Великая иллюзия - Татьяна Юрьевна Степанова

ведь я иноверка, иностранка… Но с ней случилась беда. Она пошла на поводу у людей, одержимых жаждой мести и убийства. Она согласилась им помочь. Но все не так просто, Мари, понимаете? Даже для нас, Четвертых, такие вещи не проходят бесследно. Наш организм, наша плоть… она же не бессмертна, выход такого мощного потока энергии разрушает тело. Старую египтянку после того, что она сделала, саму парализовало. У нее отнялась рука и нарушилась речь. Они с братом торопились заполучить меня, потому что ей становилось все хуже… Я не стану вам рассказывать, как у нас с ней было… Я их прогнала сначала, но они с упорством возвращались, караулили меня у гостиницы, приходили снова и снова. И я уже не гнала их прочь… Потом она кое-что показала мне… свои возможности… Я прошла инициацию. Я стала истинным факиром. И узнала о Четвертых. То, что мне сказали, я и так смутно осознавала сама. Внутри себя я всегда была уверена: что-то не так со мной… я иная, чем другие. А уж к добру это или к злу… Египтянка и ее брат просто облекли мои подспудные знания в слова, оформили догадки в ритуал.

– Повторите мне еще раз, что вы говорили в ту ночь, – прошептала Мария, целуя ее руку.

– Мы – Четвертые. Есть мужчина – есть женщина. Мужской пол и женский. Есть третий пол. Ну а мы – Четвертые. Мы особенные. Внешне принадлежа к женщинам или мужчинам, мы суть одно целое, а не половина. У Четвертых всегда дух торжествует над плотью. Многие религии смутно или четко обозначали нас в своей иерархии, называя демиургами или гениями… иногда ангелами или даже демонами. Но это всего лишь слова, фантазия. Так узкий приземленный человеческий разум, лишенный полета, пытается объяснить некое природное чудо, которое суть мы и есть. Мы вне религии и вне мистики. То, что используется при инициации, лишь форма, помогающая освободить нас, раскрепостить от условностей и психических оков, в которые нас заковывают с детства общество, мораль, уклад жизни, привычки, привязанности. Ближе всего, наверное, к осмыслению этого акта подошел буддизм, описывая эффект просветления. Но мы не буддисты. И мы не колдуны. Потому что мы не верим в ведовство и потусторонние силы. Может, какие-то проблески озарения имелись у апостола Симона Зилота насчет нас… Может, он сам был Четвертым, обладал некими способностями? Но он не оставил об этом ни свидетельств, ни воспоминаний. И существовал ли он вообще? А мы – есть.

– Мы есть. – Мария снова пылко поцеловала ее сухую натруженную руку циркачки. – Аделаида, я не могу выразить словами, что я чувствую к вам. Порой мне кажется, что мое сердце разорвется.

– У истинных факиров на Востоке имеется тотем – ящерица. – Аделаида погладила ее черные как смоль волосы. – Юркая, умеющая лавировать, приспосабливаться, скрываться от врагов, таиться, греться под солнцем жизни ящерица-демиург. Ящерицы не погибают, даже утратив часть себя – они отращивают заново хвост и лапки, они вырастают из собственной кожи и сбрасывают ее, обновляясь, взрослея, приобретая новый опыт. Так и мы, Четвертые. Мы совершенствуемся. Истинным факирам на Востоке дают, отпуская их в большой мир, ритуальное имя. Я называла вам свое. Я выбрала имя и для вас. Такое, чтобы оно стало вашим сценическим псевдонимом. Думаю, пролетарии в Советской России, куда вы со временем хотите вернуться, не слишком образованны, чтобы вникать в истинный смысл того, как я нареку вас…

– Я приму это имя как ваш дар, Аделаида. Я забуду, как меня звали раньше!

– Нет, не забудете. Моя прекрасная пылкая храбрая девочка… моя Мари, которую я нашла… нет, память пребудет с вами всегда, как и сила. Возможно, некоторые вещи вам самой захочется забыть, потому что они будут ранить, ужасать… Как случай с нашим укротителем львов в цирке… Но я должна была вам продемонстрировать всю мощь… которой и вы тоже обладаете, как и я. А без этого ужаса вы бы мне не поверили, считали бы меня старой сумасшедшей. Пусть то, что я сделала для вас, противоречит человеческой морали. Но у нас, Четвертых, собственная мораль, как и своя особая жизнь.

– Да, да, я поняла – чтобы увериться, надо испугаться, надо пережить самой. – Мария спрятала свое пылающее лицо у нее на груди, вдыхая аромат ее восточных духов.

– Вам самой, возможно, предстоит сделать нечто подобное. В будущем, когда вам покажется, что вы, как и я, на склоне лет отыскали нового Четвертого, который придет вам на смену. Потому что у истинных факиров есть поверье, что лучше для нашего грешного мятежного духа, который уйдет куда-то туда… уж не знаю, в космос ли темный или в совсем неизведанную материю… лучше подарить кому-то частицу себя, своей любви. Так нам будет легче умирать. Потому что Четвертые умирают тяжелее других. И они практически никогда не имеют детей. Если у Четвертого рождается ребенок, то… он почти бог. А, сами понимаете, боги – это такая головная боль…

Аделаида усмехнулась, встала с дивана и подошла к комоду, где были расставлены ее фотографии, которые она всегда возила с собой. Среди рамок пряталась маленькая глиняная фигурка одалиски.

– Когда я почувствую, что конец мой близок, я пришлю вам тот мой главный фетиш, талисман, который так сильно напугал вас в ту ночь, – объявила она. – А пока возьмите куколку и сохраните у себя.

Она передала Марии глиняную одалиску.

– Египтянка подарила мне ее. Истинный факир. А я дарю вам. Когда дух мой после смерти освободится от тела, я воспарю и… может, захочу время от времени отдыхать в некоем сосуде, как восточный джинн в своей лампе. – Она засмеялась хрипло. – А вы будете смотреть на куколку-одалиску и вспоминать меня. Это просто фигурка. Она не волшебная. Куколок продают за пару грошей на каирском базаре.

Мария Кораллова взяла одалиску. Они с Аделаидой смотрели друг на друга.

– И еще я хочу предупредить тебя, моя драгоценная девочка, – тихо и уже без улыбки объявила Аделаида. – Четвертые иные, они редкие, исключительные создания, но они страдают и любят, испытывают боль и страх, как обычные люди. Порой нас может окутать тьма – злоба, ненависть, и тогда наши способности обращаются как обоюдоострое лезвие и против других, и против нас самих. Для нас, Четвертых, это не проходит бесследно. Но мы не можем останавливаться, мы всегда должны идти дальше. Выбора у Четвертых нет – они