Великая иллюзия - Татьяна Юрьевна Степанова

Дербенев, он сел за руль по приказу своего начальника Саркисова, который сам лично привез Мегаланию Коралли в Кунцевский лес. Недалеко от дороги располагался оборудованный спецпункт охраны трассы, и туда проложили связь. Приехавшие наблюдали, как начальник дачи Берии Егор Сугробов, хорошо разбиравшийся в технике, лично подключил полевой телефон. В машине Дербенева сидела Ящерица, закутанная в свою дорогую каракулевую шубу. В руках она держала бархатную сумку для циркового реквизита. Майор Дербенев созерцал в автомобильном зеркале ее сильно накрашенное, набеленное лицо. Черные волосы рассыпались по ее плечам.

Подъехала еще одна машина. Из нее вышел Лаврентий Берия в сером пальто с каракулевым воротником. Фары всех машин разом погасли. К Берии подошел Всеволод Меркулов – Литератор.

– Она здесь, Лаврентий.

– И мы здесь. А он там остался один. – Берия снял пенсне. – Говорили о пленуме, потом ужинали. Застолье. Он на ночь наелся жареной свинины, кеци, потрохов. И пил. Полное брюхо… Сейчас или никогда. Сева – пора.

– Она сделает… я буду с ней. Я проконтролирую. – Литератор кивнул.

Он пошел к машине, где скрывалась Ящерица – Мегалания Коралли, сел рядом с ней на заднее сиденье. Майор Дербенев смотрел на них в зеркало заднего вида. Как в тот раз, когда вез их в цирк… Но этой мартовской ветреной ночью было все иначе. Страшнее.

– Мария, начинайте, пора, – произнес Литератор.

– Я не знаю… что-то мне плохо… я не могу, Всеволод, мне страшно. – Она низко опустила голову, черные как смоль космы упали на ее напудренное лицо.

– Мария!

– Я боюсь, – ее низкий мелодичный голос дрожал. Она и сама вся дрожала под теплой каракулевой шубой.

– Мария, вспомните, о чем мы говорили. – Литератор взял ее за руку, сжал крепко. – Подумайте о том, кто он… В кого он превратился. Он губит нас всех. Он тянет нас всех за собой в омут. На дно! Если раньше хоть что-то было человеческое, хоть какие-то проблески, то теперь нет ничего. Ничего! Одна старческая гордыня, злоба на весь мир, ненависть, исступленное помешательство на собственном величии, обожание собственного «я». Он уже сам всерьез верит в свой культ! В свое предназначение, в свою непогрешимость! Он ничего не делает больше двух лет. Он не правит страной. Он никуда не ездит. Он сидит на Ближней даче, запершись от всех. Но он угрожает не только нам всем, но и стране. Всему миру. Этот человек стал причиной убийства, расстрела ваших родственников. Вспомните, скольких ваших друзей, знакомых он погубил. Из-за его кровавой политики ваш муж, иностранец, которого вы любили и спасли на той дуэли, вынужден был бежать из страны. Вас саму едва не отправили в лагерь! Да, я служил ему много лет. Я был его человеком. Мы все, здесь собравшиеся, были его слугами, холопами. Он – наш Хозяин… Но даже у слуг есть предел человеческому терпению. Невозможно больше так пресмыкаться и унижаться, как сейчас. Сам он власть никогда не оставит. А дальнейшее его нахождение у руля государства сулит гибель всему, что нам дорого. Гибель нам всем. Мария, если вы можете… если есть хоть малейшая надежда… проблеск… Пусть иллюзорный, фантастический, пусть даже нереальный… Хотя мы убедились в ваших способностях… Мария, я прошу вас – сделайте что должно. Сама судьба призывает вас действовать.

– Хорошо. Я попытаюсь.

Майора Дербенева прошиб холодный пот. Хотя он был не дурак и давно понял, к чему все идет, но мысль, что все случится именно сейчас, поразила его как молния.

– Пусть ваш офицер не смотрит на меня, – хрипло приказала Ящерица. – И вы отвернитесь.

Она открыла бархатную сумку для реквизита. Майор послушно опустил голову, уставился на пряжку ремня гимнастерки под расстегнутой шинелью.

– Вам нужна для ментального контакта какая-то его вещь? – тихо спросил Литератор. – Здесь его денщик собрал и передал – расческа для усов и…

– Нет.

– Вот его портрет в «Правде».

– Положите сюда. А сами отвернитесь.

– Меня беспокоит дальность расстояния. Но ближе к даче, к забору подъехать опасно.

– Не нужно ближе…

Шуршание газеты…

Вздох…

И – тишина обрушилась…

Майор Дербенев стиснул пудовые кулаки, ладони его вспотели.

Ее хриплое прерывистое дыхание…

А потом вдруг… словно она… Ящерица захлебнулась… Как будто тонула в воде…

Забыв о приказе, майор резко обернулся и…

Он увидел в ночном мраке нечто невообразимое.

Не человек, не женщина была перед ним, а… С ужасом он глядел на сморщенное жуткое создание, распялившее пасть с огромными пожелтевшими клыками…

– Я сказал – не оборачиваться! Все испортишь!! – крикнул тонким хриплым голосом Литератор и ударил его кулаком в лицо.

Удар отбросил майора к лобовому стеклу, из носа хлынула кровь, он завалился на бок на пассажирское сиденье. И так лежал.

А Ящерица… она все хрипела… задыхалась…

А потом снова стало очень тихо.

1:30

Мертвую тишину мартовской ночи вспороли два коротких гудка полевого телефона. Трубку взял полковник Рафаэль Саркисов.

– Прикрепленный Хрусталев на проводе, – доложил он. – Звонит прямо оттуда. Зашел. Он сидит на стуле с неестественно откинутой рукой. Голова запрокинута. Под стулом лужа мочи. Он на Хрусталева не реагирует. Его парализовало. Удар.

Лаврентий Берия с усилием наклонился, загреб руками мартовский снег и умыл им взмокшее лицо.

– Прикрепленный Хрусталев спрашивает: какие дальнейшие указания? Что делать?

– У него иголки приготовлены. Пусть проверит прямо сейчас рефлексы. – Берия тер снегом лоб и щеки. – Не кладет трубку.

Пауза.

Из машины выскочил Литератор и бегом направился к ним.

– Что? Как?

– Удар. Инсульт, – ответил ошарашенный известием полковник Саркисов, сжимавший трубку полевого телефона в дрожащей руке.

Литератор сунул руку за пазуху и стал массировать свое больное сердце. По его лицу было видно, что он тоже потрясен.

– Как она это сделала? – спросил Берия, и голос его дрогнул.

– Я не знаю, Лаврентий.

– Но ты же сидел с ней рядом!

– Да. Но я не знаю.

– Как? Как она смогла?! – В великом душевном волнении Берия схватил своего старого друга и соратника за грудки.