Если честно - Майкл Левитон

этих слов вслух.

Потом мы в молчании танцевали с Малаикой под аккомпанемент моего выступавшего знакомого – молчание существенно играло мне на руку. После танцев мы пошли выпить по бокальчику вина в бар по соседству, в котором было так темно, что нашим глазам потребовалось несколько минут, чтобы привыкнуть к слабому освещению. Стоявшие за узорчатым стеклом свечи были стратегически расположены так, чтобы отбрасывать тень в определенные места. Мы с Малаикой устроились на стульях за одной из стоек. Ее флиртующая улыбка словно говорила мне: «Мне наверняка все понравится, но только при условии, что ты не будешь открываться мне по-настоящему».

Я старался говорить как можно меньше, задавая вместо этого побольше вопросов – это мне было совсем не в тягость: я правда хотел узнать ее поближе и наслаждался ее мелодичным полушепчущим, полусмеющимся голосом. Она тянула некоторые слова и гласные и иногда делала паузы, заканчивая реплику красноречивым выражением лица. Каждый раз, когда все же заговаривал я, моя напрочь лишенная изящества стремительная болтовня на контрасте напоминала запинающуюся пулеметную очередь. А ведь когда-то мне искренне нравилась моя манера говорить; моя новообретенная озабоченность тем, как меня воспринимают окружающие, уже исказила мое собственное восприятие самого себя.

Малаика рассказала мне, что ее работа была связана с разработкой детских наборов для бумажного моделирования.

– Могу болтать про бумагу сколько угодно, пока не остановят – хоть весь день, – добавила она. Она описывала мне разные бумажные безделушки и оригами, которые складывала сама – оказалось, все ящики ее рабочего стола были буквально набиты такими бумажными фигурками и моделями.

– Моя квартира – настоящее бумажное царство, – сказала она. Несмотря на то, что я в основном молчал, ей, казалось, вовсе не было скучно.

Виски и само ее присутствие постепенно опьяняли меня, и следовать моим правилам становилось все сложнее и сложнее. Привлекательная женщина сама по себе оказывала на меня эффект, сходный с действием сыворотки правды.

В какой-то момент Малаика открыла было рот, чтобы сказать что-то еще, но вдруг замешкалась – очевидно, не один я в ходе нашего разговора занимался тщательной самоцензурой. Она явно морально готовилась произнести нечто рискованное.

– Знаешь, это мое первое настоящее свидание, – призналась она, обняв себя руками. Одна из пляшущих вокруг теней живописно закрыла один ее глаз. – Я всего пару месяцев назад рассталась с парнем, – добавила она. – И не особо умею жить в одиночестве.

Тот факт, что Малаика сама упомянула про недавнее расставание, можно было бы принять за разрешение рассказать ей про Еву, но у меня на этот счет уже было отдельное правило:

✓ Не принимай чужую открытость за приглашение.

То, что она упомянула своего бывшего, совершенно не значило, что она не осудила бы меня, заговори я о Еве. Малаика рассказала мне, что встречалась раньше только с друзьями и ни разу в жизни не ходила на свидание с незнакомцем.

«Отношения» и «свидания» стояли в списке моих запретных тем не просто так. Я начал лихорадочно перебирать различные возможные стратегии увода разговора в сторону. Малаика нахмурилась.

– Все хорошо? – спросила она. – О чем думаешь?

Тут я уже по-настоящему запаниковал.

– Давай не будем об этом, – ответил я.

– Почему нет? – засмеялась она.

– Есть список тем, на которые мне не стоит разговаривать, – сконфуженно пояснил я.

Малаика засмеялась пуще прежнего, однако разом посерьезнела, поняв, что я не шутил. Мне сразу понравилась ее проницательность. Поставив свой бокал на стол, она спросила:

– И кто же решил, какие темы ты можешь обсуждать, а какие – нет?

– Я сам, – ответил я. – Я составил этот список собственноручно.

– А, вот оно что, – рассмеялась она с явным облегчением в голосе. – Я уж подумала, что это из области психотерапии. Собственно, она не ошиблась – весь мой мозг был «чем-то из области психотерапии».

– Так, – сказала она, улыбнувшись и подавшись вперед. – То есть у тебя есть список тем, обсуждать которые ты сам себе запретил?

– И я его дополняю каждый раз, когда очередной разговор приводит к ссоре.

Она снова рассмеялась.

– И что же это за темы?

– Вообще, мне не стоит тебе об этом говорить, – осторожно произнес я.

В ответ Малаика без предупреждения начала второй раунд нашей с ней игры в гляделки.

– Еще как стоит, – возразила она. Мне пришлось лишний раз напомнить себе, что чаще всего люди, утверждавшие, что хотят знать, что у меня на уме, жестоко ошибаются.

– Ты ведь сам хочешь рассказать, я же вижу, – добавила Малаика.

– Я вообще много чего хочу рассказать тебе, но это не значит, что мне стоит это сделать, – ответил я, намеренно вводя ее в заблуждение этой формулировкой – я хотел рассказать о таких вещах всем, а вовсе не ей одной. Вот только во всех этих вещах не было решительно ничего веселого, романтичного или привлекательного – наоборот, такие вещи обычно отталкивали от меня людей. В результате мои слова показались флиртом только из-за того, что я опустил ряд деталей.

Малаика опустила глаза, и ее взгляд остановился на моих губах. Я едва не спросил ее, означал ли этот взгляд призыв дотронуться до нее или поцеловать, но вовремя напомнил себе о другом правиле:

✓ Не спрашивай ни на что разрешения – людям нравится, когда их мысли читают.

Меня откровенно раздражала невозможность задать ей этот вопрос напрямую, но я все же решил доверить трактовку сложившейся ситуации своей интуиции и не слишком уверенно положил руку на ее оголенную ногу.

Малаика усмехнулась.

– Надо думать, список тем, которые ты не должен обсуждать, сам по себе является одной из таких тем?

Я напомнил себе, что флирт часто подразумевал неискреннюю критику. Отметив ее внимательный взгляд и открытую позу, я вспомнил еще одно правило:

✓ Доверяй выражению лица и языку тела собеседника больше, чем его словам.

Вскоре мы уже вовсю целовались, все еще сидя по разные стороны стойки. От поцелуя меня постоянно отвлекали назойливые мысли и порывы отодвинуться, сказать ей, что я ее обманул, что все это свидание – один сплошной подлог, что я молчал только, чтобы ей понравиться, и что этот эксперимент доказал все теории, которые вызывали у меня искренний ужас. Но я не отстранился и не сказал ничего после поцелуя. Как все же удобно было молчать!

К тому моменту я консультировался со своими «присяжными» уже более года. Двоих из них недавно бросили их парни. В результате Кармен стала приходить в бар каждый вечер, напиваться, рыдать на публике и жаловаться всем подряд на то, как она одинока, а потом отшивать лезших с поцелуями незнакомцев. Энджи же словно по мановению волшебной палочки превратилась в настоящий вулкан, извергающийся потрясающими песнями на тему расставания. Словом, в тот период они не особо годились в советчики; впрочем, их самих это ничуть не смущало.

Как-то раз мы втроем сидели за барной стойкой, и я рассказывал им о своем неискреннем свидании с Малаикой. Энджи чуть улыбалась, обнажая кривоватые