Моя исповедь. Невероятная история рок-легенды из Judas Priest - Роб Хэлфорд

тех пор, как съехал. Они вместе с братом, Тедом, были особенно близки, и Тед с невестой перебрались в Финикс.

Отлично! Я обрадовался, что Джош будет чаще видеться с Тедом, и решил, что вместе им будет веселее, пока я на гастролях Джош стал ходить к Теду в гости и иногда оставаться. А утром возвращался и потирал поясницу, жалуясь на ноющую боль.

«Теду еще мебель не привезли, поэтому приходится спать на кушетке, – жаловался он. – Жаль, нет свободной кровати!»

Проблемы я в этом не видел, поэтому мы с Джошем отправились за покупками в Финикс. Я купил ему кровать и договорился, чтобы ее доставили прямо домой к Теду. Когда я собирался на очередные гастроли, где мне хотелось быть меньше всего, Джош поехал со мной.

Тур «Операция "Рок-н-ролл"» оказался обычным и скучным. После потрясающего Painkiller, где мы были в превосходной форме и хозяевами собственных металлических владений, фестиваль на колесах казался обыденным. Честно говоря, мы вообще пожалели о своем решении.

Я был фанатом Элиса Купера с тех самых пор, как врубал «School's Out», работая в магазине одежды в 1972-м, но Элис был недоволен туром. Он выходил перед нами, а хотел быть хедлайнером. Меня это не парило, и я бы с радостью поменялся, заканчивал бы раньше и залипал в телик в отеле. Промоутеры вечно лезли с предложениями. Хотели все оставить и на уступки не шли – им было важно, чтобы Priest выходили последними. В качестве одолжения Элису ему дали выступить хедлайнером два дня: в родном Детройте и в финальный вечер тура в Торонто.

В коммерческом плане тур удался… Но не более. Если в рамках тура Painkiller мы собирали целые арены, полные безумных маньяков Priest, на многие концерты «рок-н-ролльной операции» оставалось куча непроданных билетов. Смотря на ряды пустых кресел, я еще больше убедился в том, что все это ненужно и жутко удручает.

Последний концерт тура проходил на стадионе CNE в Торонто 19 августа 1991-го, и я чувствовал, что мне срочно требуется отдых. Все не задалось с самого начала.

Мы приехали и увидели, что концерт будет на бейсбольном поле. Сцена располагалась в центре, а фанаты – на самом поле и трибунах. Это было необычно, и мы к такой расстановке не привыкли.

Выступление начиналось с песни «Hell Bent for Leather». Обычно включали вступительную запись, и в конце сцены поднимался гидравлический механизм с платформой. Я заводил мотоцикл, с ревом двигателя выезжал на сцену, и мы играли песню.

Что-то пошло не так. Кто-то облажался. Из гримерки на сцену меня везли в гольф-каре, как вдруг до меня дошло, что уже звучит вступительная запись. Твою мать! Я же должен быть на мотоцикле!

– Поторопись, приятель! – сказал я спокойному канадскому водителю. Казалось, он никуда не спешит.

– Э, чувак! Это же гольф-кар, – сказал он. – Быстрее он не может!

– А ты сделай, чтобы мог!

К тому времени, как мы доползли до моего байка, я уже должен был быть на сцене – она, как всегда, была передо мной в густом дыму. Я запрыгнул на «Харлей», дал по газам и с ревом рванул с места на большой скорости.

Я не знал, что техникам сказали, что нас еще нет на месте, и они только начали поднимать верхний ярус сцены. Из-за дыма я ничего не видел. Выехал на скорости на платформу, в туман, и…

ХРЯСЬ! Шмякнулся переносицей о твердый металлический каркас сцены, которая только-только поднималась. Я почувствовал, как ХРУСТНУЛА шея! Будто меня ударили кувалдой. Я свалился с байка, рухнул на сцену… и отключился.

В ПОЛНЕЙШЕМ ОТРУБЕ!

Минуту спустя пришел в себя и не понял, где я. Я лежал на чем-то твердом… В облаке дыма… И было невероятно громко… Я умирал от боли… И кто-то… меня пинал? Я поднял глаза и увидел, как вокруг носится Гленн и играет на гитаре. Он меня не увидел и снова врезал ногой по ребрам.

ААУ!

Гленн посмотрел вниз. «Роб? Это ты? Ты че делаешь? Ануфставай!»

Встать я не мог. Мучился от боли. Ко мне подбежали техники, унесли со сцены… и заклеили пластырем нос. А тем временем группа рубила «Hell Bent for Leather» без вокала. Фанаты понятия не имели, что происходит. Как и я.

У меня было помутнение рассудка и адски болела шея. И что я сделал? Что бы сделал любой адекватный рок-певец – рухнул бы в койку скорой помощи да поехал в местную больницу. Но уолсоллские парни так не поступают.

Когда видишь, как работяги вкалывают и варят чугун на местном заводе, так просто не сдаешься.

Если надо выполнять работу – вперед и с песней!

Я с трудом выполз на сцену и отыграл концерт. Одному богу известно как. Я думал, что нос и шея просто отвалятся. Это была настоящая агония. В любой момент я мог разрыдаться от адской боли. Черт, это было жестко.

Каким-то образом я совладал с эмоциями и дошел до гримерки. Джим Сильвия набрал 911, и они с Джошем сидели и подбадривали меня, пока мы ждали скорую помощь. И затем с другой стороны комнаты раздался шум. Ужасный, очень высокий скулящий голос. Сминя! Сминя! Сминя давольна!

Это был резкий ворчливый голос раздраженного парня из Черной страны. И он был вне себя от гнева.

Гленн с Кеном опять сцепились! Кто знает, из-за чего? Кому до этого есть дело? Но у Гленна обычно на лице была блаженная улыбка, как будто все эти склоки ниже его достоинства. А что до Кена…

Кен был настолько разъярен, что с голым торсом запрыгнул на журнальный столик – по телу все еще стекал пот после выступления. Лицо было красным от ярости, и он ревел белугой. Парень взбесился не на шутку и перешел на свой диалект.

«Сминя! Сминя, блять, давольна!!!»

Твою же мать! Прямо сейчас, в этот момент… Мне. Все. Осточертело.

Прибыли медики. Надели на меня шейный корсет. Я не мог пошевелиться. Джим поехал со мной в скорой, и пока мы ехали по дорогам Торонто, я мучился от боли и говорил себе:

«С меня довольно. Довольно ссор и грызни. Довольно гастролей. ДОВОЛЬНО ГРУППЫ. Мне нужно немного отдохнуть и заняться своим проектом. Сейчас же!»

В больнице мне сделали рентген и сказали, что я сломал нос и серьезно потянул спину. Следующие несколько месяцев пришлось ходить в шейном корсете. Я прилетел с Джошем в Финикс, разбитый, жалкий и в тяжелом шейном корсете, и мне стало себя жаль.

Джош сказал, что собирается на пару дней к брату, и исчез. Позвонил через пару дней.

– Привет, Роб!

– Привет! Как дела? Когда возвращаешься?

– Не думаю, что вернусь.

– Что?

– Думаю, останусь у Теда. Мне его не хватает, и мне здесь хорошо.