Мертвецы тоже люди - Елена Валерьевна Грозовская

этот отрок лепший из учеников.

– Буривой останется, половчанку убрать, до девок не допускать… Назначить пост на сорок дней… Теперь у тебя будет новый учитель, отрок, – кивнул друиду Бессмертный. – Ермий, займись отроком и ныне сделай ему две велесовы метки на деснице.

Друид выхватил кинжал и быстро подошёл ко мне:

– Протяни десницу, княжич.

Я послушно снял наручи, скинул рукавицу, закатал рукав власяницы и протянул Ермию правую руку. Тот ловко дважды полоснул кожу, оставляя ровные полоски.

Белый снег окрасился голубыми каплями крови, и возглас изумления невольно вырвался у всех присутствующих во дворе.

– Голубая кровь! Голубая кровь! – доносилось отовсюду.

Лишь лицо Бессмертного оставалось бесстрастным и спокойным.

– Найти сему отроку место во дворце. И выдайте мятель, чтоб не мёрз ночами без половчанки.

В толпе рассмеялись.

– Повезло змеёнышу, – процедил за спиной недавний обидчик.

На этот раз я обернулся. В двух шагах стоял, опираясь рукой на меч с золотой чеканкой, хорошо одетый боярин, молодой, наглый, красивый. Это был любимый стольник царский Собота, муж богатый и нарядный. И это он толкнул меня под локоть. Несколько раз я доставлял Соботе записки из дворца в имение. Дальше порога меня никогда не пускали.

– Что смотришь, пёс, бездарь? Кланяйся в пояс, смерд!

Я поклонился, подобрал с земли шапку.

– Не обижай безотечь [55], боярин Собота, – вмешался Ермий. – Бери борошень [56], княжич, и иди за мной.

– У меня нет брошени, только то, что на мне, – ответил я.

– И правда ты бездарь, – махнул рукой Ермий.

Когда проходили мимо царей, я поймал на себе пристальный взгляд Горына. Смотрел дракон с неподдельным интересом. Уже за спиной я услышал, как Горын негромко сказал Бессмертному:

– Ты растишь зверя, брат.

Поселили меня во дворце, в каморке рядом с баней. Под маленьким оконцем с дутыми, мутными стёклами стояли узкие полати с тюфяком, набитым соломой, на тюфяке – верблюжье одеяло, рядом – кованый сундучок с припасами. На сундуке – ушат с водой, ковш, гребень да рушник. Тесно, нище, но зато тепло и помыться в бане можно в любое время.

По приказу Бессмертного попутно обучали военной науке, счёту и грамоте. В монастырской читальне я проглатывал тома древних книг: Ключ Соломона, Астрономию Птоломея, Метафизику Аристотеля, историю войн Геродота и Цицерона, труды философов Диогена Лаэртского, Сократа, Платона, Геппаса…

Но, помимо этого, учитель Ермий, старый друид из вольков, давал мне такие знания, о которых не прочтёшь в книгах. Ермий велел всё запоминать по памяти, ничего не записывать и за ослушание наказывал нещадно. За то, что я однажды опоздал на урок, подверг меня оловянице [57].

Мог поднять среди ночи и погнать в поле в кромешную тьму искать котелок с тлеющими углями, а как найдёшь, нести голыми руками и не рассыпать ни уголька, не обжечься. А иначе оловяница.

Мог выпустить стрелу в лесу и повелевал искать и в город не пускал, пока стрела не была найдена.

И бесконечные, изнуряющие игры с мечом.

В совсем юном возрасте стал я волховать. Помню, вернулся с охоты на волков с Ермием из Чёрного леса.

– Отдай Индре-ключнице языки и волчьи лапы, – приказал Ермий.

Отдал.

Она мне одну лапу возвращает и калиту с серебром протягивает:

– Здесь три куны серебра. Возьми-ка на память оберег, отрок.

Я отодвинул серебро:

– Госпожа Индра, слыхал, что твоя сестра серебряных и золотых дел мастерица… пусть сделает мне из черепа кубок и печатку костяную.

– Зачем тебе кубок из человеческого черепа? Драконью кровь пить для бессмертия?

– Кубок и печатку костяную, – упрямо повторил я, – и чтобы печать была конём вздыбленным чёрным изображена.

Индра пожевала губами и положила крупную ладонь на калиту.

– Перстень с конём? Чертог Священного огненного коня, значит? Ты должен знать, Острый, что за присвоение чужого чертога руки рубят и головы.

– Это мой чертог, госпожа. – И я, распахнув ворот рубахи, обнажил плечо. – Вот доказательство – знак коня.

Индра-ключница приходилась Ермию свояченицей. В городе поговаривали, что она, как и Ермий, друидка, и оба – последние из великих бардов и волхвов.

Но я точно знал, что Ермий давно уже бардовством не занимается. Иногда только перебирает струны на гуслях и негромким, проникновенным голосом поёт по ведам и рунам старинные печальные сказы.

К слову сказать, как только садился Ермий с гуслями у окна, тотчас же во дворе собиралась толпа. Люди рассаживались на крыльце, скамьях, заборах, крышах и, замерев, ждали, когда волхв положит на струны большие белые руки и запоёт побасенку. Весёлых песен он не пел, всё больше о смерти. То девица жениха не дождалась и с обрыва в море-океян бросилась, то жених девицу не спас, оставив погибать на острове, то завистники и клеветники обоих погубили, то мачеха пасынков извела.

Индру молва наградила бессмертием и способностью творить необратимые привороты, белые и чёрные. Сам Бессмертный нередко советовался с Индрой, доверил управление продовольственными запасами в городе, ключи от складов, кладовых, городских ворот.

Под властью Индры состояли кравчие, степенные и путевые ключники, подключники, стряпчие, дьяки и прочие холопы и смерды. Она давала деньги в рост, покупала именем Бессмертного дома, земли, рабов, вершила суд.

Если бы у Бессмертного была жена, вряд ли он доверял ей больше, чем Индре.

Я тяжело вздохнул.

«Отдай Индре-ключнице…»

К такой на сивой кобыле не подъедешь, а Ермий – мол, Индра отблагодарит…

Откровенно говоря, страшнее бабы не видывал. Не старая вроде, не калека, не уродина, но и взглянуть боязно. До того злобно сверкают маленькие, поросячьи, чёрные глазки. Тело по-мужски мускулистое, ноги твёрдые. Лицо крупное, как у идола, конопатое, нос крючком, скошенный властный подбородок подковой выпирает вперёд. Огромная бородавка величиной со сливу висит на тонкой ниточке на нижней губе. Индра берёт её в рот, чтобы не болталась, но бородавка постоянно норовит вывалиться, когда ключница говорит.

Всякий раз я глаз не мог отвести от бородавки, и помимо воли внизу живота разгорался огонь, когда Индра, причмокивая, брала этот уродливый кусок плоти в рот…

Индра сжала губы. Я мысленно застонал, в чреслах занялся огонь: висячая бородавка ключницы притягивала взгляд, будто мёдом намазанная. Индра же, чёртова баба, чутьём женским чувствовала, что меня задевает, выпустила бородавку изо рта и усмехнулась:

– Трёх кун даже на печатку не хватит, не то что на кубок. Что ещё предложишь?

– Я могу убрать это! – выпалил я и показал на бородавку.

Бородавка качалась и крутилась под губой, как веретено. Я отвернулся – так недолго и глаза сломать.

– Куда тебе, щенок! Сам Ермий – великий врачеватель – не смог избавить меня от этой напасти! Что я только