Великая иллюзия - Татьяна Юрьевна Степанова

отравили Гришину, раз столько лет работали в фармацевтическом холдинге, в лекарствах и ядах разбираетесь, – сурово заявил капитан Блистанов. – Я прямо по глазам вашим лживым вижу – вы и есть убийца. Отравительница.

– Да ты сам глаза свои протри, молокосос! – завизжала Алла. Еще мгновение назад она всхлипывала жалостно, но вот взор ее снова вспыхнул злобой. – Зрит он! Ты еще не зародился даже, шкуренок! А я уж ударницей пахала, работала… И за все про все мне на старости лет награда – копейки считать, одну кашу пшенную жрать, когда они, сволочи… жировали, богатели! И сейчас мое наследство захапать себе хотят, сквалыги! Таких раньше-то в советской нашей стране великой, в Союзе, расстреливали без суда!

– Я вас задержу за хулиганские действия, за драку в публичном месте… ночью, – нашелся Блистанов. – И за попытку незаконного проникновения в опечатанный полицией дом.

– Дом наполовину мой! А меня сестра с мужем убить пытались – машиной давили. Вот они свидетели. – Алла ткнула в сторону Кати и Гектора. – Я сама жертва алчности и умысла преступного! А мне в больницу надо срочно… ой, ой, ой, боль какая… у меня ребра все, кажется, сломаны…

Она схватилась за бок и согнулась, охая, ноя и причитая.

– Арсений, сейчас же отвезите ее в больницу, – тихо велела Катя Блистанову, когда они вышли в коридор. – Резинов ее бил, могут быть травмы. Он ее едва не задавил. Для будущего обвинения Резинова надо зафиксировать все ее побои. А Гек сейчас сам с этим типом побеседует. По-своему.

– Никак невозможно. – Блистанов глянул на Гектора. – У Захара Резинова челюсть сломана. Мы еще в машине заметили. Он не только показаний давать не может, он от боли мычит. Сейчас повезем и его в Одинцово в приемный покой. Гектор Игоревич, ну и удар у вас! Тачку-то его с дверью всмятку, теперь в утиль только.

– Вот черт… не рассчитал я. – Гектор с досадой смотрел, как стонущего от боли Захара Резинова под руки полицейские тащат снова к машине – везти в больницу. – Нам его показания необходимы. Самое главное – как он догадался, что ночью его свояченица-прохиндейка отправится в Полосатово дом грабить??

– Спросим Веру-Шмыгу, – предложила Катя. – Я сама с ней сейчас поговорю, ладно? Только сначала я бы хотела кое-что прояснить.

Она вернулась к кабинету, откуда патрульный осторожно выводил хромающую Аллу Тюльпанову, чтобы ее тоже везти в больницу.

– Алла Алексеевна, я хочу вас спросить – не про наследство, а про вашу молодость, – обратилась к ней Катя. – Ваша младшая сестра в детстве часто гостила у Мегалании Коралли, а почему вы никогда не приезжали вместе с ней?

Алла остановилась.

– Я работала, в техникуме училась, я матери помогала материально. Я Верку вон на сколько старше, – ответила она. – В детстве-то все ей было, паскуде мелкой, а я пахала на нее. И чтобы в кружки она ходила, и на море ездила в Сочи, где цирк их дьявольский выступал. Я сначала завидовала, ну а потом, как в ум вошла, сама от всего этого дистанцию держала. Калачом меня к Великой не заманили бы.

– Почему? – спросила Катя.

– Скверна у них водилась в доме. – Алла мрачно, ненавистно созерцала, как стонущего Захара Резинова полицейские тащат во двор к машинам. – Не пойми что. В такие дела соваться я, комсомолка, активистка, не желала. И потом… она… старуха… Великая, она ведь Верку, а не меня избрала.

– То есть как? – Катя слушала очень внимательно. – Ваша младшая сестра обладала какими-то необычными способностями?

– Ничем она не обладала, мелкая зараза. Подлой она была, такой и осталась – сами видите, меня, сестру, убить хотела. И Регину они с мужем прикончили – это я вам говорю! А Великая… может, она присматривалась к ней или вылепить из нее что-то желала на свой лад… воспитать. Меня-то уж было не осилить ей, у меня к тому времени взгляд на жизнь марксистский сформировался. А Верка – чистый лист была, пиши что хочешь. Великая ведь ее на полное содержание к себе брала – поила, кормила. Верка у нее икру ела за завтраком, когда мы с матерью котлеты паршивые за восемь копеек из кулинарии жрали!

Алла заковыляла дальше в сопровождении патрульного. Катя оглянулась на Гектора и Блистанова – они молча слушали.

– Ну а теперь младшая сестра. – Катя кивнула на кабинет, где под охраной патрульного ожидала вызванного дежурного следователя Вера Резинова.

– Как вы с мужем узнали, что ночью ваша сестра отправится в Полосатово? – с порога спросила ее Катя.

– Пожалуйста… я вас очень прошу… – Вера, с которой сняли наручники, встала чуть ли не по стойке «смирно» по служебной «тюремной» привычке бывшей надзирательницы. – Вы же сами все видели, вы мой свидетель – я ничего такого не делала сестре. Наоборот, я его… мужа всеми силами остановить пыталась. Это все он один… психопат… я с ним разведусь! На черта он мне сдался бешеный – на людей кидается, как волк. И из органов его вышибли. И правильно сделали! Я думала, мы просто приедем туда – пресечем… ну, пристыдим Алку, чтобы воровством не занималась, как последняя шкура. Но чтобы убивать! Нет! Я Захара брошу, ничего с ним больше общего иметь не хочу.

– Конечно, ему теперь тюрьма светит, а вам наследство крупное, – хмыкнул Гектор. – Жена найдет себе другого – как в старой песне, да, Вера Алексеевна?

– Как вы узнали о намерении сестры? – повторила свой вопрос Катя громче.

– Так Захар мне сказал. Я уж спать легла, а он растолкал меня в постели вдруг. Как шило у него в одном месте – поехали, поехали, собирайся, дура! Он камеру наблюдения поставил у нас в Рузе, в старом материном доме, который Алке в наследство достался. Она там живет много лет. Я на дом никогда не претендовала – нужна мне развалюха! А Захар – он ведь знает такие вещи оперативные – камеры слежения… Мы про дубликат ключей не знали, но сомнения у нас имелись на Алкин счет большие. А как я глаза ее завидущие увидела, когда мы вещи собирали на похороны, так меня словно в сердце толкнуло: подложит мне сеструха свинью, облапошит меня!

Гектор за спиной Кати снова хмыкнул – камеры слежения… А Катя подумала – выходит, не только тебе, Шлемоблещущий Гектор, приходят на ум спецприемы.

– Вы долгое время работали в