Моя исповедь. Невероятная история рок-легенды из Judas Priest - Роб Хэлфорд

буквально за несколько дней до смерти Фредди Меркьюри признался, что ВИЧ-инфицирован, и теперь скандальные таблоиды искали новую медийную жертву. Пустили слухи о том, что это я.

В какой-то степени это не было неожиданностью. Я по-прежнему не признавался в ориентации и в ближайшее время не планировал устроить драматичное признание. В то же самое время невыносимое давление, которое я испытывал, держа своих скелетов в шкафу, ослабло.

Во-первых, я вел трезвый образ жизни. С тех пор как шестью годами ранее бросил пить, больше не испытывал паранойю, что меня раскусят. В собственной шкуре я чувствовал себя счастливее. Меня меньше волновало, как ко мне относятся окружающие: участие в гей-парадах едва ли можно назвать хорошим способом не спалиться!

Также я чувствовал себя более спокойным и расслабленным, потому что временно отстранился от Priest. Еще со времен наших репетиций у «Святого Джо» меня не отпускала паранойя, и я боялся, что моя ориентация станет достоянием общественности и уничтожит группу. Теперь, когда я хоть на некоторое время был сам по себе, полагаю, я стрессовал по этому поводу гораздо меньше.

Недосказанность и косвенные намеки окружали меня долгие годы. Я привык, что в интервью журналисты забрасывали меня каверзными вопросами о моем отношении к геям. Я всегда использовал подход Фредди: «К группе это никакого отношения не имеет». Просто решил, что это не должно никого касаться. И когда об этом зашел разговор на пресс-конференции, я ответил крайне безучастно: «Нет. Нет, СПИДом я не болен. Спасибо, что беспокоитесь Следующий вопрос, пожалуйста!»

В это время произошло очень классное событие – пришло письмо от американского морпеха, на чье объявление я ответил, пока был на гастролях в поддержку Painkiller. Он сказал, зовут его Томас Пенс, и мне он показался интересным.

Томас писал, что вырос в крошечной деревушке на востоке Алабамы с населением три сотни человек, где нет светофоров и один магазин с товарами на все случаи жизни да горстка куклуксклановцев. Местные мальчики после школы отправлялись на военную службу. Девочки, дождавшись своих парней, сразу же выскакивали за них замуж.

Он сказал, в таком месте геям было сложно, и у него никогда не было ни отношений, ни сексуального опыта. Более того, он ни разу не встречал гея! Однако решил разместить крошечное объявление, чтобы, так сказать, помочить ноги в воде, немного потрепав себе нервишки.

Томас объяснил, что только вернулся со службы в Кувейте, открыл почтовый ящик и отправил свое небольшое объявление. Почтовый ящик наполнялся письмами каждый день. Томас не знал, что морские пехотинцы пользуются у геев большим спросом.

Ух ты! А этот парень действительно ДЕВСТВЕННИК!

В письме Томас писал, что 95 процентов писем от тех, кто ему отвечал, начинались со слов: «Я не морпех, НО…», и парень утверждал, что «чертовски горяч» или «сказочно богат». Томас получал письма от тех, кто называл себя голливудскими актерами и миллионерами.

Поэтому весьма оправданно он задал мне вопрос: «Ты говоришь, что поешь в Judas Priest, – это правда?»

Я тут же с предвкушением ему ответил. «Да, – сказал я. – Это действительно так».

Несколько недель мы с Томасом вели активную переписку. Ему было интересно задавать мне кучу вопросов о хеви-метале, Slayer и Оззи. А мне больше было интересно поговорить с ним о… сексе.

Спустя время мы стали созваниваться, и хоть он и считал мои неприличные косвенные намеки (иногда не могу удержаться!) слегка отталкивающими, ладили мы очень хорошо. Но потом вдруг он перестал звонить. Просто куда-то пропал.

Я понятия не имел, куда он испарился. Но мне очень не хватало наших разговоров.

Теперь, когда моя авантюра с сольной карьерой стала достоянием общественности, я погрузился в творческий процесс и стал сочинять песни. Потому что это была моя мощная мотивация: доказать себе и всем остальным, что я – я, я, я! – могу сочинять песни сам. Это меня волновало больше всего.

В группах обязательно нужно идти на компромисс. В Priest я не раз предлагал какую-то идею, но ее браковали. Меня это расстраивало… И в каждой группе это есть. Ну, вот и настал мой шанс взять перерыв, утолить жажду и вернуться в Priest свежим и с новыми силами.

Поскольку я всегда писал песни в тесно сплоченной команде, теперь мне могло быть страшно – но не было. Я, наоборот, почувствовал свободу; больше возможностей. Я писал, писал и писал, словно освободился от оков. Песни рождались очень быстро. Сам играл на гитаре и басу, и получалось на удивление неплохо – барабаны я забил в драм-машину. Все звучало так, как я и задумывал. Рождалось что-то исключительное мое.

Я купил дом в Марина-Дель-Рей[102], что в Лос-Анджелесе. Это было великолепное место, поэтому я стал сочинять там и в Финиксе, где находилось все мое оборудование.

Работал очень усердно. Но и на развлечения времени было полно.

Томас так и не появился. Я предположил, что перегнул с непристойными предложениями в письмах и телефонных разговорах и спугнул его. Жаль, потому что парень вроде классный, – ну и ладно! На нем свет клином не сошелся!

В баре в Мартина-Дель-Рей я разговорился с другим морским пехотинцем – высоким, симпатичным, очень мужественным парнем по имени Хэнк. Он много мне улыбался и пялился и пригласил посетить базу морской пехоты Кэмп-Пендлтон. Я доехал туда так быстро, что легко мог бы участвовать в марафоне.

Отворяй ворота!

Для гея Пендлтон был пещерой чудес. Там было невероятно много потрясающих мужских особей: молодых накачанных парней в превосходной физической форме! Поскольку я терял голову от мужчин в форме, глаза разбегались в поисках жертвы.

Хэнк был женат, но, как и многие моряки, на базе ему было скучно, и он был сексуально неудовлетворен и мутил с другими рядовыми. Вскоре я стал регулярным посетителем этой базы, и мы с Хэнком зависали и валяли дурака.

Учитывая наши обстоятельства и тот факт, что он женат, мы ограничивались обычным перепихоном, но меня это устраивало. Я был свободен от отношений, работа не напрягала, поэтому Хэнк оказался идеальным вариантом.

Но все закончилось очень печально. Хэнк любил гонять по базе на больших мощных мотоциклах и квадроциклах. Как и всем морякам, ему нравилось выпендриваться, и однажды он сел, громко завел рычащий двигатель на мотоцикле и вдруг переключился на первую скорость и перевернулся в воздухе.

Хэнк приземлился на живот, а байк упал на него. БАХ! Рухнул на спину и сломал позвоночник. Это называется «переломная» травма: тут же парализовало обе ноги, и он больше не смог ходить.

Когда он был в инвалидном кресле, мы продолжали общаться и я иногда приезжал к нему просто как друг. Я слышал, когда несколько лет спустя он умер, жена разбирала