Париж - Эдвард Резерфорд

– Полагаю… – начал он, – вы не сочтете…

Она обернулась с улыбкой и обняла его за шею.

– С удовольствием, месье, – проговорила она.

Лишь по прошествии без малого часа Роланд де Синь спустился в холл. Прекрасная Елена провожала его.

– Одну минуту. – Около двери она остановила его, положив ладонь ему на локоть. – У меня есть для вас подарок. – Выйдя ненадолго, она вернулась с конвертом. – А теперь, мой дорогой де Синь, я хочу, чтобы вы сделали кое-что для меня. Возьмите вот это. Тут лежит одна двадцатая суммы, которую вы принесли. Возвращайтесь в свой полк и скажите собратьям по оружию, что именно для вас – и только для вас! – ночь с Прекрасной Еленой обошлась бесплатно.

Ошеломленный Роланд не сразу нашелся что ответить. Потом поклонился Элен:

– Ничто не сравнится с честью, которую вы мне оказали, даже если я доживу до ста лет.

– Не говорите так. А вдруг вы получите орден Почетного легиона?

– Что такое орден по сравнению с этим? – галантно сказал Роланд и вышел.

На улице де Синь надел цилиндр и зашагал к авеню Виктора Гюго. Он был счастлив и горд, как никогда в жизни. Всего лишь на миг он представил, что вчера вечером в дом Прекрасной Елены мог войти другой офицер, но быстро выкинул эту мысль из головы. На другой стороне улицы он заметил маленькую черно-белую кошку. Должно быть, та самая, которую разыскивал вечером какой-то старик.

Проводив гостя, Элен улыбнулась. Симпатичный мальчик. Слишком поглощен собой, чтобы быть по-настоящему привлекательным, но милый. Подарок она ему сделала, потому что он ее позабавил. И к тому же всего за пять процентов от своего заработка она купила историю, которая облетит весь Париж, прославляя ее. Нравиться людям очень выгодно.

Всего за один день Люк разузнал о Ле Суре все, что ему было нужно. С ним танцевали две женщины из тех, что постоянно работали в «Мулен Руж», а одна даже переспала.

– Ты хочешь знать, каков он, дорогуша? – спросила она.

– Нет. Мне нужно только его имя.

Это она знала. И еще то, что он работал в типографии и писал статьи для радикальных журналов. Для начала Люку этого было достаточно. Но прежде чем сделать следующий ход, он все тщательно продумал.

Капитан в полковых казармах был удивлен, когда ему передали, что его желает видеть месье Гаскон из «Мулен Руж» для конфиденциального разговора. Желая убедиться, что это действительно Люк, он даже вышел из кабинета, а потом пригласил гостя войти. Люк быстро рассказал ему, что знал.

– Не понимаю, что это означает, господин капитан, но я решил, что следует проявить осторожность. Месье де Синю я ничего не говорил. Подумал, лучше посоветоваться с вами.

– Мой Бог! – Удивление капитана росло с каждой минутой. – Ведь, судя по всему, ты спас ему жизнь! Думаешь, это дело по любовной части? Ревнивый муж?

– Тот человек не женат. Он приходит потанцевать с девушками и иногда…

– Чего ради он вдруг захотел пристрелить де Синя?

– Не знаю. Но он связан с политикой. Он радикал. – Люк состроил гримасу.

– Тебе не нравятся социалисты?

– В ресторанах и увеселительных заведениях мало кто им симпатизирует, господин капитан. Они считают наши услуги проявлением упадка и хотят запретить.

– Капелька упадничества никому не повредит, а, приятель? Что ж, я полностью согласен. – Капитан с задумчивым видом откинулся в кресле. – Род де Синей древний, они монархисты и католики, разумеется. Но то же самое можно сказать про половину офицеров французской армии. Должно быть что-то еще. Мне интересно, почему ты не пошел сразу к де Синю и не рассказал ему все сам. По крайней мере, он получил бы шанс выразить благодарность за спасение жизни.

– Я не знаю его, а еще мне неизвестно, что все это означает и что он мог сделать. Поэтому я пришел к вам.

– Ты умный парень, Люк, и мы все в долгу перед тобой. Я этого не забуду, – пообещал офицер. – Я хочу подумать об этом, а пока нужно защитить де Синя.

– У меня есть предложение, – сказал Люк. – С вашего позволения.

Через два дня мальчишка из типографии подошел к рабочему месту Жака Ле Сура и сказал, что его хочет видеть полиция.

Ле Сур побледнел так сильно, что это заметил даже посыльный, но проследовал за мальчиком к входной двери, где его ждал полицейский – высокий, сурового вида человек с холодным взглядом.

– Вы Жак Ле Сур?

– Да.

– Это вам.

Полицейский вручил ему конверт, после чего, к изумлению Жака, быстро удалился.

Нахмурившись, Жак открыл конверт. Что это, судебное извещение? Какого рода? С чем связано?

Внутри лежал лист бумаги. На нем заглавными буквами было выведено всего две коротких строчки:

УЛИЦА БЕЛЬ-ФЁЙ

ЗА ТОБОЙ СЛЕДЯТ

Остаток дня Жак провел в размышлениях. Сообщение было достаточно ясным: кто-то видел, как он подкарауливал Роланда де Синя. Но сколько знал этот человек, кем бы он ни был, и чего хотел?

Да был ли настоящим тот полицейский, который принес ему конверт? Жак так перепугался, услышав про полицию, что лишился способности здраво мыслить, и теперь отчаянно проклинал себя за это. Увидев рослого человека в форме, он ни на миг не заподозрил, что это мог быть маскарад. Настоящие полицейские существуют для того, чтобы арестовывать людей, а не для того, чтобы разносить загадочные записки, так ведь?

И вообще, в чем смысл этого письма? Это предупреждение, что надо быть осторожнее? Или угроза раскрыть его секрет?

И еще, сколько этот человек – или эти люди – знают? Если они заметили Жака, когда он бродил по улице Бель-Фёй, то могли заподозрить его в попытке ограбить какой-нибудь из домов. Тогда они определенно не знают его. Если же каким-то образом они догадались о его истинных намерениях, это все меняет.

К концу рабочего дня он так ничего и не решил для себя. Когда в густеющих сумерках Жак шел домой, раз или два у него возникало ощущение, что за ним кто-то идет. Но сколько он ни оглядывался, ничего подозрительного не увидел и объяснил все разыгравшимся воображением.

Он уже приближался к своему жилищу, как вдруг к нему подскочил уличный попрошайка с протянутой рукой. Жак покачал головой, показывая, что не подаст. Но не успел он и глазом моргнуть, как мальчишка сунул ему что-то в руку и умчался.

Это был еще один конверт. На этот раз послание сказало Жаку больше. Начиналось оно двумя словами, написанными печатными буквами, как и в первой записке:

ДЕ СИНЬ

А ниже, более мелкими буквами, сообщалось, что он должен оставить двести пятьдесят франков в конверте на длинной аллее Лоншан в Булонском лесу, у корней двадцатого дерева слева, завтра в шесть часов вечера.

Значит, они знали. И это был шантаж.

Но кто они? Единственным, кто имел хоть какое-то отношение к его замыслу, был тот официант в «Мулен Руж». Но даже если и он, то у него явно имелись сообщники, в том числе высокий мужчина в полицейском мундире.

Теперь было ясно: ему угрожают. Откупись, или полиция все узнает. При таком раскладе возможно, что полицейский все-таки настоящий, но подкупленный, что не делало его менее опасным.

А что, если проигнорировать послания? В этом есть смысл. Никакого преступления он не совершил. Доказать ничего нельзя. Тогда как если он заплатит, то тем самым признает, что намеревался причинить вред офицеру французской армии. С другой стороны, если отправитель записок исполнит угрозу и расскажет о нем полиции, то Жаку придется объяснять служителям закона, почему он из укрытия наблюдал за де Синем. Будет следствие. Вероятно, он останется у полиции под подозрением до конца жизни. Приближаясь к своему обиталищу, Жак все еще пытался разгадать головоломку.

Здание, где Жак снимал жилье, было одним из многоквартирных домов в квартале Бельвиль, между кладбищем Пер-Лашез и парком Бют-Шомон. В нем было шесть этажей, и Жак занимал довольно большую комнату на пятом этаже, при которой имелась еще крохотная умывальная и кухня. Его мать жила в сходной квартире на первом этаже соседнего здания. Жак считал, что они неплохо устроились. Арендная плата была невысока. Он мог жить собственной жизнью и одновременно присматривать за матерью.

Жак приготовил себе еды, выпил за ужином стакан вина. Потом подошел к книжной полке и вытащил книгу. Между страниц были вложены банкноты. Небольшая сумма, но достаточная, чтобы стоило прятать ее от случайного вора. Ле Сур располагал ста пятьюдесятью франками.

И это было все его состояние. Он никогда не копил. В будущем он планировал этим заняться, но пока предпочитал работать ровно столько, сколько требовалось на повседневные расходы, а свободное время посвящал самообразованию и политической работе. Пожав плечами, Жак спустился по лестнице и вошел в соседний дом. Мать он навещал почти каждый день.

Вдова Ле Сур сидела у окна, как обычно в свободное время, и наблюдала за улицей. Волосы у нее уже были не седыми, а белыми, и в последние годы она совсем исхудала, однако осталась той же строгой и мрачной женщиной, какой он помнил ее с детства. Жак наклонился и поцеловал ее.