Война Мага. Том 2 - Ник Перумов

Анэто продолжал удерживать заклятье «в фокусе», несмотря на тающую надежду. Из-за предела мира приближалось создание, которое ордосский чародей для себя успел окрестить «Спасителем» – прежней бесплотной тенью, глашатаем Последних Дней, строки о которых отчего-то до рези чётко проявились в памяти. Но рука этого Создания, «Спасителя», или как-то ещё, вытягивалась всё дальше и дальше, пальцы касались серого кокона, где бился скованный магами отец-экзекутор.

Голоса мёртвых слились в единый хор, и Анэто впервые различил обращённые к нему слова Того, кто сейчас спускался, пронзая все девять небес Эвиала:

– Ей, гряду скоро!..

И эти простые слова потрясли мага до самых его основ. Едкий и не отличавшийся пиететом перед священными книгами чародей, привечавший в Ордосе ересиархов-правдолюбцев, поддерживавший самые смелые дискуссии среди наставников Святого факультета, почувствовал себя даже меньше, чем та песчинка, с которой началось его видение.

Атом, мельчайшая частица бытия. Способная чувствовать и воспринимать и оттого особенно остро сознающая свою обречённость и ничтожество. К Эвиалу протянулась рука истинного бога, «ибо настал день гнева Его, и кто может устоять?»…

Взор бесплотных глаз нашёл наконец атом с прозванием Анэто. Взглянул в его самую глубь, безжалостно расчленяя на «грешное» и «святое», отбрасывая в сторону плоть, «чей миг – ничто по сравнению с вечностью души».

Этого не вынес бы никто, и Анэто тоже. Тут не помогли бы ни двести, ни пятьсот, ни даже мириады магов, делившихся с ним силой. Что богу несколько десятков или сотен лишних атомов, оказавшихся на его пути?

Глаза чародея Анэто широко раскрылись и замерли, дыхание пресеклось.

В тот же миг серый кокон лопнул, рассыпаясь тысячами пепельных лоскутьев. Скорчившись, нагнув голову, на камнях стоял Этлау, живой, целый и невредимый. Отец-инквизитор встряхнулся, прочистил горло, одёрнул рясу…

И с удивлением воззрился на оцепеневшую Мегану, из глаз которой безостановочно струились слёзы, срывавшиеся со щёк и замерзающие крошечными ледяными шариками.

– В чём дело, дочь моя?.. Заклятье не сработало?.. А где же… О! – Преподобный заметил бездыханного Анэто. – О Спаситель! Молю тебя, спаси верного раба твоего! – Инквизитор упал на колени рядом с чародеем.

Мегана понимала – надо что-то сделать, хотя бы приподнять бессильно откинувшуюся голову любимого человека, – но не могла даже пошевелиться. Заклятье не сработало, оно ударило по самому Анэто, а инквизитор – вот он, паясничает, затевает изуверское шутовство, прикидываясь, будто не понимает, что с ним только что произошло.

– Да что же ты, дочь моя! – укоризненно взглянул на неё Этлау, на миг прерывая молитву. – Что стоишь? Я врачую душу, тебе же предоставляю тело! Не видишь – он в крови!

«Он что – ничего не подозревает?!» – Мегану приводил в ужас этот человек, вернее, как она только что уверилась, уже нечеловек.

К ним уже бежали чародеи, по счастью, успевшие понять, что, раз Этлау не бросается на хозяйку Волшебного Двора, следовательно, дело ещё как-то поправимо.

– Быстрее, быстрее, господа маги! – командовал Этлау, не поднимаясь с колен. – Милорду ректору нужна ваша помощь.

Слёзы из глаз Меганы катились по-прежнему, горло сдавило, ноги дрожали. Она и впрямь опустилась подле Анэто, но её тотчас оттёрли набежавшие мрачные и решительные чародеи Ордоса. Кто-то подхватил её под руки, зашептал на ухо что-то утешительное, осторожно, но настойчиво оттаскивая в сторону, и Мегана, раздавленная, уничтоженная, не видящая ничего, кроме окровавленной опушки на капюшоне Анэто, позволила себя увести.

И деликатно ведшие её под локотки маги Волшебного Двора слышали только её потрясённое бормотание: «Неужели он ничего не понял?!» – но сами, в свою очередь, не поняли, кого она имеет в виду.

* * *

Раненого Анэто унесли. Соратники бережно увели казавшуюся потерявшей рассудок Мегану. На чёрном камне остался один только преподобный отец Этлау. Он стоял на коленях и, не обращая внимания на поднявшийся к ночи ледяной северный ветер, истово молился.

О даровании победы над проклятым Разрушителем.

О преодолении пагубного разномыслия в стане тех, кто противостоит Тьме.

О явлении Спасителем своей милости ко всем, кто претерпит ущерб или увечье, защищая Эвиал от напасти с запада.

И никто никогда бы не сказал, что преподобный отец-экзекутор хоть что-то заподозрил.

Ночь накрыла всё непроницаемым саваном, пронзающий ветер стал непереносим, люди прятались кто куда, и один только Этлау продолжал молиться, словно над его плотью стали вдруг не властны ни мороз, ни ветер.

Он просил победы силам «добра и света». Молил «о погублении богомерзкого и богопротивного святотатца, Разрушителем кощунственно именуемого, что ересь есть и маловерие, ибо это Твой мир, Господь наш Спаситель, и Твоё одно лишь право мир этот разрушить или же спасти…».

Ночь длилась. Этлау молился – коленопреклонённая фигурка в сером на чёрном опалённом камне. Облака медленно расходились, колючие звёзды удивлённо воззрились на странного человека, слышавшего сейчас голоса и живых, и мёртвых, чувствовавшего мерный и тяжёлый шаг Того, Кому, как думалось, верно служит он, недостойный раб божий Этлау.

* * *

Анэто приходил в себя медленно и мучительно, сознание не хотело возвращаться от гибельно-притягивающей бездны, открывшейся ему в последние мгновения, пока не рухнуло его заклинание. Мага выворачивало наизнанку, тело отвергало и питьё и пищу, словно торопясь разорвать тягостные узы постылого земного бытия. Вокруг ложа столпились ордосские чародеи, лучшие целители, какими располагала Академия; однако нельзя сказать, что случившееся оказалось бы совсем уж неподвластно их силам. Такое случалось порой и раньше, когда маг, слишком увлёкшийся заклятьем, терял связь с «настоящим» миром.

Душа ректора нехотя возвращалась в почти уже покинутое тело. Ожило едва бившееся сердце, кровь бодрее заструилась по жилам; но прошли целые сутки, прежде чем Анэто смог, едва шевеля губами, прошептать:

– Ч… Т… О… С… Н… И… М?..

Он не спрашивал о Мегане.

– Жив, – наклонился к самому его уху Ксавьер, пожилой целитель, самый, пожалуй, опытный лекарь Академии. – Молился всю ночь. Ребята слушали. За дарование победы над ворогом.

– А… про… нас?..

– Ни слова, – мрачно откликнулся Ксавьер. – Я бы сказал, милорд ректор… что он на самом деле ничего не понял.

Анэто болезненно замычал, напрягаясь и сжимая кулаки. Брови сошлись, меж ними легла глубокая складка.

– Он… при… тво… ряется! Он… не человек, нет… он… он… – Не хватало воздуха, ногти судорожно впились в горло, словно норовя разорвать кожу, открыв дорогу живительному дыханию.

Маги засуетились, кто-то осторожно, но настойчиво отвёл скрюченные, закаменевшие пальцы Анэто от его собственного горла.

…Заклятья подействовали, пусть и не сразу. Удушье отпустило, бледный, покрытый потом Анэто вытянулся на подушках.

– Не волнуйтесь, милорд, умоляю, не волнуйтесь…

– Да-да, не переживайте, он ни о чём не догадался…

– Он, похоже, решил, что так и должно случаться при вхождении на тонкие пути…

– Глупцы, – простонал Анэто. Ярость придала силы, во всяком случае, слова он теперь мог выговаривать не по буквам. – «Преподобный» отводит вам всем глаза, он почему-то ждёт своих инквизиторов… наверняка вызвал ещё святых братьев…

– Милорд ректор, да как же, если б он хотел, то мог бы, получается…

– Если б хотел, он задавил бы нас всех, как котят! – рявкнул Анэто и вновь, задыхаясь, упал на постель. В глазах всё помутилось, дыхание вновь пресеклось, и сердце дало болезненный перебой. Собрал все силы, вцепился в отворот плаща Ксавьера и притянул ближе к лицу оцепеневшего лекаря. – Этлау… не человек. Кто – не знаю. Монстр. Или, быть может, сам Разрушитель Воплощённый. Его надо уничтожить любой ценой. Слышишь – любой! Даже если мы все тут поляжем!

– Само собой, конечно же, милорд ректор, лежите спокойно, умоляю вас… – с профессиональной ласковостью в голосе ответствовал целитель, вежливо, но настойчиво освобождаясь от судорожно впившихся пальцев.

Анэто задыхался, грудь бурно вздымалась, и – вот парадокс! – магу воздушной стихии сейчас остро не хватало именно воздуха. Напряжение быстро высасывало силы, забытьё накатывало мягкой необоримой волной, и вскоре веки чародея устало смежились.

Лекари дружно перевели дух.

Сон Анэто выдался тревожным. Он вновь и вновь видел облако духов, окутавшее Эвиал, слышал сотрясающие небосвод шаги приближающегося исполина и всякий раз холодел, покрываясь липким предсмертным потом, ибо ни противостоять, ни убежать от этого великана не было никакой возможности. Тонкие пути ведут в разные части Эвиала, но ни один – за его пределы.

К хозяйке Волшебного Двора тоже не сразу вернулись ясность мысли и понимание происходящего. С ней тоже бились лучшие лекари, иные куда старше её самой и знавшие Мегану с малолетства. Но она пострадала куда меньше Анэто, и вскоре перед чародеями предстала прежняя волшебница – резкая, собранная и жёсткая. Слёзы она загнала глубоко-глубоко внутрь, наложив сама на себя несложное заклятье; как только боль отката отступила, Мегана вихрем вылетела из шатра. Её охрана едва поспевала следом.