Фрейд - Питер Гай

Адлер умело защищался, настаивая, что его теория неврозов не менее сексуальна в своей основе, чем теория Фрейда. Но это явное отступление уже не могло скрыть их разногласия. Гладиаторы вышли на арену, обреченные вступить в схватку. Столкнувшись с расколом, несколько испуганных членов общества прибегли к отрицанию: они объявили, что не видят несовместимости во взглядах Фрейда и Адлера. Штекель даже похвалил идеи последнего: «они углубляют и развивают факты, которые мы обнаружили ранее». Эти идеи просто продолжают строительство на заложенном мэтром фундаменте. Но Фрейд не был заинтересован в подобного рода вынужденных компромиссах. Если Штекель, сухо заметил он, не видит противоречий во взглядах двух главных действующих лиц, то он «вынужден обратить внимание, что эти действующие лица, Фрейд и Адлер, эти противоречия видят».

Развязка была лишь вопросом времени. В конце февраля 1911 года Адлер оставил пост руководителя Венского психоаналитического общества, и Штекель, вице-президент общества, «воспользовался возможностью продемонстрировать свою дружбу» и последовал его примеру. В июне Фрейду удалось уговорить Адлера отказаться от редактирования журнала Zentralblatt. Штекель остался редактором – и утвердил его уход из общества. Зигмунд Фрейд не забывал обид. Он долго терпел и выслушивал Адлера, но теперь с него хватит. В таком состоянии он был способен отрицать, что некоторые идеи Адлера, например предположение о независимом внутреннем импульсе агрессии, могут стать ценным вкладом в теорию психоанализа. Более того, Фрейд использовал применительно к Адлеру самые сильные психологические термины из своего словаря. В августе 1911 года он сказал Джонсу: «…что касается внутренних разногласий с Адлером, они были весьма вероятны, и я ускорил кризис. Это бунт ненормального человека, которого свели с ума амбиции, а его влияние на других зависит от сильнейшего запугивания и садизма». Фрейд, не далее как в 1909-м называвший Адлера приличным парнем, вскоре после этого убедил себя, что тот страдает «параноидальным бредом преследования»[115]. Это был разрыв как диагноз.

Тон Адлера, особенно поначалу, можно назвать более сдержанным. В июле 1911 года, излагая подробности спора Эрнесту Джонсу, он утверждал, что «лучшие головы и истинно независимые люди» на его стороне. Адлер жаловался на «позы фехтовальщика» Фрейда и настаивал, что, несмотря на то что, как любой автор, жаждет признания, он «всегда держался в рамках приличий, умел ждать и никогда не завидовал тому, кто придерживается другого мнения». Существенно преувеличив длительность периода, когда он занимался пропагандой общего дела, Адлер заявил Джонсу, что 15 лет без устали защищал психоанализ в Вене. Если, утверждал он, «сегодня врачебные и интеллектуальные круги Вены всерьез относятся к психоаналитическим исследованиям и высоко ценят их, если их не осмеивают и не подвергают остракизму – в Вене, – тогда и я внес в это свою скромную лепту». Совершенно очевидно, что Адлер дорожил собственной репутацией в глазах Джонса: «Я не хочу, чтобы вы поняли меня неправильно». В конце лета он стал более настойчив и жаловался Джонсу на «бессмысленную кастрацию», которую Фрейд собирался исполнить публично, «на глазах у всех». Адлер считал, что его преследование «в характере» Фрейда. Таким образом, не только мэтр использовал психиатрический диагноз как форму агрессии.

Долгие летние каникулы на какое-то время приостановили противостояние, но осенью, когда Венское психоаналитическое общество собралось снова, кризис, ускоренный Фрейдом, достиг апогея. «Завтра, – сообщил он Ференци в начале октября, – первое заседание общества, на котором будет предпринята попытка изгнать шайку Адлера». На собрании Фрейд объявил, что Адлер и трое его самых верных сторонников покинули общество и образовали группу Адлера, которая, по выражению самого мэтра, стала враждебным конкурентом. Эта формулировка отрезала все пути к отступлению. Фрейд настаивал, что членство в новом объединении несовместимо с пребыванием в Венском психоаналитическом обществе, и потребовал от всех присутствующих в течение недели выбрать между двумя группами. В последней тщетной попытке исправить неисправимое Карл Фуртмюллер, который станет одним из ближайших соратников Адлера, приводил аргументы против несовместимости – довольно долго. Фрейд, которого поддержали Закс, Федерн и Хичманн, был неумолим. Его взгляды победили, и шесть сторонников Адлера отказались от членства в обществе. Основатель психоанализа немного устал от борьбы и победы. Именно так он с удовлетворением сообщил Юнгу, когда все закончилось: «Вся банда Адлера ушла». «Это было резко, но вряд ли несправедливо». Фрейд с некоторым раздражением продолжал информировать Юнга, что они «основали общество «свободного ψA», в противовес нашему несвободному», и планируют выпускать специальный журнал. Однако сторонники Адлера продолжают заявлять о своем праве членства в Венском психоаналитическом обществе, «естественно» надеясь по своему «паразитическому» обыкновению эксплуатировать его и представлять в ложном свете. «Я сделал подобный симбиоз невозможным», – писал основатель психоанализа. Венское психоаналитическое общество осталось за фрейдистами и Фрейдом. И только Штекель напоминал ему, что работа не закончена.

Сам Адлер даже больше, чем мэтр, видел причину разрыва в борьбе идей. Когда они были уже на грани расставания, Фрейд в личной беседе за ужином попросил Адлера не покидать общество. Тот задал риторический вопрос: «Почему я всегда должен работать в вашей тени?» Трудно сказать, что это было: жалоба или вызов. Впоследствии Адлер предпочитал объяснять сей крик души как выражение страха, что его могут сделать ответственным за фрейдистские теории, в которых он все больше и больше разочаровывался, в то время как его собственная работа либо неверно истолковывалась, либо отодвигалась в сторону. Не только Фрейд отверг Адлера. Тот сам с не меньшей яростью отверг Фрейда – по крайней мере, в этом они сравнялись.

В июне 1911 года, как кратко и несколько преждевременно сообщал Фрейд Юнгу, он наконец избавился от Адлера. Это был возглас торжества. Впрочем, в глубине души основатель психоанализа понимал, что окончательно еще ничего не решено и успокаиваться нельзя: вместо endlich (наконец) он написал endlos (бесконечно). Казалось, мэтр заранее предчувствовал беду. Но на его стороне по-прежнему был Юнг – выбранный преемник. Во время неприятностей в Вене организационные вопросы психоанализа – встречи, конгрессы, журналы – занимали все больше места в его переписке с Юнгом, хотя обмен историями болезни и сводками с войны против филистеров продолжался. Выступив на нескольких конгрессах подряд и благодаря своим объемным публикациям по психоанализу, Юнг упрочил собственное положение, что впервые было признано в 1910-м, когда его избрали президентом нового Международного психоаналитического объединения. Год спустя, в сентябре 1911-го, на международном конгрессе, который собрался в Веймаре вскоре после изгнания Адлера, позиции Юнга казались несокрушимыми. Его переизбрание президентом, а Риклина секретарем прошло при всеобщем одобрении. Частые письма Фрейда по-прежнему начинались с обращения «Дорогой друг». Однако уже через месяц после веймарского форума, в октябре, Эмма Юнг заметила некоторую напряженность в отношениях супруга с почитаемым наставником. «Мне больно от одной мысли, – писала она Фрейду, набравшись смелости, – что ваши отношения с моим мужем не такие, какими они могут и должны быть». Фрейд сказал Ференци, что ответил на письмо с нежностью и очень подробно, однако утверждал, что не понимает, о чем речь. В тот момент фрау Юнг оказалась более тонко чувствующей и более проницательной, чем главные действующие лица. Что-то было не так.

Юнг: враг

Вспоминая о вражде с Фрейдом, Юнг прослеживал корни своего разрыва с ним до эпизода лета 1909 года на борту парохода George Washington, когда он вместе с мэтром и Ференци направлялся в Соединенные Штаты. Юнг – по его словам – интерпретировал, как мог, один из снов Фрейда, не зная подробностей его личной жизни. Фрейд отказался их предоставлять, с подозрением смотрел на Юнга и возражал против того, чтобы его самого подвергали психоанализу, поскольку это может подорвать его авторитет. Юнг вспоминал, что этот отказ стал похоронным маршем по той власти, которой обладал над ним Фрейд. Самопровозглашенный апостол научной объективности ставил личный авторитет выше истины[116].

Что бы там ни произошло на самом деле, Юнга раздражал авторитет Фрейда, и он, несмотря на все свои заверения, не был склонен терпеть его и дальше. Еще в июле 1912 года мэтр писал Пфистеру о своей надежде, что Юнг способен не согласиться с ним, «не испытывая угрызений совести». Но этого Юнг как раз не мог. Гнев и даже ярость, пропитывающие его последние письма Фрейду, свидетельствуют о том, что совесть «наследника» была нечиста.