве и блаженном неведении о том, что он натворил…

А мельница не прекращала. Вообще. Совсем. Какое-то время спустя наследники соляного магната вдруг обнаружили, что хранилища набиты, сбывать товар не успевают – а его всё больше. Колдовское устройство пытались разбить, переплавить, заклинить ему ручку – всё тщетно. Обращались даже к другим кузнецам, но уничтожать или как-то менять творения собратьев по ремеслу было не в их странных обычаях, какие бы деньги им за это ни предлагали. Вскоре люди были вынуждены покинуть затопленный солью дом, затем – деревню,