Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Кармен, всегда умевшая держаться стильно и с бравадой вплоть до самого конца, после чего у нее разом случалась полноценная истерика, как обычно посмеивалась надо мной.
– Ты что, правда рассказал ей про свой список? Наверняка она сочла тебя чокнутым.
– Вполне возможно, – ответил я, – но, так или иначе, мы поцеловались.
– Вот видишь?! – победно заявила Кармен, ухмыляясь. – А я ведь тебе говорила – ничего не мешает тебе быть самим собой. Просто нужно отыскать подходящего человека.
– Знаешь, один-единственный момент искренности за весь разговор как-то не сильно вписывается в мое понимание выражения «быть самим собой», – проворчал я.
– Да не важно, это уже мелочи. – Вечно находился кто-нибудь, кто говорил «да не важно, это уже мелочи». – Быть самим собой вовсе не означает озвучивать каждую свою мысль.
Я отхлебнул из бокала и ушел в философию.
– С определениями таких понятий все не так просто.
– Но это же отлично, что ты можешь быть с кем-то искренним, – мягко произнесла Энджи. – Ведь именно это твое качество так всем нравится.
Я вцепился руками в края своего стула.
– Это все равно что сказать лечащемуся от алкоголизма человеку, что пьяным он прикольнее.
Кармен снова рассмеялась.
– Искренность – это хорошо, все это знают.
– Знаешь, когда я был подростком, мне отчаянно хотелось, чтобы все умели читать мысли. Чтобы мысли, чувства и биографии всех людей автоматически тут же становились достоянием общественности.
– Так, ладно, это уже перебор, согласна, – перебила Кармен.
– Я думал, что если бы каждый из нас был вынужден видеть все содержимое мозга собеседника и вообще всех окружающих, все истории, приятные и не очень, все комплексы, весь стыд, боль и страх, то мы бы все гораздо больше сочувствовали ближнему и любили бы друг друга.
– Ва-а-ау, – задумчиво протянула Энджи, размышляя над моими словами.
– Но я был дураком, – продолжил я. – Стоит нам увидеть проявления чувств других или поведение, отличное от нашего – и мы сразу пугаемся, чувствуем угрозу и ненависть по отношению к человеку, который проявляет эти чувства. А увидев в чьих-то действиях или словах комплексы, от которых страдаем сами, вместо симпатии и сочувствия мы испытываем отвращение. Мы ловим других на том же, чем занимаемся сами, и называем их уродами.
Кармен засмеялась.
– Слушай, ты все-таки слишком уж загоняешься.
Эту фразу я тоже слышал с завидной регулярностью.
– Искренность редко позволяет нам любить друг друга, – продолжил я, как ни в чем не бывало. – А быть любимым обычно означает лгать и скрывать свои чувства.
Тут Кармен уже перестала смеяться.
– Ты слишком негативно смотришь на вещи.
– Но ведь по сути ты со мной согласна, – отметил я. – Если бы это было не так, стала бы ты жить так, как живешь сейчас?
С Евой мы не общались с тех самых пор, как я переехал в новую квартиру почти год назад. Я надеялся, что прошло уже достаточно времени, чтобы мы смогли спокойно встретиться на правах друзей, и в итоге мы с ней все же решили вместе сходить выпить.
В бар она явилась в летнем платье и очках на удивление нормального размера. Выглядела она значительно моложе меня и, как мне почему-то показалось, менее опытной и менее уставшей от превратностей этого мира. Только в тот момент я осознал, что на протяжении наших с ней отношений она все время плакала.
Увидев меня, она нервно улыбнулась и посмотрела на меня так же, как и годами раньше. Мы сели за барную стойку, и она поинтересовалась, как мне живется в новой квартире. Я рассказал ей историю про зеркала и про «Холостяцкий джаз». Она рассмеялась, а я спросил в ответ, где теперь жила она сама.
– Да я вообще-то так и не переехала, – ответила она. – Я все еще живу в нашей квартире.
– Ты не переехала?
– Нет, – подтвердила она, улыбнувшись, и расплакалась, а уже через минуту к ней присоединился и я.
Потом мы от души посмеялись над тем, что снова рыдаем вместе.
– Может, если мы останемся друзьями, так и будем вечно вместе плакать, – сказал я. – Вот это действительно называется «плачевные отношения».
Она спросила о моей семье, на что я ответил, что все по ней скучают.
– Их очень расстроило наше расставание. Они хотели, чтобы мы были вместе.
– А мои скучают по тебе, – ответила Ева. – До сих пор постоянно о тебе говорят, – она сделала паузу, собираясь с мыслями. – Потому что теперь мы можем говорить друг с другом начистоту. И каждый раз, когда кто-то открыто выражает свои чувства, все вспоминают о тебе. Это ты нас научил.
Признаюсь, мне было крайне тяжело держать себя в руках – Ева умела растрогать меня, как никто другой.
Затем она явно разнервничалась и опустила глаза.
– Так, – спросила она, – у тебя кто-то есть?
Я уже настолько привык к своим запретным темам, что тут же отчеканил:
– Думаю, нам не стоит об этом говорить.
Ева ощутимо напряглась, то ли решив, что мой ответ означал, что у меня есть девушка, то ли, что более вероятно, от удивления – в период наших с ней отношений я никогда не уходил от ответа.
– Но мы ведь лучшие друзья, так? – сказала она, избегая смотреть мне в глаза. – Мы всегда можем поговорить о том, что у нас обоих происходит в жизни. Скажи хоть, я ее знаю?
Ее рука дрожала так сильно, что она пролила чуть-чуть вина из бокала, поднимая его со стойки. Ева покраснела, метнулась к другой части стойки, схватила пару салфеток и начала вытирать столешницу.
– Прости, я что-то перенервничала.
– Да дело не в том, что я не хочу обсуждать эту тему конкретно с тобой – я стараюсь вообще ни с кем об этом не разговаривать. Я пытаюсь быть более… – слова «закрытый», «сдержанный» и «загадочный» вызывали у меня крайнюю степень отвращения, и я просто не мог заставить себя произнести ни одного из них. – Я пытаюсь поменьше рассказывать окружающим о том, что происходит в моей жизни.
Ева скептически прищурилась.
– Почему?
– Я составил для себя список правил. Одно из них запрещает мне отвечать на вопросы, – вздохнул я. – Другое не позволяет рассказывать об этих правилах другим людям. Его я прямо сейчас, как ты понимаешь, нарушаю, но тебе я просто не могу об этом не рассказать.
Ева на удивление быстро взяла себя в руки.
– Понимаю, – ответила она.
Такое отсутствие эмоциональной реакции с ее стороны буквально поразило меня.
– То есть ты правда не хочешь узнать об этом побольше?
Ева как-то выпала из реальности и явно не особенно меня слушала.
– У меня тоже кое-кто есть, – поведала она. – Я сейчас встречаюсь с Джоном.
О Джоне я был наслышан – Ева рассказывала мне о нем, когда мы все еще встречались, он был писателем и комиком. Она даже показала мне пару его комедийных гэгов на видео. Она еще тогда говорила о том, что их тянет друг к другу. Теперь,
- Дневники полярного капитана - Роберт Фалкон Скотт - Биографии и Мемуары
- Остров Сахалин и экспедиция 1852 года - Николай Буссе - Публицистика
- Опасный возраст - Иоанна Хмелевская - Публицистика
- Жизнь – сапожок непарный. Книга вторая. На фоне звёзд и страха - Тамара Владиславовна Петкевич - Биографии и Мемуары / Историческая проза / Разное / Публицистика
- Томас М. Диш - Чарльз Плэтт - Публицистика
- One Two Three Four. «Битлз» в ритме времени - Крейг Браун - Биографии и Мемуары
- Пульс России. Переломные моменты истории страны глазами кремлевского врача - Александр Мясников - Биографии и Мемуары
- НА КАКОМ-ТО ДАЛЁКОМ ПЛЯЖЕ (Жизнь и эпоха Брайана Ино) - Дэвид Шеппард - Биографии и Мемуары
- Переход в бесконечность. Взлет и падение нового магната - Майкл Льюис - Биографии и Мемуары
- Отмененный проект - Майкл Льюис - Биографии и Мемуары